- Мне известно, что вы совершили преступление и не хотите признаваться. Если будете и дальше в молчанку играть, мужчин пристрелю, а женщин отправлю для допроса в Улясутай.
Все это я произнес решительно и твердо - они совершенно вывели меня из себя. Неожиданно первой заговорила стриженая.
- Ладно. Все расскажу, - сказала она.
Я попросил принести ручку, бумагу и чернила, Мои солдаты должны были засвидетельствовать ее слова. Так я записал показания жены Пузикова -кровавый, чудовищный рассказ.
- Мой муж и я - большевистские комиссары, нас послали сюда выяснить, сколько белых офицеров скрывается в Монголии. Старик Бобров знал нас раньше. Мы хотели скрыться, но Канин удержал нас. Бобров несметно богат, сказал он, давно пора ограбить его и убить. Мы согласились участвовать в деле, и для этого заманили на станцию молодого Боброва - якобы поиграть в карты. Когда он собрался домой, муж выстрелил ему в затылок. Потом все мы поехали к Бобровым. Взобравшись на забор, я бросила собакам отравленное мясо, и они все передохли через несколько минут. Мы попрыгали во двор. Первой из дома вышла жена Боброва. Прятавшийся за дверью Пузиков убил ее топором, старика мы прикончили во сне. Услышав шум, из своей комнаты выбежала девочка, ее убил Канин выстрелом в голову. Затем мы забрали все ценные вещи и подожгли дом, спалив также лошадей и скот. Огонь уничтожил все следы, и если бы не ваш приезд и не глупое поведение моих товарищей, все было бы шито-крыто.
- Гнусное дело, - продолжал лейтенант, когда мы возвращались на станцию. - У меня волосы на голове встали дыбом во время невозмутимого рассказа этой молодой женщины, почти ребенка. Только тогда я полностью осознал, какое зло принес в мир большевизм, отнявший у людей веру, страх Божий и совесть. Тогда я понял, что все честные люди должны неотступно бороться с этим самым опасным врагом человечества, бороться до конца, пока не оставят силы.
Недалеко от дороги на снегу что-то темнело.
- Что там такое? - поинтересовался я.
- Убийца Пузиков, которого я собственноручно пристрелил, - отвечал лейтенант. - Прикончил бы и Пузикову с Каниным, но пожалел его жену - еще не научился убивать женщин. Отправлю их с вами в Улясутай под охраной солдат. Впрочем, им уготован тот же конец - монголы будут судить их за убийство и, конечно, приговорят к смертной казни.
Вот что случилось на берегу Тисингола, где над болотами загораются блуждающие огоньки и где после недавнего землетрясения почва разверзлась, образовав трещину более двухсот миль длиной. Может, через эту трещину и проникли к нам из самого ада Пузиковы, Канины и подобные им, которые стремятся заразить весь мир страхом, втянуть его в преступление. Один из солдат лейтенанта Иванова, бледный как смерть, молился всю дорогу, называя убийц "слугами сатаны".
Путешествие от Тисингола в Улясутай в обществе этих негодяев не доставило нам удовольствия. Мы с другом утратили обычное присутствие духа и трезвость мысли. Канин все время напряженно о чем-то думал, в то время как бесстыжая женщина смеялась, курила и шутила с солдатами и некоторыми из наших спутников. Наконец мы переправились через Джагис-тай и уже через несколько часов смогли различить вдали сначала крепость, а затем и низенькие кирпичные постройки, теснящиеся на равнине. Это и был Улясутай.
Глава двадцать пятая.
