Полторанин был из числа «пострадавших» за Ельцина, и именно поэтому тот решил сделать уже знакомого главного редактора министром печати. В следующем году он даже выдвинет Полторанина заместителем председателя правительства России. Но уже через несколько месяцев президент уберет Полторанина из правительства, переведя руководить специальной комиссией по архивам. Слишком много людей из бывшего окружения Ельцина не выдерживали это неожиданное испытание властью, не могли соответствовать новым реалиям российской действительности.
Ельцин предложил Полторанину продумать избирательную кампанию в российских газетах, координируя свою деятельность с руководителем предвыборного штаба Бурбулисом. Полторанин уточнил, будет ли Борис Николаевич принимать участие в дебатах по телевизору вместе с другими кандидатами. Ельцин несколько озадаченно посмотрел на своего собеседника.
– А вы считаете, Михаил Никифорович, что мне нужно принимать участие в этих теледебатах? – поинтересовался он.
– Это мировая практика, – ответил ничего не подозревающий Полторанин. – Обычно кандидаты в президенты встречаются перед выборами и излагают свои программы.
– Моя программа всем известна, – напомнил Ельцин. – Я разговаривал с различными товарищами по этому поводу, и они не советовали мне выходить на встречи с другими кандидатами.
– Это ваше право, – сказал после недолгого молчания Полторанин.
Как профессиональный журналист, он понимал важность выступления Ельцина перед телеаудиторией. Но… он понимал и другое. На фоне солидного Рыжкова, как бы напоминающего о стабильности прежней жизни, говоруна Жириновского, агрессивного генерала Макашова Борис Николаевич может выглядеть недостаточно презентабельно. Может быть, он прав, подумал Полторанин, хотя все равно жалко. Они могли ввести высокий стандарт первых российских выборов.
– Я не пойду на встречу с этими кандидатами, – твердо проговорил Ельцин, – меня в народе и так знают. Если достоин – выберут, если недостоин – значит, не проголосуют. Я думаю, что так правильно.
Полторанин смущенно кивнул, продолжая думать о том, что сегодня закладывается новая традиция российских выборов. Ведь от первых выборов многое зависит. Ни президент, ни министр печати даже предположить не могли, что в истории России отныне установится новый стандарт, при котором кандидат власти никогда и ни при каких обстоятельствах не станет встречаться с кандидатами от оппозиции, не разрешая себе участвовать в подобных теледебатах. Их не будет в девяносто шестом у Ельцина, не будет через четыре года у Путина, снова не будет еще через четыре года, опять у Путина, и, наконец, их не будет у Медведева. Каждый из кандидатов власти станет понимать, что российская власть сакральна и несет на себе отпечаток таинственной силы, которую нельзя развенчивать в глазах избирателей, подвергая свой выбор сомнению, выходя на дебаты с любым из кандидатов. Но сегодня об этом пока не знает никто.
– И нужно посмотреть, что начнут писать об Александре Владимировиче Руцком, – подчеркнул Ельцин, – чтобы обратить внимание коммунистов на его платформу и участие в выборах.
– Да, это мы понимаем, – согласился Полторанин.
Он был достаточно умным человеком и, выйдя из кабинета Ельцина, окончательно понял, что сегодня упущен шанс сделать выборы по-настоящему демократическими. Хотя, конечно, Борис Николаевич прав, и ему не следует с позиций председателя Верховного Совета России выходить к своим оппонентам.
Оставшись один, Ельцин задумался. Кажется, Полторанин был бы не против, если бы подобные дебаты состоялись. Нужно еще раз посоветоваться с Бурбулисом. Когда он говорил с Хасбулатовым, тот поддержал его решение не идти на дебаты. Он позвонил Бурбулису.
– Геннадий Эдуардович, зайдите ко мне. – Ельцин подчеркнуто обращался ко всем по имени-отчеству.
Бурбулис появился через минуту, пожал руку Борису Николаевичу и сообщил:
– У меня сидит Полторанин, мы как раз обсуждаем стратегию на наши выборы. Я думаю привлечь Шахрая для работы в нашем штабе, он хороший юрист.
Ельцин кивнул в знак согласия.
– Я хотел спросить насчет теледебатов. Сегодня при встрече я почувствовал, что Полторанин хотел бы моего участия в них. Как вы считаете?
– Не нужно этого делать, – сразу откликнулся Бурбулис.
– Почему?
– Они начнут нападать все вместе на вас. Все понимают, что они впятером ждут именно вашего появления. Друг друга они критиковать не станут. Как можно критиковать никому не известных Жириновского и Тулеева? А у Николая Ивановича Рыжкова сейчас имидж человека, пострадавшего от Горбачева, и это может сыграть ему на руку. В России любят обиженных, вы же знаете.
