— Скажи…те мне только одно… — мышка подняла на него заплаканный взгляд, стерла слезы и перевела дыхание.
В ее карих глазах сейчас потухли эмоции, Оскар поджал губы и даже выругался про себя. Видимо, не следовало упоминать сестру, но он в тот момент себя совершенно не контролировал. Секунду спустя мужчина изумился своим мыслям и тряхнул головой. Это что за новости такие? Сопереживание? Ну, уж нет! Он что, превращается потихоньку в безвольную тряпку?
— Умалчиваете о том, где держите Алину только потому, что я могу ей как-то навредить, да? Считаете меня монстром, который безжалостно ворвался в счастливую жизнь бедной девушки и разрушил ее из-за банальной зависти? Так ведь она вам сказала? Конечно, она же у нас жертва во всех смыслах, а я — ничтожество!
Оскар подавился слюной и закашлялся, он никак не ожидал именно такого поворота. Последние слова мышка фактически прокричала, словно выплескивала боль изнутри, она уже не могла ее сдерживать в себе. Тем не менее, даже в таком подавленном состоянии мышка тщательно следила за тем, что срывается с ее языка. Ни единого ответа, черт побери!
— Я не говорю тебе, где она, потому что вы со своей матерью делаете только хуже. Вот объясни мне, на кой ляд вы платили взятку врачу, когда, по-хорошему, надо было везти Алину сразу в больницу и лечить. Чем вы, блин, думали, дуры? Хоть понимаешь, какие последствия могли быть?!
Да, он орал и не собирался говорить спокойно, волнуясь о нежных чувствах мышки. Пожалуй, это единственный момент, которого он не понимает и не приемлет. Если есть проблема — ее нужно решать, а не жить в розовых мечтах, что однажды само пройдет.
— Вы не понимаете, о чем говорите! — вот, теперь она снова морально ожила и собиралась словесно бороться с ним. — Слава Богу, если вам, Оскар Никодимович, не довелось сталкиваться с проблемами суицида в семье, но задумайтесь, встаньте на мое место, отдали бы добровольно брата или сестру в психушку, случись с ними подобное? Нет! Не отдали бы, потому что…
— Да я собственноручно отдал близкого мне человека в руки медикам, в то время когда вся моя полоумная семейка в первую очередь запереживала об утечке информации! — заорал он, перебивая глупые слова девушки.
Оскару надоели ее глупые оправдания и перекладывание проблемы на чужие плечи. Мышка остолбенела, открыла рот, собираясь еще что-то сказать, но вскоре захлопнула его, видимо, не найдя нужных доводов.
Теперь она посмотрела на него по-новому: с сожалением и множеством вопросов в глазах. Артёмов не хотел касаться этой темы прямо сейчас, но… ему тоже надоело тянуть чужое бремя.
— Да, представь себе, у богатых тоже случаются проблемы… — он вздохнул и присел на диван.
Ему нелегко было вспоминать, ведь прошло так много лет, уже и забылось все, а он помнил, будто только вчера произошло. Наверно, только Оскар хранил нежные и трепетные воспоминания, в то время как другие родственники предпочли бы забыть, как кошмарный сон. И они забыли, стерли факт с лица земли, ни в одной газете, ни в сети, нигде нет информации. А если где и попадалась, то все оставалось на уровне домыслов.
— Близкого… это, случайно, не мать девочки? — аккуратно уточнила мышка.
Она уселась на диване и положила ладонь ему на плечо, будто поддерживала. Так странно… Мышка последняя, от кого бы Оскар ожидал сочувствия или поддержи, но факт оставался фактом. Невероятным образом он ощутил себя снова маленьким мальчиком, перенесся в те времена, когда все было легко и проблемы его совершенно не касались.
— Нет, не ее.
Мать Миланы — это совершено иная история, которую его родственнички, опять же, замяли и урегулировали. Если бы Регина только узнала о существовании малышки, ему даже сложно представить, что та могла вычудить. Эта сучка слишком щепетильна к своей родословной и предвзято относится к каждой девушке, входящей в дом Артёмовых. Как же он ее ненавидит!.. Вот уж, черт возьми, графиня нашлась!
— Вставай, пошли.
Зачем говорить, распинаться, если можно разок показать и разложить все по полочкам. Так и ему будет легче, заодно проведает, посмотрит, выполняют ли его распоряжения.
