— Ну, до свиданья, что ли? — сказал мужчина. — Ты в нашем городе жить будешь, да?
Конечно, буду! Только не сейчас, а через десять лет. А где он будет через десять лет, этот мужчина? Я вдруг испугался, а потом мне смеяться захотелось. Где ж ему быть, если он сейчас в этом городе живет! Значит, через десять лет этот мужчина, с сумкой через плечо сегодня, то есть 30 июня 1980 года, тоже сядет в аэробус из Центра в Парк?.. А кто же тогда будет с ним рядом?
Этого я никак не мог сообразить. Мне почему-то казалось, что я и должен сидеть. Только какой я — двенадцатилетний или взрослый?
Пока я это в уме решал, люди разошлись, аэробус улетел, и я остался один перед изгородью парка. Я подошел к входу и застыл. Ворота были закрыты. Я бросился к прутьям и стал дергать. Мне же нужно туда, там моя машина!
Парк был закрыт — может, на перерыв, а может, и насовсем. Почем я знаю, какие у них порядки!
Я бросился вдоль изгороди — может, удастся где-нибудь перелезть. Нигде ни один прут не поломан, даже не отогнут. Я прикинул на глаз высоту. Высоко, но попробовать можно. И тут мне сзади кто-то положил руку на плечо.
РАССКАЗЫВАЕТ НИКОЛАЙ ПАРФЕНОВ
Я вылез из машины, чтобы размять ноги. В который я уже раз эту поляну сегодня наблюдал — прямо со счету сбился. Все в голове перепуталось: то деревья подрастут, то опять поменьше сделаются, то какое-то, глядишь, срубили, а на его песте молодые два деревца появились, а когда что произошло, запомнить невозможно.
Выбрался я на соседнюю полянку, вижу — камень там лежит плоский такой, как лепешка. Сел я на этот камень и устроил перекур. Согласно медицине куренье для здоровья вредно, особенно в комсомольском возрасте, но по моим личным наблюдениям оно для умственной работы незаменимый стимулятор.
Тишина на поляночке, птички чирикают, река невдалеке шумит. Ну и весело начался мой отпуск, почище всякой Армении!
Поначалу-то очень интересно было. Колькин отец меня проинструктировал, где у хронолета активизатор поля, как рычагом маневрировать. В общем, освоил я эту технику в самые сжатые сроки — за пять минут ноль-ноль секунд. Ну и что? В армии машины посложнее были, и то ничего, справлялся. Потом он мне Кольку своего обрисовал и в дополнение к словесному портрету дал фотографию. Парень как парень, я сам в детстве примерно такой был: чуб белесый, нос курносый, брови еле просматриваются. Любительский снимок, конечно, да еще прошлогодний, но если к этому мои профессиональные навыки приплюсовать, то обознаться невозможно. Рассказал он мне кое-что из Колькиной биографии, да еще Валька сообщил ряд засекреченных сведений — как они с Колькой учительницу Клавдию Ивановну обманули и как Колька в лагере стекло разбил. А толстый этот, их начальник, Виктор Сергеевич мне и говорит:
— Я думаю, к милиции вам обращаться незачем будет. Вы в первую очередь у нас же все и спросите: мы-то уж будем знать!
Тут Колькин отец ему сказал что-то насчет нового проекта. Виктор Сергеевич сморщился и пробормотал, что, мол, бабушка надвое сказала, а Колькин отец возразил, что тогда и поиски были бы не нужны. Я не совсем понял, почему поиски могли бы быть не нужны, но спросить не решился.
В общем, взял я старт в неведомое грядущее в одиннадцать ноль-ноль первого своего отпускного дня. Нажал рычаг, заволокло меня серым туманом, засвистело что-то, потом туман рассеялся — готово, прибыли на место назначения.
Я сначала даже вылезть из кабины не мог, так удивился. Хронолет стоял не на бетонной площадке, а на траве, и института никакого рядом не было! Кого же я спрашивать буду? Обогнул деревья вдоль берега, вышел на соседнюю полянку — ни площадки, ни хронолета, ни Кольки. Ничего. И забора нет. И вообще, вместо институтской территории парк, хороший такой парк, благоустроенный, кругом клумбы, аллеи, скамейки, вдалеке пруд блестит и колесо с кабинками вертится — словом, все как положено.
«Ну и влип же ты, — думаю, — Парфенов Николай! Где ты теперь Кольку Корнилова искать будешь?»
Но тут же я себя подверг принципиальной критике. «Рассуждать надо, Парфенов Николай, — сказал я недотепе Кольке Парфенову. — Если, института нет — значит, его куда-нибудь перевели, а вместо него парк разбили. Такая идея была, даже в нашей местной прессе об этом писалось, видно, об этом-то проекте Колькин отец и толковал. Это раз. А второе: если нет Колькиного хронолета, так и его самого здесь нет. Отсюда вывод — двигаем дальше, так сказать, в дебри времен».
