На меня налетел сумасшедший порыв — отбросить всякую сдержанность, выплеснуть невысказанные слова, плясавшие у меня в мозгу. Заставить Одри любой ценой понять мои чувства к ней. Но меня сдержала мысль о письме Синтии. Если я хочу сохранить хоть каплю самоуважения, я должен молчать.
— Ладно. Доброй ночи, — попрощался я, собираясь уйти.
— Питер!
В её голосе прозвучало нечто, заставившее меня обернуться в сладком трепете.
— Ты уходишь?
Слабость была бы сейчас гибелью. Скрепившись, я отрывисто бросил:
— Я сказал всё, что хотел. Доброй ночи.
И, снова отвернувшись, быстро зашагал к деревне. Я чуть ли ни бежал. У меня было такое состояние, когда спасти мужчину может только бегство. Одри больше ничего не сказала, и вскоре я оказался вне опасности в дружественной темноте, за пределами её голоса.
Черноту Маркет сквер рассеивал лишь свет из «Перьев». Когда я приближался, оттуда вышел какой-то человек и остановился у входа закурить сигару. Он повернулся ко мне спиной, согнувшись, прикрывая спичку от ветра, и что-то в его внешности показалось мне знакомым.
Я лишь мельком увидел его, когда он, выпрямившись, исчез из светлого круга, но и этого оказалось достаточно. Это был мой старый приятель, живучий Бак МакГиннис.
Глава XIV
За стойкой восседала мисс Бенджэфилд, величественная, как обычно, услаждавшая свой могучий ум грошовым романчиком.
— Кто этот человек, мисс Бенджэфилд? — поинтересовался я. — Ну, который только что вышел?
— Ах, этот… Он — да ведь вы, мистер Бернс, были тут в тот январский вечер, когда…
— Это тот самый американец?
— Ну да. Что ему тут понадобилось, понятия не имею. Он давным-давно исчез. Я с тех пор его не видела, да и видеть не желала. А сегодня вечером вдруг вернулся снова, будто фальшивый грош. Интересно, что у него на уме? Ничего хорошего, я думаю.
Рассеять предубеждение мисс Бенджэфилд было нелегко. Она гордилась, как сама частенько хвастала, что твердо знает, чего хочет.
— Он тут остановился?
— Только не в «Перьях». Мы в жильцах разборчивы.
Я поблагодарил её за подразумевавшийся комплимент и заказал пиво, принося прибыль трактиру. А потом, закурив трубку, уселся поразмышлять над новым поворотом событий.
Стервятники слетались, чтобы отомстить. Сэм в доме, Бак — за его стенами. Очень напоминает прежний расклад, с той лишь разницей, что и я теперь по другую сторону школьной двери.
Почему появился Бак, понять нетрудно. Он, разумеется, в курсе передвижений мистера Форда, и легко выяснил, что миллионера отозвали по делам на север, а Золотце всё еще в «Сэнстед Хаусе». И вот он тут как тут, готовится к атаке.
Да, я поторопился вычеркнуть имя Бака из списка действующих лиц. Сломанные ноги срастаются. Мне следовало бы об этом помнить.
Его появление, соображал я, сильно меняет план кампании. Теперь покупка браунинга теряет свою смехотворность, становясь искусным стратегическим ходом. Когда единственной угрозой был Сэм, я намеревался вести игру выжидательную, наблюдая за ходом событий со стороны, готовый подоспеть на помощь в случае необходимости. Чтобы обуздать Бака, методы потребуются поэнергичнее.
Я принял решение. Если тут этот рьяный приверженец фронтальных атак, то находиться я должен только в одном месте. Мне следует проникнуть в «Сэнстед Хаус» и нести стражу там.
Намерен ли он предпринять атаку уже сегодня вечером? С точки зрения противника, достоинством МакГинниса было то, что он не коварен. Почти наверняка он будет действовать прямо. Рано или поздно Бак бросится в лобовую атаку на крепость. Угадать надо одно — будет ли атака предпринята нынешней ночью. Заставит ли профессиональное рвение пожертвовать ранним сном?
Меня не прельщала мысль провести ночь, патрулируя территорию школы, однако защитить дом было необходимо. Тут мне пришло в голову, что на роль часового отлично подходит Ловкач Сэм. Если приезд МакГинниса, с одной стороны, осложнял ситуацию, то с другой — упрощал её: отпадала надобность в секретности, которая до сих пор была основой моих действий. Приезд Бака позволял мне выйти из подполья и сражаться в открытую, а не наблюдать за «Сэнстед Хаусом» издалека, словно Провидение. Завтра я предполагал выгнать Сэма, но сегодня я использую его. Дело превратилось в трехсторонний турнир. Первый тур сыграют Сэм и Бак.
