Совсем иное значение в жизни граждан имеет здесь и государство. Советский народ очень внимателен к своему государству, на которое он положил столько сил. Если здесь потребуется совершить самый невероятный фантастический подвиг, откликнутся миллионы людей. Народ ценит то, что создал. А создал он многое. Трудно представить, какое безграничное отчаяние и разочарование охватило бы человечество, если бы люди отказались от всего достигнутого и поплыли бы обратно к тому берегу, от которого так далеко оттолкнулись. Это означало бы не только банкротство человеческой мысли, но смертный приговор духу человеческому. Итак, реальны в данное время два мира: Восток, который ведет к новой передовой жизни, и Запад, цепляющийся за опротивевшие, изжившие себя формы. Ничего иного, сколько-нибудь значительного, в мире нет. Выбирать из них — дело вкуса. Я — русский, мне — на Восток.
Ну а теперь о бесполезности.
Прежде всего следует установить, что многократные попытки подорвать социалистический строй и изменить ход событий, то ли изнутри страны, то ли извне, всегда кончались неудачей. Одна за другой организации, от Октября до наших дней, проваливались. Импортируемые идеи последователей не находили. По крайней мере, во время войны на огромной оккупированной территории не было обнаружено ничего, что бы указывало на след сколь-либо значительной антисоветской акции. Организация периода войны из военнопленных “власовцев” образовалась фактически не по их инициативе. Подавляющее большинство ее состава вовсе не разделяло цель антисоветской борьбы. Сам Власов никогда не был ни государственно мыслящей, ни политической фигурой. Зародилась власовщина с благословения немецкого командования, а также по подстрекательству эмигрантов и весьма ограниченного круга лиц из командного состава военнопленных, строящих более авантюристические, политические планы. Большинство же “власовцев” шло в эту “армию” по соображениям личного спасения с горьким сознанием, что становятся на скользкий путь. То был компромисс отчаявшихся в надежде вырваться из нечеловеческих условий плена и получить оружие. У раба единственный выход — лукавство. Они его и использовали.
В чем же причины всех провалов борьбы?
Обычно их объясняют крайне неубедительно. Все доводы исчерпываются наличием “агентов” и “предателей”. Наивно также неудачи борьбы относить лишь к заслугам органов государственной безопасности. Доносчики и предатели есть во всем мире, и ни одно государство не обходится без органов охраны.
Очевидно, суть не в них. Суть в том, есть ли почва в народе, ведь не помешали предатели и каратели действиям югославских партизан, народному движению в Польше и во Франции. Если народ желает бороться, то его борьбу можно лишь временно приглушить или затормозить, но убить ее можно только ценою полного истребления народа.
Нет, не предатели, а самые обыкновенные советские люди уж так воспитаны, что если обнаружат чужого, то по чувству долга непременно о нем заявят в надлежащие органы. Я в этом убедился на примерах. Так, всех пытавшихся бежать заключенных из политического контингента местные граждане всегда по своей воле ловили и передавали властям. Как я уже объяснил, это происходит и потому, что в народе нет элементов, имеющих представление о возможности изменения существующего порядка и власти.
И вот те, кто склонен видеть здесь подходящую среду для борьбы (я не имею в виду прямых иностранных наемников), очевидно, принимают обывательское злободневное недовольство, присущее людям, за протест против порядка в целом. Лично я не один год потратил, чтобы найти антисоветски направленных людей, годных для активных действий против власти и строя. Много поездил по стране и потерся среди самых разнообразных слоев населения, судьба в этом, казалось бы, мне благоприятствовала. Я годами жил в самой гуще репрессированного и обиженного властью элемента. Подавляющее большинство было враждебно настроено и охотно злословило против господствующего порядка. Первоначально я воодушевился, встретив такой контингент, рассчитывая на то, что это подходящие кадры для антисоветской работы. Однако, как показал дальнейший опыт, я просчитался. Когда я пытался начать акцию, подходил вплотную к ее конкретному осуществлению, то каждый раз убеждался, что их недовольство (я исключаю только из общего числа озверелых националистов) — всего-навсего лишь личная обида, далекая от каких бы то ни было осмысленных акций. Прежде всего эти кадры, несмотря на враждебные высказывания, сами до мозга костей проникнуты руководящей советской доктриной, они воспитаны на ней с молоком матери. Мыслят они и действуют социалистическими категориями. В частности, авторитет В. И. Ленина повсеместно абсолютен и безоговорочен. В их протесте ничего бы не нашли те, кто является противником принципов Октября.
