миллион триста для мнимого торга.
Хмурым субботним утром Скрипка хмуро пила чай. Прошлым вечером звонила риелтор и, немного угрюмо, сообщила, что через забор продается соседний участок. Продается за миллион, это минус — конкуренция. Но там участок похуже, домик подревнее. «Будем торговаться, в общем!»
Дребезжала люстра, надежды на переезд таяли.
Затрезвонил телефон.
— Валентина Сергеевна! Есть ребята, очень хотят купить, но торгуются! Я на объекте другом, дала ваш номер, поговорите, они вроде адекватные.
Скрипка даже подскочила в волнении. Ну неужели свершится?..
В дверь позвонили. Валентина Сергеевна поспешила открыть.
И вот тут в дело вступили «если». Говорят, что взмах крыла бабочки на одном конце Земли может привести к извержению вулкана на другом.
Если бы папа Иван вчера пораньше вернулся с работы, он бы успел купить яблоки. Но Иван засиделся над отчетом, яблоки уже кончились и пришлось брать груши. Если бы младший сын любил грушевый пирог, у него было бы сегодня хорошее настроение. Но мама пекла именно нелюбимый грушевый, и утро было испорчено. Измотав всем нервы, младший сердито плелся по лестнице к тетке с нижнего этажа — «на приветственный визит с пирогом».
И если бы средний сын, державший пирог, не решил пошутить… пронеся пирог перед носом у младшего. Тот бы не оттолкнул тарелку, и она бы не упала на цветочный горшок с любимым гибискусом Валентины Сергеевны. И он бы не разбился. И дети бы не орали. И Скрипка бы вежливо отказалась от пирога и торговалась бы за дачу.
Но все случилось именно так.
И взору женщины предстал разбитый горшок, земля, перемешанная с тестом и грушами, осколки тарелки и трое рыдающих детей.
Многодетное семейство спас телефонный звонок.
Скрипка все еще в шоке захлопнула дверь и бросилась к телефону.
— Валентина Сергеевна, доброе утро! Я по поводу дачи! Так она нам понравилась! Но вот суммой такой не располагаем… У нас есть 950 тысяч, как вам такой вариант? Или, может, другие формы расчета? Материнский капитал там, или еще что, а то мы многодетные, у нас разные пособия можно вложить…
Дзынь! Дзынь!
Это нервы Скрипки лопнули. Звонко, хлестко.
— Многодетные? — прошипела женщина. — Ах, многодетные?! Да я! Никогда! Свою дачу! Многодетным! Не отдам! Хоть за два миллиона, хоть за пять! Еще торгуются, нищеброды! Никакой вам дачи, многодетные!
И бросила трубку. И зарыдала. Хваталась за голову, и, казалось, что пальцы натыкаются на порванные струны.
Потом ей, конечно, звонила риелтор и успокаивала. И говорила, что все бывает. И что на неделе еще договорилась дачу показать…
А через 7 дней перезвонила и рассказала историю.
Приехали они с покупателем, значит, смотреть участок. Пока подошли, пока калитку открыли. И тут из дома с соседнего участка как грянул «Владимирский централ». И вываливается куча гомонящих детей, за ними родители, с бутылками водки. И кричат «О, соседи новые прибыли, приходите знакомиться, будет с кем погудеть, а то такие все скучные вокруг!»
Покупатель даже смотреть не стал, развернулся и уехал. И так повторилось три раза.
А еще она позвонила хозяйке, которая ту соседскую дачу продавала, и узнала, что она ее сдала. Мол, многодетная семья очень просила, хотя бы на месяц.
Никогда еще Скрипка не оказывалась в таком затруднительном межмногодетном положении. Остатки нервов натянулись до предела.
Она думала целый день. Под аккомпанемент десяти ног и брякающей люстры.
«Лучше ужасный конец, чем ужас без конца», — вздохнула женщина. И написала риелтору, чтоб та ехала на соседский участок и соглашалась на 950 тысяч.
Сделка состоялась молниеносно. Кстати, покупатели оказались приличнейшими людьми. Трое детей — шахматистов и папа мастер спорта. Скрипка даже с некоторым уважением подумала: «Кто еще мог придумать такую комбинацию, кроме шахматиста!»
Валентина Сергеевна могла пересчитать свои проигрыши по пальцам. Но она так и не могла понять, проиграла ли в этот раз. Да и как поймет прагматичный ум шахматиста, что одно движение крыла бабочки может предопределить целую шахматную партию…
Непорядочная женщина
— Смотри, это же твоя бывшая? — Костян подтолкнул Илью локтем, пуча глаза ему за спину.
— Которая? — Ром уже наполнил Илью до метки «лень повернуться». Ну и подумаешь, бывшая, лишь бы не…
— Ленка!
— Только ее тут и не хватало, — уныло вздохнул Илья.
Ленка была не просто «бывшая». Она была из тех бывших, которых-нельзя-обсуждать.
Она была особенная во всем. Поэтому они и собирались пожениться.
Если бы существовала партия «Полигамная Россия», то Илью с треском бы выгнали с поста председателя — до того он оказался околдован одной-единственной.
Ленку он называл «непорядочная женщина». Во-первых, конечно, он чувствовал, что вернется к прошлой блудной жизни, и проецировал свой будущий, дешевым шуруповертом свербящий стыд на любимую женщину. Во-вторых, и это было официальным основанием для прозвища — в Ленке его раздражала только склонность к беспорядку.
Да, она не была чистюлей. Но упругий, пышный омлет на завтрак, подаваемый в фартуке на столь же упругой, пышной груди, перевешивал чашу на весах быта.
Как приключился конфуз, Илья сам не понимал. Он рассчитывал, что продержится хотя бы до свадьбы. Но был этот же бар, этот же ром, этот же циферблат Tissot, складывающий стрелки в слово «беги», — и блестящая Кристина.
То, что она Кристина, выяснилось утром. Ночью же Илья любопытной сорокой порхал вокруг сверкающего пайетками платья и терял голову от слепящей улыбки. Хищным орлом срывал блестящую одежду с жертвы. Наутро, придя в себя в чужом гнезде, со следами разврата на теле, Илья потрепанным воробьем собрал свои перья и выпорхнул в родной скворечник.
Все было нормально примерно пару недель. Пока однажды, вернувшись из того же бара, он не обнаружил под дверью чемодан со своими вещами. А сверху конверт, с результатами анализов и запиской от Ленки: «Спасибо за букет, мой порядочный мужчина».
Такого позорного фиаско в его биографии еще не бывало. Илья всегда был очень осторожен. Он до дергающегося глаза боялся всяких там инфекций. Он знал, что к нему липнет заразная дрянь похлеще, чем девочки к Тому Харди. Он даже ветрянкой болел два раза! Рассказывал об этом всегда драматично, уверяя, что третий раз его точно убьет.
Ну что ж, «букет» вылечил, шрамы на сердце тоже подзалатал. Встретил Аленку, женился. Поумнел, стал осторожнее. Ненавидел пайетки и жене носить их запрещал.
И вот надо же. Пять лет прошло, сбежал отдохнуть от быта и сыновей-погодок, а тут она. Ленка.
— Ну и как она, Кость? Страшная хоть?
— Офигенная. Лучше, чем была. Даже титьки еще выше торчать стали.
Перед
