Она шла через грязь и навоз, окровавленная, замёрзшая, хромающая. Вокруг гудели голоса.
– У моей жены сиськи получше будут! – выкрикнул какой-то мужик.
Возница, которому приказали убрать с дороги фургон, осыпал проклятиями Нищих Братьев.
– Позор, позор, позор грешнице, – бубнили септы.
– Смотрите сюда! – закричала из окна борделя шлюха, задирая юбки для мужчин на улице. – Здесь побывало в два раза меньше хренов, чем у неё!
И всё звонили, звонили колокола.
– Это не королева, – сказал какой-то мальчишка. – Это какая-то старая кошёлка, как моя мать.
«Вот моя расплата, – подумала Серсея. – Я тяжко согрешила – и это моё искупление. Скоро всё закончится, останется позади, и можно будет об этом забыть».
Ей начали мерещиться знакомые лица. Лысый мужчина с пышными бакенбардами неодобрительно глядел вниз из окна, хмурясь в точности, как её отец, и на мгновение так сильно напомнил ей лорда Тайвина, что она споткнулась. Возле фонтана сидела промокшая от брызг девушка и обвиняюще смотрела на Серсею глазами Мелары Хезерспун. Она видела Неда Старка вместе с маленькой Сансой с её рыжевато-каштановыми волосами и лохматую серую собаку, наверное, её волка. Каждый пробирающийся через толпу ребёнок превращался в братца Тириона, насмехающегося над ней в точности так, как он смеялся, когда умер Джоффри. А вот и сам Джофф, её сын, её первенец, её прекрасный мальчик с золотыми кудрями и милой улыбкой. Какие у него красивые губы, какой он…
Тут она упала во второй раз.
Когда ей помогли подняться на ноги, Серсея дрожала, как лист на ветру.
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Матерь, будь милосердна. Я же покаялась.
– Да, покаялись, – согласилась септа Моэлла. – А это – ваше искупление.
– Осталось немного, – сказала септа Юнелла. – Видите? – она показала рукой. – Всего-то подняться на холм.
«Подняться на холм. Всего-то». Это действительно было так. Они стояли у подножия Великого холма Эйегона, и прямо над ними возвышался замок.
– Шлюха! – заорал кто-то.
– Братова подстилка! – присоединился ещё один голос. – Дрянь!
– Не хотите отсосать, ваше величество? – Мужик в мясницком фартуке, ухмыляясь, вытащил из штанов член.
Ничего, она почти что дома.
Начался подъём.
Именно здесь насмешки и оскорбления стали самыми жестокими. Путь процессии не проходил через Блошиный Конец, поэтому его обитатели, чтобы насладиться зрелищем, устроились внизу на склонах Великого холма Эйегона. Лица, злобно взирающие на королеву из-за щитов и копий Нищих Братьев, казались безобразными, чудовищными, жуткими. Под ногами повсюду сновали свиньи и голые дети. В толпе, как тараканы, кишели нищие калеки и карманники. Серсея видела человека с острозаточенными зубами, старух с зобами размером с голову, шлюху, вокруг плеч и груди которой обвилась огромная полосатая змея, мужчину с открытыми язвами на щеках и на лбу, из которых сочился серый гной. Все эти люди ухмылялись, облизывались и улюлюкали, пока она, тяжело дыша на подъёме, ковыляла мимо. Некоторые выкрикивали ей непристойные предложения, другие оскорбляли.
«Слова – это ветер, – думала Серсея. – Слова не могут меня ранить. Я – прекрасна, я самая прекрасная женщина во всём Вестеросе. Так говорит Джейме, а он никогда бы мне не солгал. Даже Роберт, тот самый Роберт, который никогда меня не любил, даже он видел, что я красавица, и хотел меня».
Но чувствовала себя Серсея совсем иначе: старой, потасканной, грязной и безобразной. На животе остались растяжки от вынашивания детей, грудь была уже не такая упругая, как в молодости. Сейчас её не поддерживало платье, и она обвисла. «Не надо было делать этого. Я была их королевой, но теперь они все увидели. Все, все увидели… Я не должна была этого допускать». В платье и короне она была королевой. Голая, окровавленная, хромающая, она была всего лишь женщиной, не так уж сильно отличающейся от их жён, больше похожая на их матерей, чем на хорошеньких молоденьких дочек-девственниц. «Что я натворила?!»
Глаза защипало и заволокло пеленой. Нельзя плакать. Не надо. Только не перед этими червями. Серсея вытерла глаза тыльной стороной ладони. От сильного порыва холодного ветра она задрожала, как осиновый лист.
Вдруг посреди толпы она увидела ту старую ведьму с обвисшими сиськами и покрытой бородавками зеленоватой кожей. Как и все остальные, та пялилась на Серсею, и её жёлтые гноящиеся глазки светились злобой.
– Быть тебе королевой, – прошипела она, – пока не придёт другая, моложе и красивее. Она свергнет тебя и отнимет всё, что тебе дорого.
И тут слёзы хлынули неудержимым потоком. Они жгли щёки, как кислота. Серсея вскрикнула, одной рукой прикрыла грудь, а другой промежность, и бросилась бежать. Она неловко карабкалась вверх по склону, проталкиваясь вперёд мимо ряда Нищих Братьев, пригнувшись к земле и расставив ноги. Через какое-то время она споткнулась и упала, поднялась и через десяток ярдов упала вновь. После этого она помнила только, что ползла, карабкалась вверх на карачках, будто собака, а жители Королевской Гавани расступались перед ней, хохотали, свистели и хлопали в ладоши.
Потом толпа вдруг поредела и исчезла. Перед ней возникли ворота замка и линия копейщиков в алых плащах и позолоченных полушлемах. Послышался знакомый резкий голос дяди, сердито отдающего распоряжения. По бокам мелькнули белоснежные плащи и молочного цвета доспехи – сир Борос Блаунт и сир Меррин Трант кинулись к ней.
– Мой сын! – закричала она. – Где он? Где Томмен?!
– Не здесь. Ни один сын не должен видеть позора своей матери, – резко ответил сир Киван. – Прикройте её.
Джослин склонилась к королеве и накинула ей на плечи чистое мягкое покрывало из зелёной шерсти, чтобы скрыть её наготу. Вдруг их накрыла большая, заслонившая солнце тень. Серсея почувствовала, как сзади её коснулась холодная сталь, и огромные руки в латных перчатках подняли её в воздух как пушинку, как она когда-то поднимала маленького Джоффри. У неё закружилась голова. «Великан, – подумала она, пока тот, широко шагая, нёс её к караульной. Говорят, в богом забытой глуши за Стеной ещё водятся великаны. – Но это же просто сказки. Может, это сон?»
Но нет. Её спаситель был настоящим. Восьми, если не выше, футов роста, с толстыми, как стволы деревьев, ногами, с грудной клеткой, которой позавидовала бы тягловая лошадь, и плечами, которые сделали бы честь и быку. На нём красовалась позолоченная кольчуга и покрытые белой эмалью доспехи, сверкающие как девичьи грёзы. Лицо скрывал большой шлем. С его гребня ниспадало семь шёлковых плюмажей, окрашенных в радужные цвета Веры. Пара золотых семиконечных звёзд скрепляла развевающийся на ветру плащ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
