— Мадам сегодня нет дома.
— А шпильман?
— Какой шпильман?
— Тот, который пел в тот вечер, когда я здесь был с лейтенантом Фальконе.
— Кто вы? И кто этот Фальконе?
— Маленький человек с темными кудрявыми волосами, которому ты вскружила голову. Он еще хотел уйти с тобой в комнату.
— Я не припоминаю…
Девица поспешила дальше и бросила на меня издали робкий взгляд. То, что она лгала, мне было ясно, но я не хотел дальше расспрашивать ее. Хотя я и не признавался в этом себе, но втайне боялся, что потом, после разговора со мной, ее могут найти с перерезанным горлом — и десяткой во рту.
Глава 8
Литейщики и весовщики
Разве не говорит житель Востока о пророке, который идет к горе? Фальконе следовал этой мудрости, возможно не догадываясь о ней. Звуки колоколов, сзывающих к мессе, уже отзвучали несколько часов назад, когда он вошел в мою келью, и у меня от удивления выпало на пол из руки перо.
— Большинство людей пугаются при виде стражника, если у них есть что скрывать, — он улыбнулся извиняющейся улыбкой и сделал беспомощный жест руками, так что складки его накидки раскрылись, как крылья летучей мыши. Мне была отлично знакома его ненавязчивая приветливость, чтобы распознать за бодро порхающим полевым жаворонком притаившуюся в засаде лису. Был ли это миг, чтобы рассказать ему о мэтре Леонардо и достать рисунок? Но потом он увидел бы красного дракона и спросил меня, почему я храню в тайнике эту фигуру и бумагу.
— Не вы — причина моей неловкости, во всяком случае, не так напрямую, — ответил я, поднял перо и положил к другим в резную шкатулку. — Я немного устал и принял вас в первый момент за отца Фролло, который застал меня в момент моей праздности. Надеюсь, вы не выдадите меня. Я, видимо, вчера вечером слишком долго засиделся у толстухи Марго.
Я постановил, что ложь мне дается с каждым разом все легче, чем дольше я упражняюсь в ней. Довольный своим ответом, я поклонился и нажал пробку на чернильнице. Мы были похожи на играющих уличных мальчишек. Теперь я снова бросил ему мяч. Если он знал, что я справлялся в кабаке о шпильмане, это заставит его начать разговор об итальянце.
— По своему роду занятий я часто указываю на предателей, но это, однако, не значит, что я сам один из них. Кроме того, я могу понять визит к толстухе Марго, как вы, пожалуй, знаете, — пока он говорил, то подходил ближе, параллельно окидывая изучающим взглядом помещение и, наконец, заглянул в раскрытые книги. — Можно спросить, какое поручение дал вам архидьякон — или это большая тайна?
— Почему вы решили, что таковая вообще существует? — Фальконе выглянул из окна.
— Почему же иначе Фролло держит вас взаперти здесь наверху, как раба, отрезанным от всего мира? К тому же, Пьер Гренгуар не смог долго выдерживать такое и уволился со службы.
Его слова прозвучали небрежным замечанием, но были гораздо большим. Лейтенант сыска имел прекрасное информирование, и я сказал ему то же самое.
— Во всяком случае, это относиться к моей профессии. Я должен прислушиваться и сохранять многое, что, на первый взгляд, не имеет ничего общего с делом, здесь, внутри, — он постучал по своей голове. — Но даже безобидные мелочи могут вдруг приобрести значение при взаимосвязи с другими кажущимися безобидными вещами. И иногда то, что мне говорят, столь же важно, как то, что от меня скрывают. Не так ли, месье Сове?
Он расставил мне ловушки. Мое возражение могло быть неправильным движением, из-за которого я попаду в петлю. Поэтому я решил ответить, ничего не говоря о себе:
— В настоящие времена молчание — знак мудрости и часто — лучше, чем слова, как сказал Плутарх.
— Кто знает, что кому нужно скрывать, — Фальконе подошел вплотную ко мне и испытывающим взглядом посмотрел на меня. Теперь он снова был соколом, готовым схватить дичь. — Меня, собственно больше интересует, что вы скрываете от меня!
Выяснилось, наконец — он нашел след, ведущий ко мне. У него есть что-то в руках… против меня!
Беспокойство охватило меня, отчего у меня вспотели руки, задрожали веки. Я с усилием заставил успокоиться себя и даже выдавил на лице невинную улыбку.
— Вы говорите со мной как с преступником, господин лейтенант.
— А вы разве не таковы?
— Мне пока не известно в чем меня обвиняют.
Его ответ состоял только из двух слов, единственного имени, и все же меня это заставило дрожать больше, чем, если бы Фальконе зачитал целый акт обвинения:
— Филиппо Аврилло.
