Голова у меня шла кругом. Меня охватило состояние такой подавленности, что собственная жизнь, клянусь тебе, не имела в тот момент для меня никакого значения. Как бы ты назвал это?.. Ага, этической проблемой… Молодой человек, таких же лет, как и мы все, оказался шпиком и проник в нашу подпольную организацию. Он прикидывался сторонником идеалов, которые ненавидел, стал другом Антонио и даже участвовал в наших операциях!
Больше всего возмутило меня то, что он смог хитростью завоевать наше доверие и терпеливо ждал случая, чтобы провалить всю организацию вместе с ее руководителями. Он ждал достаточно долго — до тех пор, пока не были сформированы студенческие бригады… Но теперь он раскрыл себя, и мне надо было немедленно избавиться от него.
«На следующей остановке», — сказал Маноло кондуктору, который сразу же дернул за шнурок звонка, подавая сигнал водителю. Тот затормозил, и, пока я раздумывал, что делать, этот подлец толкнул меня в спину, и я вынужден был сойти вместе с ним…
И вот, Рикардо, мы с тобой в доме Маноло. Ты сидишь рядом со мной и все время задеваешь меня ногой, несмотря на все мои просьбы отодвинуться подальше, тем более мать нашего друга еще не принесла торт, который испекла специально для нас… А ты, Маноло, можешь смеяться надо мной, ведь я знаю, что ты давно мечтаешь стать драматическим актером, а артист никогда не упустит случая продемонстрировать свои способности. В тот раз ты выкрутился блестяще и остроумно, и я заслуживаю, чтобы вы оба всыпали мне как следует. Но главное — это то, что мы остались друзьями и единственно, кого нам недостает сейчас, — это Антонио. Я отдал бы все, чтобы он был сейчас здесь. Я бы сказал ему: «Ты был прав, надо больше доверять товарищам».
Р. Г. де Каскорро (Куба)
«ЧЕШКА»[37]
Перевод с испанского Ю. Погосова
Я был руководителем группы. Как только мы прибыли, нас передали под командование Хасинто Мадригала, который разъяснил обстановку. В этом районе я никого не знал, и это осложняло выполнение поставленной перед нами задачи.
Ночи тянулись долго, а каждую ночь приходилось стоять на часах, крепко сжимая в руках «чешку».
Возле поста росли рожковое дерево и пальма — ее раскидистая крона заслоняла луну. Мы определяли время по свисткам локомотивов. Вот это подает сигнал поезд из Игуары, где остались моя мать и братья, они — я был уверен — сейчас думали о грозящих мне опасностях, а вовсе не об этих нескончаемых ночах. И к нашей радости, когда к нам начали прибывать из разных уголков страны новые милисиано[38], ночи стали короче.
Мы расположились в Лоурее: бетонный перрон, приподнятый над землей, барак для сортировки табачных листьев, мясная лавка, разбросанные там и сям дома, между которыми высились деревья и зеленели посевы. А вокруг холмы, ухоженные поля, табачные плантации и покрытые колючим кустарником горы вдали.
В ту ночь я был в карауле. Часов в девять с ближайшего холма донесся собачий лай, вскоре к нему присоединились собаки Макарио и всего поселка.
Я созвал ребят и быстро расставил их по местам: одного — напротив дома Нардо, другого — рядом с бараком для сортировки табака, и, когда я бежал к перрону, чтобы занять позицию там, бандиты были уже у мангового дерева. Страшно хотелось открыть огонь, но нам было приказано только отвечать на их выстрелы, так как кругом жилые дома. Они начали стрелять, мы ответили им плотным огнем, вынудив отойти в рощу. Потом мы бросились за ними, швырнув вдогонку две гранаты, и преследовали их, пока они не скрылись в горах. Это была банда Марио Браво.
В поселке все успокоилось, и я позвонил во Флоренсию, чтобы оттуда сообщили в Тамариндо. Минут через двадцать вдали засветились фары грузовика с вооруженными милисиано. Нашу группу усилили еще шестерыми бойцами, а мне приказали, как только рассветет, собрать отстрелянные гильзы на том месте, откуда стреляли бандиты. Это оказались гильзы от американских винтовок и автоматов.
Мы пробыли в Лоурее около тридцати дней. Затем нас раскидали по разным постам, причем мне выпало охранять барак для сортировки табачных листьев. К тому времени мы с Гуделией уже были знакомы, она жила немного в стороне от полустанка, в домике на холме, перед которым росли пунцовые розы; их аромат чувствовался метров за двадцать не доходя до дома. Я забегал к Гуделии в свободное от дежурства время, а иногда она спускалась ко мне — приносила кофе, сладости и приводила с собой братишку, и тогда мы болтали о всякой всячине. И вот пришел день, когда мы объявили о своей помолвке, решив, что сыграем свадьбу, как только отец моей невесты закончит пристройку к дому для нас.