– Значит, не нужно выходить на теледебаты? – прямо спросил Ельцин.
– Не нужно, – ответил Бурбулис.
И он, и Хасбулатов хорошо знали недостатки Ельцина. Тот мог увлечься и наговорить лишнего. Кроме того, было понятно, что его будут атаковать с различных позиций все кандидаты, так как именно он считался самым главным и реальным кандидатом в президенты. Именно поэтому два таких разных человека, как Хасбулатов и Бурбулис, единодушно посоветовали Ельцину отказаться от теледебатов, хотя при этом терпеть не могли друг друга.
– Мы подготовили график ваших выступлений, – после недолгой паузы снова заговорил Бурбулис. – Нужно делать акцент на том, что Россия остается в составе Союза и мы не собираемся никуда уходить. В свете состоявшегося референдума и настроения людей – это очень важно. Наши оппоненты все время говорят, что, если вас выберут, Россия уйдет из Союза.
– Никуда мы не уйдем, – нахмурился Ельцин.
– Так и нужно говорить, – подчеркнул Бурбулис, – чтобы еще больше усилить наши позиции. И особенно ссылаться на подписанный проект Союзного договора, по которому сам Горбачев предложил дать больше самостоятельности всем республикам.
– Предложил, – недовольно сказал Ельцин, – чтобы на апрельском Пленуме они его не отпускали.
– Он использовал ситуацию в свою пользу, – напомнил Бурбулис, – значит, и нам нужно сделать то же самое. Важно напомнить, что мы готовы к сотрудничеству с союзным Центром. Я думаю, будет правильно, если Первого мая вы поздравите Горбачева с праздником трудящихся. Так мы получим дополнительно еще несколько сотен тысяч голосов.
– Я должен его поздравлять с праздником? – поразился Борис Николаевич. – Зачем? Мы никогда этого не делали, даже когда я работал в горкоме партии.
– А сейчас нужно, – подчеркнул Бурбулис, – это очень своевременный и продуманный шаг, пусть все видят в нас созидателей, а не разрушителей. Они используют эту «страшилку», чтобы оттолкнуть от нас избирателей.
– Хорошо, подготовьте текст телеграммы, – согласился Ельцин.
– И еще, – продолжал Бурбулис, – необходимо поставить вопрос о возможной замене Советов на другие, более современные органы власти. Советы изжили себя как институт власти, зародившийся еще в начале века.
– Сейчас не время упразднять Советы, – удивленно взглянув на Барбулиса, сказал Ельцин.
– Я говорю о возможной перспективе, – подчеркнул Геннадий Эдуардович. – Надо вообще отходить от принципа, что большинство людей всегда правы. По истории известно, что это не тот принцип, которым следовало бы руководствоваться.
– Вы против выборов? – не понял Ельцин.
– Не на этом этапе, – ответил Бурбулис. – Я говорю о перспективах российской государственности на будущее.
Ельцин нахмурился. Подобные высказывания казались ему слишком радикальными. Когда Бурбулис поднялся, чтобы уйти, Борис Николаевич неожиданно добавил:
– И скажите Полторанину, чтобы эту телеграмму опубликовали во всех российских газетах.
– Обязательно, – улыбнулся Бурбулис уже с порога.
Ельцин вспомнил, как отмечались первомайские праздники в Свердловске. Он переехал в Москву в пятьдесят четыре года, уже сформировавшимся человеком. Горбачеву было гораздо легче, его перевели из Ставрополья секретарем ЦК, когда ему было только сорок семь, и почти сразу сделали сначала кандидатом, а потом и членом Политбюро. А Ельцина взяли только на унизительно маленький пост заведующего отделом. И это при том, что Свердловская область была одной из ведущих промышленных областей в стране. Переехавший из Томска Егор Лигачев вообще стал одним из главных секретарей ЦК. Эту обиду Ельцин помнил долго. Хотя почти сразу он стал секретарем ЦК, но членом Политбюро его так и не сделали. Ждал два года, но они не торопились вводить его в Политбюро, а ведь он руководил крупнейшей партийной организацией в стране.
Ельцин с детства отличался неуемным характером. В школе он был заводилой, часто устраивал драки, в его дневнике нередко появлялись двойки по поведению, хотя учился он достаточно хорошо. Как-то мальчишки нашли гранату, и он решил ее разобрать. В результате взрыва лишился двух пальцев. Но это не помешало ему всерьез заняться волейболом. При его росте и силе он все время был самым заметным игроком, несмотря на отсутствие двух пальцев. Этого человека отличала неуемная жажда жизни. Он словно родился для выдающихся свершений.