Тревожные дни
В очередной раз нас закрутило в вихре событий. За время нашего двухнедельного отсутствия произошло много нового. Китайский комиссар Ван Сяо-цун посылал в Ургу один за другим одиннадцать своих разведчиков, но никто из них не вернулся. Положение в Монголии оставалось неясным. Русский отряд, пополнившись за счет беженцев, продолжал свое тайное существование, о чем не могли не знать китайцы с их мощной агентурной сетью. Ни один русский и, более того, ни один иностранец не покинули город - все, вооружившись, выжидали. Ночью во всех жизненно важных точках города стояли часовые - это была инициатива предусмотрительных китайцев. По приказу комиссара все китайские торговцы, у которых наличествовало оружие, раздали его своим служащим, а оставшееся вооружение передали властям, те же с его помощью создали специальный гарнизон из двухсот кули. Затем власти захватили монгольский арсенал, распределив оружие между китайскими сельскохозяйственными рабочими, живущими в наган - хушунах[29], где они подолгу, как правило, не задерживаясь, выполняют самую грязную работу. Эти отбросы общества, почувствовав свою силу, сбивались в группы и вели оживленные дискуссии, готовые в любой момент взорваться агрессией и гневом. По ночам кули доставляли из китайских магазинов в наган-хушуны ящики с патронами; поведение этого отребья становились все более вызывающим. Кули и прочие босяки бесцеремонно задерживали и обыскивали людей прямо на улицах и провоцировали столкновения, чтобы получить в результате то, на что позарились. Через своих агентов в китайских кругах мы узнали, что китайцы готовят в Улясутае русский и монгольский погромы. Мы прекрасно понимали, что стоит поджечь один-единственный дом в нужном месте, как вспыхнет целый квартал из деревянных домишек. Люди приготовились к обороне: росло число часовых, были назначены ответственные за некоторые районы города, созданы пожарные дружины, на случай внезапного бегства стояли наготове лошади и повозки, собрана провизия. Положение ухудшилось, когда из Коб-до поступили сведения об учиненном китайцами погроме - в результате некоторые жители погибли, а сам город озверевшие погромщики спалили дотла. Большинство жителей, бежав той же ночью в горы, укрылось в лесах, оказавшись там без теплой одежды и пищи, В течение следующих дней горы вдосталь наслышались горестных воплей и предсмертных стенаний. Жестокий мороз и голод погубили всех женщин и детей, замерзших под открытым небом в лютую монгольскую зиму. Все это довольно быстро стало известно китайцам в Улясутае. Новость очень обрадовала их, и они почти сразу же собрались на митинг в одном из наган-хушунов, обсуждая, не стоит ли отдать и Улясутай на разграбление черни.
Все это рассказал нам юноша-китаец, сын кухарки, работавшей у одного из поселенцев. Мы немедленно решили разведать обстановку на окраинах города. Ко мне и моему другу присоединились один офицер и наш проводник - юноша-китаец. Изображая праздношатающихся, мы направились прямиком к наган-хушуну, но на подходе нас остановил патрульный, грубо потребовав возвращаться откуда пришли. Во время перебранки я заметил, что между границей города и наган-хушуном густо расставлены часовые и что в тот район стекается много китайцев. Выяснив, что обычным путем на митинг не попадешь, мы решили действовать иначе. Выйдя из города в восточной его части, миновали нищее стойбище монголов, вконец разоренных китайскими налогами. Несмотря на поздний час, никто из них не спал: видимо, тоже предчувствовали грядущую беду. Затем наш дозор неслышно спустился на лед и подошел к наган-хушуну со стороны реки. Покинув город, мы старались двигаться как можно незаметнее, прячась за что придется. Вооружены мы были револьверами и гранатами, а кроме того знали, что в случае схватки на помощь нам придет сформированный в городе отряд добровольцев. Впереди шел китаец, за ним неслышно следовал мой друг, постоянно напоминая юному проводнику, что задушит его как мышонка, вздумай он нас предать. Боюсь, китаец не испытывал большого удовольствия от общества моего друга-великана, громко пыхтящего позади него от напряжения. Наконец показались ограждения наган-хушуна, между ним и нашей группой лежало открытое, хорошо просматривающееся пространство. До забора нам пришлось добираться ползком, поодиночке, за исключением китайца: мой друг ни на секунду не отпускал его от себя. К счастью, на равнине было много замерзших навозных куч, они-то нас и прикрыли. Затем мы прокрались вдоль забора к внутреннему двору, откуда слышались громкие, взволнованные голоса. Затаившись в темноте, мы приготовились слушать и наблюдать, но тут заметили по соседству с собой еще двух соглядатаев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
