Я шел, как во сне. У меня было такое чувство, будто вот-вот должно случиться что-то важное. То, чего я давно ждал и чему нет названия. Мы втиснулись в маленький прозрачный лифт и вознеслись над полом в невообразимую высоту. Я и не знал, что самолет висит так высоко. Молодой человек, его звали Клеменс, помог мне влезть в противоперегрузочный костюм и улечься в глубокий тесный ложемент. Потом пристегнул меня так, что я едва пальцами мог шевелить. Надел шлем. Как только он загерметизировался, я стал слышать только свое дыхание. Все звуки будто враз отшибло. И в заключение меня всего обволокло прозрачным гелем. Стало темно.
– Удачного полета, капитан! – услышал я внутри себя голос Клеменса. И едва подавил желание кивнуть. Вдруг откуда-то узнал, что этого делать не стоит. И тогда я просто моргнул. Что-то зашипело. Стекло шлема передо мной покрылось узором боевой консоли. Совершенно незнакомый рисунок. Я лихорадочно силился вспомнить, что он означает, этот многоцветный узор. И приступ паники, совсем как тогда, в академии, при первом самостоятельном полете, накрыл меня с головой. Откуда я это помню? Как я могу помнить первый полет? И удовлетворение внутри. Голос постарался. Достал откуда-то. Спасибо, дружище. Снова удовлетворение. Паника ушла. Я попытался так же, как в академии, отрешиться от мыслей. Чип сделает все сам. Я представил под собой море. Серую смазанную полоску. Услышал шум ветра над пенными гребнями. Я закрыл глаза и ощутил, как пучок моих провисших безвольных нервов, будто вожжи, подхватывает и натягивает боевой чип. Привычно шевельнул мышцами живота. У каждого пилота свой способ переключаться. У меня – такой. И мир исчез. Мозг включился в потоковый режим. Я стал большим и мощным. Я не дышал – мне не требовался кислород. Перед глазами развернулась прицельная панорама. Куда бы я ни взглянул – тут же натыкался на полупрозрачные индикаторы систем, через которые просвечивало ПРОСТРАНСТВО. Я видел одновременно во всех направлениях. Мог сосчитать крупицы перхоти на плечах стоящего внизу и задравшего голову краснорожего квадратного Алекса. Видел воробьев, дерущихся за внешним ограждением из-за брошенного кусочка пирожка. Считывал надписи характеристик с пролетавших мимо орбитальных спутников. И даже, слегка вглядевшись одним из десятков тысяч глаз, разглядел среди бурлящего муравьиного моря муравьишку Васу, что привязывал к какому-то столбу свой мотороллер. Я не увидел его в привычном понимании. Я почувствовал, что это именно он. И определил его текущие координаты с точностью до сантиметра.
– Капитан Уэллс, номер 93/222/384, командный статус подтвержден. Приветствую на борту, командир,– загудел внутри мягкий голос.
И откуда-то я знал, что это кажущаяся плавность. Потому что микросекунда субъективного бортового времени вмещает в себя до получаса такой вот неспешной диктовки. И уверенный доброжелательный голос продолжал читать свои магические заклинания, от которых у меня в нетерпении зудели кончики пальцев.
– Борт 003, «Гепард», позывной «Красный Волк», полетное задание загружено, статус всех систем – зеленый, основные двигатели в холостом режиме, оружие деактивировано, разрешение на взлет получено.
Я шевелю какой-то частью своего необъятного сложного тела, отвечая на приветствие. Я – рыба, которая наконец-то сползла с песка в набежавшую волну. Я в родной стихии. Я схожу с ума от своей мощи и непередаваемого совершенства. Мой «Гарпун» – славная лошадка и хороший друг, воспоминания о нем подхватывают и качают меня в ласковой воде, я испытываю мгновенную горечь утраты и острую, неизбывную печаль по навсегда ушедшему близкому существу. «Гепард» – он теперь мой «Красный волк», мы принадлежим друг другу, и мы одно целое. Он разделяет со мной боль. Он радуется моей удаче. Он обещает мне радость. Он просится вверх, в голубизну полдня, мечтает вырваться в черноту космоса и обжечь датчики в вакууме. За крохи недоступного сознанию отрезка времени я диктую ему: «Антигравы – пуск, подъем 300, основные двигатели – режим разогрева». И твердо знаю, что говорю именно то, что нужно. И то, что должен. И огромный организм деловито мурлычет в ответ на мои мысленные прикосновения, и я чувствую, как усиливается в районе брюха-киля холодок,– это включаются антигравы, и сверхъестественным тысяча каким-то чувством я ощущаю, как в магнитном коконе опускаются в камеры синтеза натрий-тритиевые капсулы, невидимые невооруженным глазом. И мир плавно проваливается вниз. Горизонт распахивает объятия. «Ветер 20,9 узла, порывы 15»,– шепчет внутри осторожный голос.