Артёмов встал и потащил за собой не сопротивляющуюся мышку. Она не спрашивала куда, зачем, просто вышла из дома, уселась в его авто и смиренно ждала, куда ее привезут.
На секунду он засомневался, за эту информацию могут отвалить кругленькую сумму, а Артёмов все еще сомневался в девушке. Ему нужно было обезопасить себя хоть как-то.
— Учти, попробуешь слить инфу журналистам, не важно, о девочке или о том, что сейчас увидишь, клянусь, твоей сестре не поздоровится, — он смотрел ей в глаза, пока говорил и увидел там неподдельный страх.
Мышка сглотнула и кивнула, отвернулась. Правильно, пусть будет для нее тираном или мудаком. Подумает потом лишний раз, стоит ли оно того.
* * *
— Учти, попробуешь слить инфу журналистам, не важно, о девочке или о том, что сейчас увидишь, клянусь, твоей сестре не поздоровится!
Я шокировано всматривалась в холодные и расчетливые омуты Оскара, не видя в них прежних эмоций. А ведь в какой-то момент решила, что мы нашли общий язык, наконец-то, но нет.
Даже и в мыслях не было куда-то нести информацию, пускай за это дадут кучу денег, но зачем же так?! Чувствуя, как холодеют руки от страха, сунула их меж ног и отвернулась, не желая показывать панику.
Пока мы ехали, все думала, что будет дальше. Меня до сих пор волновали слова об Алине, что она успела наговорить на самом деле Артёмову, имеет ли смысл рассказывать теперь ему свою правду, какой бы странной она ни казалась со стороны. Меня подкупило его признание, мне казалось, что мужчина не захочет поделиться частичкой своих проблем, а он в итоге фактически оголяет мне душу.
Ехали мы не долго, выехали из поселка, свернули на главную дорогу и вскоре уже оказались на месте. Я ошарашено оглядывалась по сторонам, даже выходить из машины было страшно.
— Кладбище? — уточнила.
Сердце тревожно сжалось в груди, когда переосмыслила его слова о близком человеке и больнице. Я вдруг осознала, к чему могло привести нас с матерью эгоистическое решение держать сестру дома, под нашим присмотром! Но… если подумать, нас ведь специально запугали, вводили в заблуждение, наверно для того, чтобы получить те грязные деньги!
— Пошли.
Артёмов вышел и я следом за ним, не хотелось отставать или терять его из виду. Кладбище оказалось немного запущенным, оно казалось старым из-за отсутствия новых, красивых памятников, а на некоторых вообще стояли лишь металлические кресты без надписей и фотографии. Жуткое место, навевающее тоску и апатию.
Охранник выбежал из будки и сразу же бросился к нам, рассыпался в приветствиях:
— Оскар Никодимович, здравствуйте! Рад видеть, давненько вы к нам не захаживали. Я уж переживать начал, думал, может чего случилось…
— Нечего волноваться понапрасну, деньги получал и ладно. Надеюсь, со своей работой справляешься?
— Обижаете! — он распрямил грудь. — Ухаживаю, как и велено, убираюсь, протираю памятник, слежу за чужаками. Никто больше не приходит кроме вас, не переживайте. У меня с этим строго.
— Прекрасно.
Обычный пожилой мужчина с сединой, глубокими морщинами и добрыми глазами. Очень милый на вид и приветливый. По крайней мере, мне так показалось. Артёмов не любезничал с ним, но охранник даже не обиделся, провел нас и, не услышав в свой адрес ни единого упрека, ушел.
Я увидела краем глаза, что могила ухожена: ни травинки, ни соринки, все убрано, чисто, но не это бросилось сразу в глаза…
Мурашки поползли по коже, пока всматривалась в такие знакомые мне черты лица, сложно было поверить глазам, но с фактами не поспоришь. Фотография на надгробии, это просто что-то невероятное… Парень на нем был точной копией Оскара, но с улыбкой на лице и совершенно другим взглядом, безмятежным, что ли, доверчивым, добрым. Совсем еще юный подросток, я с тревогой обратила внимание на даты и подсчитала в уме. Если бы он был до сих пор жив, то ему сейчас было тридцать лет, но его жизнь оборвалась в пятнадцать.