Я снова стал звонить в школу. Ответили нескоро. Наконец в трубке раздался голос Фишера. Одри, видимо, еще не вернулась после нашей встречи.
— Алло, — проговорил Сэм.
— Добрый вечер, мистер Фишер.
— Ух ты! Да это вы, дорогой друг! Из Лондона звоните?
— Нет. Я в «Перьях». Он сочно хохотнул.
— Никак не можете затормозить? Всё еще сражаетесь? Слушайте-ка, ну какой толк? Чего бы не бросить всё, сынок? Только попусту время тратите.
— У вас, мистер Фишер, легкий сон?
— Не понял.
— Сегодня ночью вам лучше крепко не засыпать. Бак МакГиннис снова объявился тут.
На другом конце провода наступило молчание. Потом я услышал, как Сэм тихонько ругнулся. Значение информации не ускользнуло от него.
— Честно?
— Да.
— Вы не врете?
— Разумеется, нет.
— А вы уверены, что это Бак?
— Разве такую физиономию забудешь? Он опять выругался.
— А вы, смотрю, встревожились.
— Где вы его видели? — спросил Сэм.
— Выходил из «Перьев» с самым свирепым и решительным видом. В нем кипит горячая кровь МакГиннисов. Он полон решимости выиграть или умереть. Боюсь, это означает для вас, мистер Фишер, бессонную ночь.
— А я думал, вы вышибли его из игры…
В его голосе пробивалась сварливая нотка.
— Всего лишь временно. Сделал что мог. Но он даже не хромает.
С минуту Сэм молчал. Как я понял, он призадумался над новым поворотом дела.
— Ладно, сынок, спасибо за подсказку. Однако, почему вы позвонили?
— Потому что я люблю вас, Сэмюэл. Доброй ночи. Проснулся я поздно и позавтракал не спеша. Мирный покой английской деревенской гостиницы расслабил меня. Откинувшись на стуле, я задымил первой трубкой. День был из тех, что вдохновляет на великие подвиги — один из деньков преждевременного лета, какие порой выпадают, чтобы помочь нам пережить пронзительный ветер весны. В открытое окно лилось горячее солнце. Во дворе тихонько кудахтали куры и бормотали индюки. Мысли о насилии казались совершенно чужеродными.
Не торопясь, я вышел на площадь. Я не спешил закончить интерлюдию мира и покоя и приступать к тому, что, по существу, обернется осадой.
После ланча я решил, что наступила пора начинать активную кампанию.
Часы на церковной башне отбили два, когда я выступил в путь с чемоданом в руке. Беспечная прелесть утра еще жила во мне. Я забавлялся при мысли, какой сюрприз я устрою Фишеру. Его подмигивание мучило меня.
Проходя по территории школы, я увидел вдалеке Одри, гуляющую с Золотцем. Избежав встречи с ними, я вошел в дом.
В доме царила та же атмосфера заколдованного спокойствия, как и в саду. А может, тишина была еще более гнетущей. Я так привык к немолчному гулу и суете мальчишеской школы, что, идя тихим коридором, чувствовал себя почти виноватым, словно вор.
Сэм, цель моего посещения, если он вообще в доме, сидит у домоправительницы в уютной маленькой комнатке недалеко от кухни. Я решил заглянуть прежде всего туда и был вознагражден зрелищем, открывшимся, как только я толкнул приотворенную дверь: ноги в черных брюках торчали из глубин плетеного кресла. Пузатая середина, вздымающаяся, как небольшой холм, ритмично поднималась и опускалась. Лицо было прикрыто шелковым платком, из-под которого доносилось мерное, уютное похрапывание. Идиллическая картинка, добрый человек на отдыхе. Для меня в ней была дополнительная привлекательность — она свидетельствовала, что Сэм наверстывает то, что упустил ночью.
Меня немножко утешило, что и сам я ночью лежал без сна, не в силах успокоить взбудораженный ум. Значит, и мистер Фишер исправно нес вахту.
Хотя я был доволен, что застал Сэма в виде натюрморта, тиски времени вынуждали меня потревожить его, вернуть к активной деятельности. Я легонько ткнул в центр территории, вздымающейся над черными брюками. Сэм с недовольным ворчанием сел. С лица у него упал платок, он заморгал стеклянными глазами только что разбуженного человека. Затем выражение пробудившейся души расползлось у него по лицу, превратившись в дружелюбную улыбку.
— Привет, молодой человек!
— Добрый день. Усталый у вас вид.
— Господи! — зевнул он от всей души. — Что за ночь!
— Бак заявлялся?
— Нет, но каждый раз, как я слышал поскрипывание, мне чудилось, что он пришел. Я ни на минуту не посмел сомкнуть глаз. Вы когда-нибудь не спали всю ночь в страхе, что гоблины уволокут вас, если вы не будете настороже? Уж поверьте мне, это не праздничек.
