разобьемся ли мы или нет, и все же уверенность в его голосе заставляет меня думать, что он может в одиночку удержать этот самолет в небе. Мужчина большими пальцами успокаивающе поглаживает мои колени. Я жалею, что надела брюки, а не юбку, чтобы чувствовать его прикосновения к своей коже.
Его глаза — это якорь, они удерживают мои, удерживают меня.
— Дыши, Лиллиан.
Я прерывисто втягиваю воздух.
— Вот так. — Тон его голоса низкий, успокаивающий, как шепот любовника.
Он так близко. Его большое, мощное тело излучает тепло, которое соответствует его глазам. Поглаживание его больших пальцев привлекает мое внимание, когда я представляю, как они скользят выше по моим бедрам. Если мы разобьемся в этот момент, замечу ли я вообще?
— Лучше?
Когда я не сразу отвечаю, Хадсон убирает руки.
— Нет!
Он поднимает брови, и крошечная ухмылка кривит его губы.
— Не останавливайся.
Хадсон снова кладет руки мне на колени. На этот раз они немного выше, а его тело еще ближе.
— Лиллиан, — мурлычет он. — Используешь страх перед полетом, чтобы заполучить мои руки?
Жар поднимается от моей шеи к щекам.
Хадсон продолжает кружить большими пальцами с идеальным давлением, и мне интересно, не воображает ли он эти пальцы на разных частях моего тела. Под лифчиком, между ног… Смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на Хадсона Норта без того, чтобы в моей голове не прокручивались порнографические образы нас вместе?
Я теряю одну из его рук, когда мужчина тянется за бутылкой воды рядом со мной. Затем протягивает ее мне.
— Вот. Это поможет.
Он знает, что я в огне. Я бы смутилась своей очевидности, если бы не была так сосредоточена на попытке снизить температуру тела. Что такое в этом мужчине? Я выпиваю половину бутылки, пока он откидывается на спинку сиденья. Без его прикосновений туман в моей голове немного рассеивается.
Ставлю бутылку на место.
— Спасибо. Этот взлет показался мне немного легче, чем первый.
— Рад помочь. — Боже, почему он смотрит на меня так, словно я голая? И почему вообще отказался смотреть на меня сегодня утром? Боялся того, что я увижу? — Нам нужно поговорить о прошлой ночи.
Тянусь за своей бутылкой с водой и выпиваю остаток. Вытираю рот тыльной стороной ладони.
— Хорошо.
— Я не должен был тебя целовать, — говорит он.
— На самом деле это я тебя поцеловала. — Но я не буду извиняться за это. Хоть и была наивна, пологая, что могу целоваться с Хадсоном без эмоциональных связей. Мне больно от того, что он хочет, чтобы эта связь никогда не случалась. Никто не хочет быть чьим-то сожалением.
— Я горжусь своим профессионализмом. — Он хмурится и, кажется, обдумывает свои следующие слова. — Правда в том, что я не перехожу профессиональных границ с сотрудниками, потому что… — Он облизывает губы. Его взгляд становится жестким. Решительным. — Я отказываюсь быть похожим на Августа.
У Августа Норта давняя репутация человека, который спит со своими помощницами и секретаршами. Я даже слышала, что мать Хадсона и Хейса начинала как одна из сотрудниц Августа. И даже сейчас его секретарь обслуживает больше, чем его календарь, по крайней мере, так гласят слухи.
— Использовать служебное положение, чтобы оказать на тебя давле…
— Разве я вела себя так, будто чувствовала давление? Когда мы целовались, у тебя возникло ощущение, что я делаю что-то, в чем не была полностью уверена? Чувствовал ли ты хоть секундное сопротивления с моей стороны?
Он качает головой.
— Нет.
— Я делала то, что хотела, и ты тоже. Так что можем мы, пожалуйста, пропустить речь о харассменте и сразу перейти к той части, где мы говорим о том, что будет дальше?
Его брови приподнимаются в выражении, похожем на приятное удивление.
— Хорошо. — Он прочищает горло, ерзает на своем месте и потирает верхнюю губу. Я заставляю его чувствовать себя неловко? Никогда бы не подумала, что у меня есть сила заставить такого человека, как Хадсон Норт, смущаться, и не поверила бы, если бы не видела это своими глазами, но он явно испытывает неловкость.
— Моя жизнь… сложная, — говорит он.
— Хм. — Я жую внутреннюю часть щеки. — Перевожу: ты берешь назад все, что сказал прошлой ночью, прямо перед тем, как мы поцеловались.
— Лиллиан…
— Все в порядке. Нас захватил момент. Может, это был вихрь? Ты мне ничего не должен. — Нельзя забывать, что он, может, и самый приятный из братьев Норт, но он все равно Норт.
— Я так не поступаю. — Мужчина проводит рукой по своим волосам, выглядя раздраженным. — Это все… неправильно.
— А как ты поступаешь?
— Гораздо более предусмотрительно.
Значит, он не обдумал это. Не взвесил все «за» и «против». Такой очень продуманный и логичный подход к такому эмоциональному и чувственному явлению, как секс.
— Но ты хотел меня.
— Да. — Это единственное слово произносится с гортанной тоской, которую я чувствую у себя в животе.
— А сегодня мы снова стали коллегами и… — Я наклоняю голову, чтобы попытаться прочитать его выражение лица. — И тебя это устраивает.
Мужчина снова наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, но на этот раз оставляет руки свисать между ног.
— Я человек, который ведет очень дисциплинированный и контролируемый образ жизни. У меня большая практика в отказе себе в удовольствии.
Я понятия не имею, каково это. Мы с ним очень разные.
— За исключением прошлой ночи.
Он наклоняет голову.
— Да.
Я проглатываю боль от отказа, услышав сожаление в его голосе.
— Хорошо. — Я киваю, выпрямляя спину. — Теперь я знаю, как обстоят дела.
— Мне жаль. Я думаю, что ты удивительная…
Я отмахиваюсь от него.
— Не извиняйся. Я не жалею о прошлой ночи. Мы ведь все еще друзья, верно?
От слова «друзья» у меня, кажется, появляется мерзкий привкус во рту.
— Тогда сослуживцы. — Фу. — Коллеги?
Его улыбка слабая, но заметная.
— Друзья.
— Решено. — И все же ничего не кажется решенным.
Хадсон
— Как прошла поездка, босс? — Карина приветствует нас у машины, распахивая двери в, несомненно, заранее прогретый автомобиль. Как будто короткая прогулка от двери частного терминала до парковки приведет к обморожению.
— Насыщенно. — Я стою у открытой задней двери, приглашая Лиллиан забраться внутрь первой.
— Лиллиан, — говорит Карина. — Похоже, ты получила солнце, на которое так надеялась.
Лиллиан определенно светится. Мне нравится думать, что ее вновь обретенное сияние не имеет ничего общего с солнцем, а связано с нашим диким поцелуем в полночь. Если бы я уже не решил, что Лиллиан для меня совершенно недоступна, что то, что произошло прошлой ночью, было огромной ошибкой, я, возможно, позволил бы себе представить миллионы способов, которыми мог