Я потерял самообладание, что Фальконе принял к сведению со вздохом удовлетворения.
— Я вижу, вам известен мэтр Аврилло. Вы весь побледнели.
— Он был хорошим человеком, который умер ужасной смертью, — сказал я тихо и обдумывая каждое слово. Крепость содрогнулась, но мое сопротивление еще не было сломлено. Мы не играли больше в мяч, а в primero. Каждый хотел выяснить с помощью намеков, какие карты у другого на руках. Кто сделал намеков слишком много, выдавал себя.
— Что вам известно о смерти целестинца? — спросил лейтенант.
— Ну, только то, что все рассказывают. Он попал под лошадь нотариуса Шатле. Трагическое несчастье.
— Никакое не трагическое несчастье, а покушение. Так, по крайней мере, говорит нотариус, Жиль Годен. Неизвестный толкнул Аврилло под его лошадь — совершенно намеренно, как это показалось мэтру Годену.
— Но зачем?
— Я думаю, вы могли бы мне помочь ответить на этот вопрос, месье Сове. В конечном итоге, вы знали облата. И это вы утаили от меня!
— Утаить можно только то, интересует собеседника, что он хотел бы услышать. Мне было неизвестно, что мэтр Аврилло интересует вас, господин лейтенант. Вы уже больше не заняты поиском жнеца?
— Нет, нет, я как раз вышел на ваш след. Аврилло умер в ночь на праздник Святых волхвов, сестра Виктория — на следующий день. Оба служили в духовном ведомстве города. Существует ли взаимосвязь между этими двумя разными событиями?
— А нашли десятку у целестинца?
— Нет, но это не говорит против взаимосвязи.
— Я не в силах следовать за вами, но все же: простите, что я не сообщил вам о моем кратком знакомстве с мэтром Аврилло.
— Как кратко оно было?
— Мы повстречались только утром в День волхвов, внизу под Собором. Я не нашел пристанища на ночь и поэтому спал среди нищих. Когда причетники захотели грубо вышвырнуть меня, Аврилло заступился за меня.
— Примерно так рассказали мне и причетники.
— Ах, так это — ваш след, — пробормотал я. — Значит, собратья Одона считают меня жнецом и пользуются всякой возможностью облить меня грязью.
Испытующий взгляд Фальконе потеплел.
— Я должен проверить каждое утверждение, и не всегда люди понимают это.
Я ни в коей мере не чувствовал себя успокоенным, но держался приветливо и предложил своему непрошеному гостю вино, сыр и хлеб. Когда я разлил в бокал яблочный сидр, который Гонтье принес мне на обед, я надеялся, что причетник не использовал схожесть цвета с другой жидкостью для обычной проделки.
Фальконе выпил сидр.
— Вероятно, вы не были рядом, когда умер Аврилло — или?..
— Это произошло возле Гран-Шатле, не так ли?
— Да, с наступлением сумерек.
— Я был на Гревской площади, пока не погас костер. Потом я пошел по мосту Нотр-Дам обратно на остров, чтобы подкрепиться в трактире.
— Где это было?
— Я не знаю точно. Тогда я был здесь совсем новичок, и вино ударило мне в голову.
— Как этот сидр, — Фальконе опустошил бокал и довольно рыгнул. — Если я выпью еще больше, то не смогу больше задавать разумные вопросы.
Я налил ему добавки.
— Тогда давайте поменяемся ролями, и я задам один вопрос: это обычно, что у Шатле совершают убийства с такой решительностью?
— Речь идет о двух убийцах, возможно, о троих, которые связаны между собой.
— Даже это не будет чем-то чрезвычайным для такого города, как Парижа.
Фальконе положил серебряный грош на стол, словно хотел расплатиться за вино.
— Узнаете монету, монсеньор Сове?
Когда я внимательнее рассмотрел ее, то обнаружил медные царапины.
— Фальшивая монета, которой вы хотели разыграть Марго.
— Верно, она. Один из многих грошей, которыми наводнен Париж. Как во времена кокийяров… Похоже, литейщики и весовщики снова принялись за старое.
— Странное имя для фальшивомонетчиков.
— Литейщиками называют бездельников, которые уменьшают у настоящих монет их содержание серебра, а весовщиками — обманщиков с весами для монет. Они обманывают на весе монет или подкручивают весы, чтобы распространять деньги с меньшим весом среди народа. Или же они используют неиспорченные весы, чтобы выявить хорошие монеты, подходящие для литейщиков.
— Для того чтобы обманщики не обманывали друг друга? — Фальконе холодно улыбнулся.
— Я вижу, вы смотрите в корень дела. Это же совсем не трудно. Трудно будет, пожалуй, там, где необходимо схватить подонков.
