— Да, даже если вам плюнут в лицо.
— Ну, знаете, — воскликнул другой слушатель. — Это уж слишком! Ведь есть обстоятельства…
— Нет таких обстоятельств. Арестованный находится в вашей власти, и вы несете за него ответственность.
Другой раз бразильский полицейский прервал аналогичную проповедь словами:
— Ну хватит нам мозги пудрить. Готов слизать пыль с ваших ботинок, если вы поклянетесь, что ни один полицейский в США ни разу не ударил заключенного.
Инструктор, разумеется, не мог представить гарантии, что все американские полицейские строго соблюдают все прндписания и инструкции.
К середине 60-х годов многие слушатели уже имели представление о методах работы американской разведки у себя на родине, поэтому не очень серьезно относились к рекомендации не применять силы. Учитывая, что на занятиях разными инструкторами по-разному трактовался этот вопрос, письменные работы выпускников носили несколько сдержанный характер.
Один выпускник перечислил три метода допроса с применением пыток, добавив, однако, что, как правило, это не дает желаемых результатов. Но он все же поблагодарил «свободный мир» и «прежде всего США» за их вклад в повышении эффективности допроса путем «использования техники».
Другой слушатель написал, что правительство должно вылавливать или убивать партизан, с тем чтобы успокоить местное население и убедить его в том, что дело повстанцев обречено на провал. Вместе с тем он высказал предположение, что в этом случае коммунистическая пропаганда может представить партизан жертвами полицейской расправы.
Его товарищ написал, что допрашивающий может получить ценную информацию, напоив допрашиваемого или дав ему какой-нибудь наркотик, который заставит его говорить правду. Он также предложил мучить арестованного голодом, бить или держать его голову под краном, из которого медленно капает вода. При этом он, правда, добавил, что использование угроз и насилия оправданно лишь как крайняя мера, которая должна применяться в тех случаях, когда все другие средства не дают желаемых результатов.
Еще один курсант написал, что избивал подозреваемых после того, как стал районным инспектором у себя на родине в 1964 году. Однако некоторые его соотечественники проводили допрос не очень осторожно и наносили удары по самым чувствительным местам. В результате допрашиваемый умирал, «и возникала новая проблема».
Один бразильский полицейский, прибывший в Соединенные Штаты в 1967 году, рассказал о случае, который произошел у них год назад. В полицейский участок был доставлен молодой мулат, которого подозревали в связях с группой сопротивления Леонела Бризолы. Во время ареста его сильно избили, но не настолько, чтобы требовалась помощь врача. (В 1966 году в их участке еще не применялись технические средства для пыток. Если задержанный отказывался говорить, его просто били кулаками и ногами.) Полицейский видел, как привезли этого человека с окровавленным лицом. Не трудно было себе представить, что его теперь ожидало.
В тот день их участок посетил американский чиновник — приятной наружности человек с волосами песочного цвета. На вид ему было лет 40 с небольшим, и он прекрасно говорил по-португальски. Во время первого своего визита он представился сотрудником политического отдела посольства США. Ничего особенного американец не спрашивал и все время говорил лишь о футболе и кино. Потом он приезжал еще три раза. Он никогда не спешил и не говорил, по какому делу приехал.
В тот день, увидев избитого арестанта, бразильский полицейский сказал американцу:
— Не люблю, когда в участок доставляют арестованного с подбитым глазом или разбитой головой. Все это напоминает мне об ужасах при Варгасе. Мне отец о них рассказывал.
— Согласен, — ответил американец. — Но такова уж ваша работа. Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Многие живут и ни о чем не догадываются. Но они хотят, чтобы их защитили от таких, как Бризола и его банда. При этом они даже не понимают, насколько опасны эти люди. Человек, которого только что ввели, возможно, располагает ценной информацией. Узнав эту информацию, вы, может быть, спасете жизнь многим невинным людям.
— Да, конечно, — согласился бразилец не без некоторого удивления. Свое замечание, оправдывался полицейский, он сделал лишь потому, что его смутил внешний вид арестованного. Он вовсе не хотел вмешиваться и давать полицейским советы относительно того, что и как тем следует делать при задержании подозреваемых.
— После войны, — продолжал американец, — я служил в военной полиции в Германии. Помню, как мы подолгу говорили, что бы сделали с живым фашистом, попадись он нам в руки.
— Но тогда была война, — заметил бразилец.
— Сейчас тоже война, — ответил американец.
