– У тебя потрясающие духи! – сказал он, подливая ей шампанское после рукопожатия. – Новые?
– Да нет… Просто раньше не душилась, повода не было.
– Кто-то подарил? – как можно более безразличным тоном поинтересовался он.
– С аванса купила. Мне три года назад зарплату повысили…
Она заботливо положила ему в тарелку две тарталетки.
– Попробуй. Этот рецепт я изобрела сама, когда мы с подругами праздновали защиту моей диссертации.
– Какой диссертации?! – Его глаза стали больше, чем тарталетки, положенные на тарелку.
– Кандидатскую! Разве я тебе не говорила? Да ты попробуй тарталетки-то.
– Ты кандидат наук?!
– Давно уж. Я, между прочим, докторскую писать начала.
Тарталетка выпала из рук и шлёпнулась на пол по закону тарталетки – паштетом вниз.
Их разговор прервал его отец тостом, который был обращён к её матери:
– Наконец-то я никогда больше не увижу вас в своем доме! Какое счастье!
Развеселившиеся гости им тоже кричали «Сладко!», и они на радостях жали друг другу руки гораздо дольше своих детей. И даже впервые обнялись.
– Надо же, какая ты молодец! – Он снова подлил ей шампанского. – Слушай, а давай потанцуем, а?
Тамада распоясался окончательно и, увидев, что они идут танцевать, объявил прощальный танец. Но они его не слышали, как и завистливого шепотка гостей:
– Витёк, Витёк… Да оторвись ты, слышь, от салата! Смотри, а она ведь ещё ничего? Долго в девках не засидится!
Витёк посмотрел на свою жену с гораздо меньшим восхищением, чем только что смотрел на салат:
– А может, и нам так же?
– Ты чего? Салата объелся?
Вернувшись после танца на свои места, распалённые вином и воспоминаниями, они разговорились о том, какие планы у каждого на будущее. Со смехом отметили, что мечтают примерно об одном и том же. Это показалось им забавным, и они с шампанским вышли на балкон.
– Какой сегодня замечательный день! – сказала она, продолжая руками следить за причёской.
– Мне давно не было так хорошо!
Расходились гости поздно, на прощание снова кричали «Сладко!», хохотали до колик. Благодарили за чудесный вечер, забирали подарки, подаренные к свадьбе. Желали хорошей последней брачной ночи.
– Ну, ты довольна? – спросил он, когда они остались одни среди груды немытой посуды.
– Очень! Сегодня был лучший день в моей жизни! – Она поднялась на цыпочки и дружески чмокнула его в щёку.
От этого поцелуя он осмелел и обнял её.
– Ты что?! – Она решительно отстранилась. – Зачем тебе всё это?
– Ты это… Ты… потрясающая!
– Все вы так говорите. Лишь бы… своего добиться от нас, незамужних.
– Нет, правда… Я серьёзно… Ты зря. – Он помялся, а затем всё-таки решился. – Ты знаешь, это, наверное, глупо звучит… Но ты… Выходи за меня замуж, а?
– Ты что?! Что ты такое говоришь? Мы ещё недостаточно хорошо с тобой знаем друг друга! – Она еле освободилась от его настойчивых объятий.
– Неправда! То, что я узнал о тебе сегодня, меня… меня просто восхитило! Я ведь всю жизнь мечтал встретить такую женщину, как ты. А сегодня… Тогда на Ленинских горах я… просто влюбился в тебя… с первого взгляда!
– Боже мой! Как тебе не стыдно? В твоём возрасте… и с первого взгляда? Скажешь тоже…
– Уверяю тебя, погляди на нас в зеркало, мы правда подходим друг другу.
– Всё равно, один день – это слишком мало, чтоб делать столь серьёзное предложение. Надо всё обдумать! – Она впрямь залюбовалась картинкой в зеркале.
– Что тут думать?! – Он снова сделал попытку поцеловать её в губы.
– Нет, нет… только не это! – Она ещё более решительно вырвалась из его объятий и от смущения стала поправлять окончательно развалившуюся причёску.
– Ну почему же?
– До свадьбы нехорошо! – сказала она и пошла мыть накопившуюся за вечер посуду, предварительно надев на себя заношенный халат и стоптанные тапочки.
Бабушкин чемодан
Роман снял со шкафа огромный рыжий чемодан, подаренный тёщей к свадьбе много лет назад, и положил его раскрытым на пол посреди комнаты. За что он его любил, так это за вместительность. Сколько раз он уезжал с ним в командировки, в отпуска – и всегда в нём всё умещалось!
Сначала в чемодан полетели рубашки, галстуки, носки, потом костюмы. Ну и барахла нажили они с Веркой за последние годы!
Впервые Роман уезжал из дому навсегда. Уже смеркалось, и надо было успеть до прихода жены с сынишкой из садика. Главное, не попасться им на глаза – объясниться запиской.
Роман свободно захлопнул объёмистый чемодан, присел на прощанье на край кушетки, отогнал от себя воспоминания и подумал, не забыл ли чего. Ведь больше он сюда никогда не вернётся. Телевизор… детская кроватка… картины… книжки… Вот, книжки! Как мучился из-за них, сколько мыкался по чёрным рынкам. Верка ради библиотеки палец о палец не ударила, а Лёлька будет довольна. Влезут ли? Ах, что за чемодан! Невольно помянув добрым словом тёщу, Роман так же свободно захлопнул крышку, как и в первый раз. «А может, и ваза войдет? Мне всё-таки подарили, а не ей».
Роман приподнял любимый чемодан и удивился, что, несмотря на книги с вазой, тот ничуть не потяжелел. Он ещё раз окинул прощальным взором комнату, но ощущение того, что всё-таки что-то здесь забыл, не покидало его. Ах, чёрт! И как это он сразу не сообразил? Телевизор! С его же халтуры куплен. Вот только упаковать как? «А что если… – закралась вдруг в голову шальная мысль, – ведь всегда всё умещалось».
На улице было уже совсем темно. Боясь включить свет, чтобы со двора не заметили его действий, Роман поставил телевизор поверх книжек и, к полному своему изумлению, увидел, что крышка закрылась почти без его помощи!
– Ай да я! Ай да чемодан! Ай да тёща! – закричал от восторга Роман, запросто подняв чемодан. Но вдруг ему стало страшно. Он понял, что тот снова не потяжелел. Холодный пот выступил на его лице. В доме была полнейшая тишина.
«Неужели и шкаф влезет?» – с ужасом подумал Роман. «Влезет, – ответил изнутри до бесконечности знакомый голос. – Ты только его наклони».
Роман повиновался, и – о ужас! – крышка сама открылась и проглотила четырёхстворчатый шкаф – их семейную гордость. Именно о таком мечтала всю жизнь Лёлька. Но теперь Роману было не до неё. Да ещё, как назло, включился фонарь на улице за окном, при скудном свете которого Роман увидел, как по-голодному взглянул на него чемодан, потом нагло улыбнулся во всю крышку и тоненьким голоском требовательно и коротко пискнул: «Ещё!» Голос чемодана живо напомнил Роману голос давно уже умершей тёщи.
– Верка! На помощь! – завопил Роман и принялся запускать в чемодан чем попало: статуэтками, пуховичками, стульями. При каждом броске чемодан довольно раскрывался, глотая пущенную в него вещь, и закрывался, сладко причмокнув довольными замками. Когда же в комнате осталась только одна кушетка, Роман на мгновение растерялся. Тогда чемодан сердито тронулся с места и медленно пополз по полу прямо на него. Роман потерял сознание…