Словом, эта среда, где я пытался найти кадры для антисоветской деятельности, не оправдала моих надежд. Сразу после казни Берии и осуждения культа личности, затем введения законности, когда был уничтожен произвол в карательной политике, исчезла без следа имевшая место враждебность. О проведении антигосударственной работы не могло быть и речи. Люди с жаром набрасывались на жизнь. В политическом отношении они забыли то, что были обижены, и превратились в лояльных советских граждан. Благодарные за свое освобождение нынешнему правительству, они, пожалуй, еще большие патриоты и стремятся доказать свою преданность усерднее, чем рядовые граждане. И это я говорю о недовольных. Что же сказать о тех, кому власть дала образование, кто получил награды в боях, кто носил погоны, занимает должность, кто прошел специальную подготовку и обрел профессию, именно с приложением к социалистической системе, иначе говоря — о миллионах партийцев и комсомольцев.
Что же вводит в заблуждение тех, кто распускает слухи о недовольстве населения в Советском Союзе? Я, конечно, имею в виду заблуждающихся, а не платных исполнителей вражеских заказов. Это обывательские толки, которые относятся к неполадкам, недоделкам и несовершенству работы отдельных секторов. А они бывают, в этом нет ничего удивительного. Система молодая, небывалая, кадры новые, и не все еще совершенно, сознание людей, случается, все еще отстает от системы.
Вот, например, торговая сеть вовремя не поставит требуемого продукта — покупатель возмущается. В каком-либо учреждении господствует чрезмерная бюрократия и волокита. Конечно, они порождают недовольство тех, кому приходится с ними сталкиваться. Увидит обыватель какой-либо красивый или удобный товар широкого потребления, изготовленный за границей, и пробурчит: “Ишь, как сделано. А у нас?” Таких явлений много. Они встречаются на каждом шагу. Я их наблюдал везде: в трамваях, и в поездах, и в учреждениях, и на базарах. Однако это ничего общего не имеет с недовольством строем. В этом я убеждался десятки раз, когда углублял разговор, подводя незаметно к выводу, что с изменением социалистического строя и восстановлением частной собственности можно устранить эти непорядки. От такой мысли советский гражданин приходил в полное недоумение, и я сразу понимал, что вся эта критика вовсе не относится к существующему укладу, а направлена персонально к виновнику недостатков, с желанием их отстранения. И только. Кстати, не следует забывать, что такие же бурчания были и во время войны, и исходили они от тех людей, которые в это же время совершали чудеса храбрости.
Много кривотолков в мире вызывает и советская экономика. Мало где столько ломается копий, как вокруг этой темы. Одни круги ее беспредельно превозносят, другие объявляют ее чуть ли не самой отсталой среди прогрессивных народов. Такие противоречивые толки следует объяснять как особенностями советской экономики, так и углами зрения, с которых о ней судят. Советская экономическая система основывается на кардинально других принципах, которые когда-либо существовали. Дело не только в отмене института частной собственности, как это принято часто думать, а совсем в иной психологии народа. Недопустимость частной собственности для советского человека такая же моральная догма, как заповеди о любви к Богу и ближнему у христиан. Кто не поймет этого явления во всей его полноте, никогда не постигнет существа порядка Советского Союза. В морали советского человека уже не умещается, за какие заслуги хозяин ломбарда может покупать себе в собственность “Лес” Шишкина или картины Гойи и как могут они не являться общенародным достоянием? Права власти человека над человеком, по признаку денежного преимущества, похоронены в сознании советских людей. Привилегии капитала здесь выглядят чем-то вроде проституции или квартирной кражи. И только лишь взяв ликвидацию частной собственности в полном ее объеме, то есть экономическом и психологическом, можно говорить о здешнем порядке и судить о том, что тут возможно и что исключено. И при этом новом социалистическом устройстве перед советскими людьми и вообще в странах социализма открыто широчайшее поле для творчества. На принципе отсутствия частной собственности, то есть на базе, которая в мире практически ранее не существовала, но является моральным требованием эпохи, возводится грандиозное небывалое здание. В этих границах возможны широкие мероприятия, поиски предложения, самые различные реформы, но только при обязательности соблюдения основного принципа. Безусловно, в этой сфере человечество ждет много новых, неизвестных еще форм. Какие из них потребует жизнь и какие они будут, покажет время, но одно бесспорно: они будут созидаться с сохранением того же принципа.