Через час примерно я столкнулся с таким фактом, что двигать дальше некуда. Всю шкалу хронолета я уже перебрал, во всех тридцатых июня, какие за эти десять лет были, побывал, с полянки на полянку десять раз перебегал, даже в памяти путаться стало: а здесь-то я был? Примет ведь особенных, кроме деревьев да кустов, в ближайшем окружении не просматривалось, парк вообще вроде бы не очень менялся, а как раз это место, видно, совсем в дикости оставили, а людей тут я ни разу не встретил.
Перебрал я таким примитивным способом все возможные тридцатые июня, куда Колька мог залететь, и понял, что с ходу форсировать реку времени мне не удалось, придется поискать броду. Надо по парку погулять, разобраться в обстановке, людей поспрашивать.
Кого я ни спрашивал в этом парке, никто не видел мальчика, который хотя бы отдаленно походил на Кольку. А выйти из парка я не решился. Кто его знает, затеешь какую-нибудь историю, которая на данный исторический период не предусмотрена, и все будущее полетит вверх тормашками.
Еще часа два я таким образом метался из одного года в другой и каждый раз по парку бегал. Удивительное все же дело! Сядешь в хронолет — мигом перенесешься через 365 дней, выйдешь в парк — на скамейке старушечка сидит. Еще прыжок на год — эта скамейка пустая, зато на другой девчонка книжку читает. Прыгнешь на год обратно — опять та же старушечка сидит, а девчонки и в помине нет. Даже как-то не верится, что между ними целый год пролегает, а не пять минут. Вроде бы закрываю я глаза, потом открываю, а нахожусь все время в этом самом парке, только люди меняются — то один, то другой. Люди эти, по-моему, даже стали ко мне привыкать, ведь я же перед ними регулярно появлялся, с интервалом максимум в полчаса. Они-то ничего особенного не видят — ну, бегает по парку парень и всех спрашивает: «Мальчика не видали? Мальчика не встречали?» А вот если взять в разрезе за десять лет, так интересная получается картина: каждый год, тридцатого июня, появляется в парке из кустов некий гражданин и проносится по аллеям, чтобы тут же скрыться в неизвестном направлении.
Один парнишка меня все же взял на заметку. Не то я от всей этой сумятицы ошалел и вовсе перестал понимать, где нахожусь в данный момент, не то он целый год безвыходно в парке просидел, только у меня с ним накладка вышла. Он бегал за мной и все уверял, что меня в прошлом году видел и что я тогда тоже мальчика искал. Наконец я ему твердо пообещал, что если он сию минуту от меня не отстанет, так он еще и в будущем году рискует со мной встретиться... Тут он остановился — наверное, решил посоображать, стоит ли ему снова со мной встречаться или не стоит, — а я тем временем нырнул в кусты.
Ну, не завидую я будущей милиции, когда хронолеты эти станут обычным делом и детишки начнут шастать кто куда! Кто в эпоху Великого Кольца, которую писатель Ефремов весьма убедительно изобразил, кто в Завтра удерет, чтобы новый фильм поскорей увидеть, а кто, например, к древним римлянам подастся — Спартаку помогать! И придется нашей славной милиции тогда на древние языки приналечь, тут десятилетним образованием да поддержкой широких масс не обойдешься. Тем более, что широкие массы при древних римлянах были угнетенные и в основном неграмотные, а с угнетателями разве сговоришься?
Все это я самому себе внушал во время перекура для поднятия настроения, но дела от этого не двигались. А может, все-таки Колька в город отправился? Ведь он же не знает, что на хронолет сел, представления не имеет, куда это его занесло. Вообще-то он, по-моему, первым делом должен был бы в парке людей расспрашивать. Но тогда его хоть кто-нибудь да заметил бы... А машина? Куда он машину девал? Спрятал, что ли? Или его сразу обнаружили и вместе с машиной забрали для выяснения личности? Тоже вполне возможный вариант. На всякий случай надо кусты около полянки обшарить — нет ли там машины.
Вернулся я к кустам, начал шарить. Не нашел ничего. Конечно, шансов маловато, но все же... Может, и мне в город пойти? Может, Колька там где-нибудь бродит, совсем растерялся и не знает, как быть? Или того хуже — выяснит он, где находится, и ум у него за разум зайдет, вполне свободно! Я и то стараюсь во все эти тонкости особо не вникать — как это я в будущем нахожусь и что же произойдет, если я, к примеру, сам с собой встречусь? Или, скажем, возьму и останусь здесь — что же, нас тут двое Парфеновых будет?
Что же все-таки делать? Я решил еще раз по парку пройтись. Чутье мне подсказывало, что Колька именно в этот год попал. Не так чутье, впрочем, как разговор с одной девчонкой. Она у самого входа в парк сидела на скамейке и книжку читала — и так я умозаключил из этого разговора, что она Кольку моего видела. Походил я по парку, вернулся к выходу, хотел эту девчонку поподробнее расспросить, да, видно, опоздал — нет уже никого на скамейке. И вообще, гляжу, как-то пусто в парке стало. Только я обратно повернул, за моей спиной раздался свисток милицейский. Вот те, думаю, влип!
