Рейтинговые книги
Читем онлайн Петербургские трущобы - Всеволод Владимирович Крестовский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 306 307 308 309 310 311 312 313 314 ... 457
что если так кроваво был оскорблен его отец, заклинавший его об отмщении, то вправе ли был сын отвергнуть его последний завет, его предсмертную просьбу?

Морденко между тем в ожидании ответа с тревожной тоской заметался на кресле. В уме его родилась ужасная мысль: что, если сын не даст ему требуемого обещанья?! В эту минуту он готов был снова возненавидеть его всеми силами своей души — возненавидеть это «барское отродье».

— Иван… Не томи меня!.. Отвечай скорее: да или нет? — строго и тоскливо продолжал он, не отымая выжидательно протянутой руки: — Ох, да дай же ты мне хоть умереть спокойно!

Вересов решительно поднял голову, твердо промолвил «да!» и крепко пожал отцовскую руку.

— Поклянися мне, — быстро заговорил старик. — Образ сними со стены!.. Или нет!.. Постой… вот крест мой — поцелуй его, тогда поверю… тогда успокоюсь я.

И он трепетной рукой вынул из-за пазухи нательный крестик и в самом томительном ожидании, трижды перекрестясь, поднес его к губам Вересова.

Этот наклонился и благоговейно поцеловал отцовскую святыню.

Морденко крепко прижал к груди своего сына, на лоб которого горячо капнули две его крупные слезы, и, долгим поцелуем прильнув к этому лбу, проговорил наконец с радостным и облегченным вздохом:

— Спасибо, Ваня!.. милый!.. Теперь я умру спокойно… Господи, благослови тебя!

XXX

СМЕРТЬ МОРДЕНКИ

В тот же день вечером пришли: следственный пристав, священник и майор Спица — Петр Кузьмич, тот самый, который брал к себе на воспитание сбродных детей, отдавая их напрокат нищей братии и у которого, между прочим, во время оно воспитывался и Иван Вересов. За священником, который был духовником Морденки, и за Спицей, которого Морденко считал единственным своим добрым знакомым, посылал он сегодня свою Христину. При этих свидетелях было составлено, подписано и скреплено свидетельским рукоприкладством духовное завещание Морденки.

Вересову все это казалось какою-то болезненной грезой, бредом или сонным кошмаром. Какие быстрые, какие резкие переходы! То он — нелюбимый, отверженный сын, обвиняемый в преступлении тюремный арестант, бездомник голодный, вор от голоду; то вдруг льется на него щедрый поток отцовской ласки, той ласки, которой столь долго алкала его сиротствовавшая душа, но о которой он и мечтать-то не осмеливался, а теперь она есть и вся безраздельно принадлежит ему. Вчера еще нищий, вчера еще и голод и холод, сегодня в тепле и в холе и накануне получения огромного богатства. Вчера — эта страшная ночь в пустой барке, рядом со щенною сукой, и эта ужасная ночь в Малиннике; сегодня странная клятва, вынужденная умирающим отцом. Отвержение и ласка, ненависть и любовь, бесприютное нищенство и огромное богатство — и все это так странно, так быстро и неожиданно смененное одно другим, смененное в ту самую минуту, когда он как благодатного и единственного спасения искал для себя тюрьмы, — все это могло показаться ему каким-то невероятным фантастическим сном. Но не было в душе его места скрытной радости, затаенному ликованию; Вересов, напротив того, был только грустно-спокоен.

«Богатство, — думал он, — богатство… На что мне оно?.. Что же я стану делать с ним — один-одинехонек на свете… Один, совсем один!.. Отец умирает… Мать — где она, эта мать? Кто она? Никогда ни единого слова про нее не сказано!.. ни брата, ни сестры, ни близкого родного человека, кроме отца, да и тот умирает!.. И тот на минуту лишь был мне отцом… любить некого!.. Кого мне любить!..»

Но в душе его смутно мелькнул при этом чистый образ девушки, которая молилась и плакала… так горько и горячо молилась и плакала в большом и сумрачном храме, опустив на колени свои бледные, тонкие руки; образ девушки, с отвращением, но так великодушно давшей свой чистый, святой поцелуй этому грязному и пьяному вору — среди безобразной малинникской оргии.

И сердце молодого человека тихо заныло и сжалось кручинным, но сладостным трепетом.

«Кто она и где-то она теперь? — думалось Вересову, меж тем как в воображении смутно проносился этот образ. — Неужели же так мы и затерялись друг для друга навеки? Неужели нам не суждено еще встретиться?.. Бедная! Что-то с нею делается?.. Сама, сама гибнет, а меня два раза спасла… два раза… Не будь ее, не было бы и меня теперь, или, может быть, был бы вор, убийца, преступник… Нет, я не дам ей погибнуть — я отыщу, я найду ее!.. Теперь за мной очередь спасти ее… А как знать: может быть, и для меня еще будет когда-нибудь тихое, хорошее счастье».

Все эти контрасты и думы вставали в голове молодого человека, когда он печально и чутко проводил бессонную ночь над изголовьем старика Морденки.

А старику Морденке стало очень и очень уж плохо. Этот железный и энергический характер выдержал себя до конца. Как ни донимали его слабость и болезнь, однако он все ж таки собирал всю волю, все усилия, чтобы бодриться и перемогать себя до той минуты, в которую покончил все свои расчеты и распоряжения. Теперь уже он знал, что сын при нем, что последние мгновения его жизни не будут черство и холодно одиноки, что закроет ему глаза все ж таки родная рука; теперь он знал, что самая заветная мысль и желание его обеспечены: с сына взята клятва, завещание написано и оформлено, духовник исповедал и причастил его, былые прегрешения искуплены этой последней исповедью и теми вкладами на монастыри и даяниями на сирых и вдовиц, ради вечного поминовения души раба Божия Иосифа. Исполнено все, что повелевали исполнить совесть и неугомонная ненависть — стало быть, можно умереть спокойно.

Он крепился до той самой минуты, пока сознание не сказало ему: «Ну, теперь уже все сделано!» И вместе с этим сознанием перемогавший себя организм ослабел уже окончательно. И тем сильней, тем прогрессивнее шло теперь это общее расслабление и хворость, чем напряженнее и энергичнее были все предшествовавшие раздражения.

У старика открылась сильнейшая, беспощадная нервная горячка.

Он впал в беспамятство и пластом лежал на своей постели, а воспаленную голову его безобразно и беспорядочно посещали разные видения, сменяясь одни другими, и больной широко раскрывал свои безжизненные глаза и бредил.

Вересов послал за доктором. Доктор явился, осмотрел больного и только пожал плечами, выражая этим полную бесполезность какой бы то ни было помощи. Медицине тут уже ничего не оставалось делать: нервная горячка в изнуренном, дряхлом организме быстро развилась до крайних своих пределов. Это была жертва, уже обреченная верной могиле.

Морденко лежал тихо, с трудом дыша

1 ... 306 307 308 309 310 311 312 313 314 ... 457
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Петербургские трущобы - Всеволод Владимирович Крестовский бесплатно.
Похожие на Петербургские трущобы - Всеволод Владимирович Крестовский книги

Оставить комментарий