Когда меня перевели охранять барак для сортировки табака, Гуделия очень огорчилась, потому что теперь мой пост был довольно далеко от ее дома и мы не могли видеться по ночам — ведь банда Марио Браво устраивала вылазки только в ночные часы. Мы должны были стеречь все помещения табачной плантации, чтобы бандиты не подожгли их.
Нас было трое, охранявших барак для сортировки табака, — пока один спал, двое других бодрствовали. И надо же было случиться, чтобы в тот вечер заболел Гильермо. Я отправил его домой, так как у него начинался жар, а мы ничем не могли помочь ему. К тому же заморосил дождь. Он ушел, а мы с Густаво, чтобы скоротать время, принялись рассказывать друг другу о своих невестах. Незаметно спустилась темнота. И тут вдруг явился нарочный из Флоренсии с телеграммой, в которой сообщалось о смерти матери Густаво. Получив это известие, Густаво едва сдержал слезы, потом стал рассказывать о матери, которая всю жизнь жертвовала собой ради семьи, о братьях и сестрах, которые остались теперь одни. Но долг превыше всего, сказал он, и он не оставит поста.
Вот уже несколько ночей подряд бандиты орудовали неподалеку, не решаясь приблизиться к нам, зная, что нас трое, вооруженных тремя «чешками», и что мы защищаем наше добро, народное добро. Они понимали, что любая их попытка обречена на провал.
Я сказал Густаво, чтобы он уходил, ведь нелепо оставаться здесь, когда родная мать лежит в гробу. Он стал возражать: что, если нападут бандиты, когда я останусь один, нельзя же допустить, чтобы они подожгли барак для сортировки табака или захватили хотя бы одну из «чешек», за которыми давно охотятся. Я ответил, что, если он не уйдет, я обвиню его в невыполнении приказа командира. И вообще «чешку» у меня смогут забрать только в случае, если убьют.
Нин, из партийной ячейки, проводил Густаво до полустанка: там он должен был сесть на восьмичасовой поезд.
Я остался за троих…
То ли Гуделии подсказала женская интуиция, то ли она что-то услышала — часов около девяти она послала ко мне братишку с кофе, чтобы я не заснул и был начеку, так как банда кружит где-то рядом с поселком и, наверное, попытается отомстить за недавнее безуспешное нападение.
Когда я вновь остался один, то стал думать о нашей теперь уже близкой свадьбе — отец вот-вот закончит пристройку. Он уже говорил с Нином о роме и о поросенке на вертеле и о том, что я должен привезти к ним моих родных — познакомиться с родителями невесты.
Я пил кофе медленными глотками почти до полуночи — пока не похолодало. Около половины первого меня начало клонить ко сну. Часа через полтора дождь усилился, и вдруг до меня донесся лай собак. Сонливость как рукой сняло. Я пытался различить что-либо во тьме, но из-за дождевой завесы ничего не было видно. Я старался сквозь шум дождя уловить хотя бы шлепанье ботинок по воде, и тут мне на помощь пришла молния: да, это шли бандиты.
Сперва мне показалось, что они пройдут стороной, но потом я понял, что они направляются к бараку. Наверняка кто-то им сказал, что я остался один, что барак можно окружить, без труда прикончить меня и забрать «чешку»… Я подозревал Мартино. Его дом стоял рядом с нашим постом, и он был в курсе наших дел. К тому же он не внушал нам доверия. Поговаривали, что один из его сыновей в банде Марио, хотя Мартино уверял, что тот уехал на заработки в провинцию Орьенте.
Я занял позицию на настиле под самой крышей и стал ждать. Кажется, собаки во всей округе всполошились не на шутку. Вдруг я услыхал, как один из бандитов прикрикнул на пса и сказал:
— Поторопитесь, может подмога прибыть.
Бандиты знали, что на полустанке находится сильная охрана.
— Стреляйте! Надо прикончить его и забрать винтовку, — раздался голос совсем рядом.
— Только у мертвого! — воскликнул я и открыл огонь.
Бандиты окружили барак и кричали, чтобы я сдавался, потому что их много и все равно мне нет спасения. В ответ я обозвал их подонками, а они завопили:
— Ах ты, коммунистическое отребье!
Тогда я крикнул им, что никогда не видать им «чешки», у них, мол, кишка тонка. Они заорали, что подожгут барак и спалят меня вместе с ним. Я ответил: пусть поджигают, но только «чешки» им не видать…