Подобного рода дискуссии регулярно проводились в стенах Международной полицейской школы. После занятий инструкторы выступали уже не в официальном своем качестве, а как частные граждане. Кое-кто из них и тогда следовал официальной линии. Другие же говорили, что мысль о пытках лично у них не вызывала отвращения. Их беспокоило другое: рано или поздно это станет достоянием гласности, что нанесет серьезный ущерб тому делу, во имя которого применялись эти пытки.
Было ясно, что инструкторы, не отступавшие от такой умеренной линии даже за кружкой пива, которую они пропускали в соседнем баре, лишь в редких случаях сами когда-то бывали в стране, где существовала серьезная угроза внутренней безопасности. Кроме того, по всему чувствовалось, что они вряд ли хотели делать карьеру в Управлении общественной безопасности. С другой стороны, среди них были и другие люди, такие, например, как один советник, совсем недавно вернувшийся из Южного Вьетнама и сочувственно рассказывавший о горестях и невзгодах сайгонской полиции. В самом Южном Вьетнаме американские советники громко сетовали на робость местных полицейских, презрительно называя их «белыми мышами». Кличку те заслужили частично благодаря своей белой форме, а частично нерешительности в действиях.
Поскольку в то время подготовку в школе проходили и полицейские из Южного Вьетнама и других азиатских стран, инструкторы воздерживались от обидных шуток, делая упор на «злодеяниях» Вьетконга. Южновьетнамская полиция просто вынуждена была принимать в ответ самые суровые меры. Именно эту мысль и унесли с собой слушатели из Бразилии.
Их коллеги-соотечественники все чаще задумывались над тем, как найти самый безобидный способ решения проблемы, которая все отчетливее вставала перед спецслужбами Бразилии.
Теперь уже никто не сомневался, что в стране ширится повстанческое движение. Режим генерала Артура да Косты э Силвы — сторонника жесткого курса, сменившего на посту президента Кастело Бранко, — всецело полагался на свои спецслужбы, рассчитывая, что те сумеют ликвидировать это движение еще до того, как оно превратится в реальную угрозу военной хунте.
Новая разведслужба Бразилии (сокращенно СНИ) неизбежно должна была обратиться за помощью к своему мощному аналогу на севере, что она и сделала. В полицейских казармах Бразилии было хорошо известно, что многие офицеры полиции работали в тесном контакте с ЦРУ и, судя по всему, получали от него деньги через своих связных. Именно получение этих денег, а не передача ЦРУ секретной информации больше всего злило тех офицеров бразильской полиции, которые не были завербованы американской разведкой.
Иногда эти офицеры выражали свое недовольство открыто (даже в присутствии политических заключенных) и говорили, что некоторые бразильцы продают свою родину. Однако на этом вся их критика и заканчивалась, поскольку высший командный состав положительно относился к сотрудничеству с ЦРУ, так как это было связано с поощрениями, продвижением по службе и получением допуска на специальные склады ЦРУ. Высокому полицейскому чину с хорошими связями не нужно было составлять заявки на получение, скажем, дополнительного количества слезоточивого газа через американское Агентство международного развития. Ему достаточно было обратиться к своему другу в ЦРУ, и уже через два-три дня получить нужный товар непосредственно из панамского отделения Управления технического обслуживания.
Митрионе так ловко действовал в этой «нейтральной полосе», разделяющей официальную программу помощи в рамках Агентства международного развития и особые нужды ЦРУ, что многие бразильские полицейские считали его сотрудником ЦРУ, работавшим под «крышей» Управления общественной безопасности. К 1968 году это мнение уже так прочно укоренилось в сознании многих, что в книге «Кто есть кто в ЦРУ», написанной немецким журналистом Юлиусом Мадером (ГДР), Дэн А. Митрионе значился как агент ЦРУ. Однако это как раз тот случай, когда общеизвестное не всегда оказывается достоверным. Митрионе был просто весьма ловким, оборотистым и амбициозным человеком, стремившимся как можно теснее сотрудничать с ЦРУ. Работавшие с ним бразильские офицеры полиции очень хорошо усвоили различия в служебной иерархии своих американских коллег и поэтому с нескрываемой гордостью отмечали про себя, что их наставник — на короткой ноге с другими американцами, посещавшими их участок. А те, судя по всему, были из политического отдела посольства США. Предшественник Митрионе в Гио в таких доверительных отношениях с ними не состоял, да и по-португальски не говорил.