Я неуверенно покачиваюсь на антигравах, купаясь в этих порывах. Я – большой, только что оперившийся птенец, впервые становящийся на крыло. Ощущения нового тела еще непривычны мне, и я раскачиваюсь на нетвердых ногах, привыкая к нему. А потом шевелю телом, выбирая нужное направление, и импульсы маневровых движков вспарывают прозрачный воздух. Я произношу без слов: «Старт основных, скорость 3М». В животе моем, отзываясь на команду, вспыхивают крохотные сверхновые. Я вбираю утробой тугой набегающий поток и помогаю себе глухим ревом вихревых двигателей. Мир прыгает мне навстречу и распахивается ослепительной дверью в рай. Я лечу. И это не во сне. Я счастлив. Тело-самолет отвечает восторгом на мой восторг. Море до горизонта стелется у моих ног. Я могу перепрыгнуть его в момент, просто увеличив тягу. Но мне нравится его пахнущее солью и йодом серо-зеленое покрывало. Я бы мог лететь над ним целую вечность, раскинув по сторонам руки-крылья. Ограничения полетного задания не позволяют мне своевольничать. Я словно привязан к курсу невидимой нитью, оборвать ее – означает совершить немыслимое кощунство и разрушить царящую во мне гармонию.
«На курсе 030, высота 1200, удаление 750, подходим к глиссаде»,– подсказывает «Красный волк», дублируя поток данных на моем чипе. Скорее, отдавая дань традициям, чем по необходимости.
Но мне все равно приятно ощущать его ненавязчивую подстраховку. Мысленно киваю: «Принял».
«На посадочной резкий сдвиг ветра слева направо…»
«Принял».– Я понимаю партнера с полуслова, и это ощущение мне тоже привычно и приятно.
«Луч захвачен…»
«Принял».
« …Вошли в глиссаду, выход шасси подтверждаю, готовность к посадке, разрешение получено…»
«Принял».
« …Посадочный контроль, передача управления…»
«Подтверждаю…»
Когда система посадки перехватывает управление, я расслабленно отдаюсь течению воздуха за бортом, ощущая, как стихают двигатели, и слушая, как сквозь короткое шипение маневровых дюз прорывается вибрирующий визг гравипривода в режиме торможения. И вот уже ложемент слегка изгибается, переводя тело пилота-меня в полусидячее положение. И антигравы вновь холодят брюхо, опуская меня-самолет на пятачок посадочной палубы. Я нежусь в объятиях магнитных захватов. Я наблюдаю, как растет на экранах нижней полусферы раскачивающийся крестик. Вихревые двигатели урчат на холостых, в готовности обеспечить максимальную тягу в случае сбоя посадочной системы.
«Десять метров… пять… три… один… касание… посадка. Красный волк, полетное задание выполнено, остановка двигателей, температура камер синтеза стабилизирована, статус всех систем зеленый, палубная буксировка задействована».
И палуба исчезает, уступая место стеклянным стенам ангара. Последнее мысленное прикосновение как пожатие руки.
«Приходи еще, не пропадай… мне нравится с тобой летать» – так можно перевести этот посыл без слов.
Светлеет. Демпфирующий гель исчезает одновременно с узором консоли, впуская в шлем призрачное свечение. Я шевелю конечностями, заново привыкая к своему неуклюжему телу. Голос внутри потрясенно молчит, приходя в себя. Клеменс помогает мне выбраться из ложемента.
Когда мы выходим из кишки лифта, вокруг молча стоят люди в халатах. Смотрят на меня, раскрыв рты. Я не обращаю внимания на их необычное поведение. Я все еще там, на высоте 5 тысяч. Жутко хочется есть. Час полета сжигает столько энергии, сколько не сжечь десятью часами работы на силовых тренажерах. Это имитатор, поэтому внутривенной подпитки в нем нет. Мне суют в руку стакан с энергококтейлем. Я сажусь прямо тут, у лифта. На бетонный пол. Я глупо улыбаюсь и не боюсь, что меня сочтут дурачком. Зубы стучат о край стакана.
– Статус всех систем – зеленый. Ни одного сбоя,– доносится сверху усиленный динамиками голос. Это та самая рыженькая девушка из-за своего пульта.
И все будто отмерзли. Начали тормошить меня. Хлопать по плечам. Жать руку. Предлагать шоколад. Потом пришел мужчина в пиджаке стоимостью с мой дом на Джорджии. Глянул на меня внимательно. И на самолет надо мной. И все сразу уважительно замолчали. А Сэм его повел за стеклянную стену. И что-то увлеченно ему говорил. А мужчина в ответ солидно кивал. Мне не хотелось прислушиваться, о чем именно они разговаривают. Я и так понял: сегодня у них первый раз, когда имитационный полет прошел штатно, без единого сбоя.
