возможное.
Небесный поймал себя на мысли, что сейчас капитан выглядит непривычно спокойным. Глаза были закрыты – один из медиков опустил Старику веки, отдавая дань уважения. Можно подумать, что капитану действительно снится детство, как говорил Клоун. И не важно, что это детство прошло на борту корабля, точно такое же пустое и клаустрофобическое, как детство Небесного.
Стук не прекращался.
– Пожалуй, ребят стоит впустить, – сказал Хаусманн.
– Не говорите им, – с мольбой повторил Вальдивия, и Небесный похлопал его по плечу:
– Не беспокойтесь.
Собравшись с духом, Хаусманн положил ладонь на дверной пульт. Возле шлюза столпилось не меньше двадцати человек. Каждый стремился первым попасть в кабину. Каждому хотелось взглянуть на мертвого капитана и продемонстрировать озабоченность, за которой скрывалась тайная надежда, что на этот раз тревога не окажется ложной. В последние годы Бальказар обзавелся неприятной привычкой время от времени «умирать».
– Ради всего святого, скажите, что случилось? – произнесла женщина из службы проектирования двигателей.
Кто-то из техников открыл рот, но Небесный опередил.
– Сломалась система жизнеобеспечения, – пояснил он.
– Что?
– Что слышали. Я постоянно наблюдал за капитаном. С ним все было в порядке, и вдруг сработала сигнализация. Я расстегнул мундир и считал диагностику. Согласно прибору, это коронаротромбоз.
– Нет… – пробормотал один из медиков, но с тем же успехом он мог обращаться к пустой комнате.
– Однако вам кажется, что это не так? – спросила женщина.
– Я почти уверен. Он постоянно говорил со мной, рассуждал вполне разумно. Ни малейших признаков дискомфорта, только раздраженность. Затем штуковина объявила, что собирается применить дефибрилляцию. Разумеется, в эту минуту он разволновался.
– И что было дальше?
– Я попытался снять с него медицинский жилет или хотя бы отсоединить провода, но увидел, что до дефибрилляции осталась пара секунд. Пришлось отойти, иначе бы меня убило.
– Он лжет! – воскликнул медик.
– Не обращайте внимания, – мягко произнес Небесный. – На его месте вы вели бы себя точно так же. Я не хочу сказать, что это было сделано умышленно…
Он умело выдержал паузу, предоставив каждому закончить фразу самостоятельно.
– Я не хочу сказать, что это было сделано умышленно. Просто трагическая оплошность, которая вполне объяснима. Взгляните на них. Эти люди давно пребывают в состоянии нервного истощения. Неудивительно, что они начали ошибаться. Нельзя судить их слишком строго.
Теперь экипажу запомнятся не попытки Небесного избежать обвинения, а его великодушие и сострадание к неудачникам. Люди отметят это и воздадут ему должное, одновременно соглашаясь с тем, что отчасти в смерти капитана виноваты сомнамбулы в белых халатах. И она уже не покажется команде бедой, подумал Небесный. Всеми уважаемый Старик скончался в результате трагического стечения обстоятельств. Последуют взаимные обвинения, но это вполне объяснимо и закономерно.
Он хорошо защитил тылы.
Вскрытие покажет, что капитан действительно умер от сердечного приступа. Ни вскрытие, ни анализ памяти системы жизнеобеспечения не помогут установить подлинный момент его смерти.
– Молодец, – похвалил его Клоун.
Он действительно молодец. Но Клоун тоже заслуживает похвалы. Именно он приказал Небесному расстегнуть мундир спящего Бальказара. Именно он объяснил, как использовать скрытые функции медицинского жилета, чтобы вызвать у Старика аритмию, хотя тот чувствовал себя не хуже, чем обычно. Клоун молодец. Правда, подсознательно Небесный понимал, что его наставник всегда знает ровно столько, сколько он сам. Однако Клоун умел вылущивать из его памяти нужные сведения – очень и очень полезная способность.
– Думаю, мы отлично сработаемся, – пробормотал Небесный.
Он смотрел, как тела медиков, кувыркаясь, исчезают в темноте.
Для Вальдивии и Ренго назначили казнь, которую проще всего осуществить на борту звездолета: смерть от удушья в воздушном шлюзе с последующим выбросом в вакуум.
Расследование гибели Старика Бальказара заняло почти два года по бортовому времени. Сначала бесконечное рассмотрение апелляций, затем противоречия, обнаруженные в отчете Небесного… Но апелляции были отклонены, а Небесный сумел представить объяснения, которые удовлетворили почти всех. Сейчас свита старших офицеров толпилась у соседних иллюминаторов, напряженно всматриваясь в темноту. Они уже слышали, как умирающие медики стучали в дверь шлюза, когда из него уходил воздух.
Да, наказание было суровым – с учетом того, что расследование затянулось сверх всякой меры. Но на преступления такого рода нельзя смотреть сквозь пальцы. Вряд ли имеет значение, что эти люди не собирались убивать Бальказара. Они просто проявили небрежность… хотя отсутствие намерений само по себе наводит на подозрение. Небрежность на борту корабля – почти такое же преступление, как и открытый мятеж. И не сделать этих людей примером – значит проявить такую же небрежность.
– Ты убил их, – проговорила Констанца достаточно тихо, чтобы ее не услышал никто, кроме Небесного. – Может быть, других ты одурачил, но не меня. Я слишком хорошо знаю тебя, Небесный.
– Ты меня совсем не знаешь, – процедил он сквозь зубы.
– Ошибаешься, я знаю тебя с самого детства. – Она демонстративно улыбнулась, словно произнесла какую-то шутку. – Тебя всегда больше привлекали странные твари вроде Слика, чем нормальные люди. Или чудовища вроде того диверсанта. Ведь ты оставил его в живых?
– Кого я оставил в живых? – Лицо у Небесного было таким же непроницаемым, как у Констанцы.
– Диверсанта. – Она глядела на него сквозь недоверчивый прищур. – Подозреваю, ты давно это задумал. И вообще, где он? На «Сантьяго» есть сотни мест, где можно спрятать человека. Когда-нибудь я его найду, не сомневайся, и положу конец твоим садистским экспериментам. Точно так же я со временем докажу, что ты подставил Вальдивию и Ренго. И ты будешь наказан.
Небесный улыбнулся, вспомнив о камере пыток, в которой держал Слика и химерика. В последнее время дельфин заметно деградировал, из разумного существа он превратился в машину, не способную ни на что, кроме ненависти и причинения боли. Путем нехитрых манипуляций Небесный заставил Слика видеть в диверсанте главного виновника своих злоключений. Дельфин взял на себя роль дьявола и вступил сражение с Богом, каковым в глазах химерика стал Небесный. Это было очень удобно – создать для него воплощение всего жуткого и ненавистного в противовес объекту обожествления. Медленно, но верно химерик приближался к идеалу, задуманному Небесным. К тому времени, когда химерик понадобится – а в ближайшие годы этого не случится, – процесс будет завершен.
– Не понимаю,
