что бремя расходов на содержание подобных детей должно нести государство, пусть анализируют, ищут причины, методы лечения, способы социальной адаптации»
— жестким тоном заключил Игорь.
Александра помертвела.
Нет, никому не отдаст маленького больного сына, если он родился, живет со страданием (его же постоянно терзает боль!) — значит так предопределено, и нам должно принять это испытание, облегчить ему жизнь, и суметь вырастить…
– Зачем?! — Недоумевал Игорь. — Он даже не сможет ухаживать как следует за тобой, когда ты станешь старая, больная и дряхлая.
– А вот это мы еще посмотрим.
– Ну как хочешь! Я ухожу. Я тебе уставляю свою месячную зарплату. Думаю, за это время ты сделаешь правильный вывод и выбор. Или я, или он.
Александра осталась одна в квартире с изувеченным непонятной болезнью ребёнком, который, однако, изо всех силёнок недоразвитых конечностей тянулся к полной материнской груди и сосал с наслаждением теплое и вкусное молоко. Через два месяца, когда заканчивались деньги, у Илюши началась странная рвота, после чего он запрокидывал головку назад и тяжело дышал. На фоне легкой простуды подскочила температура, случились судороги.
Илюшу с мамой срочно госпитализировали. Лечили целый месяц, еще на десять дней оставили для обследования и уточнения диагноза. Окончательных диагнозов определили два и третий под вопросом — все как один неизлечимы. Выписали из больницы, поставили на учёт к двум врачам-специалистам, рекомендовали незамедлительно оформить инвалидность ребенку, чтобы хоть какие-то деньги на лечение иметь.
Процедура установления очевидной инвалидности оказалась изматывающей беготней по кабинетам поликлиники: снова сдать кучу анализов, снова обойти несколько врачей, далее — врачебные экспертные комиссии.
Тут пришла телеграмма, что умерла мама — Александра кусала губы до крови: она даже не сможет выехать на похороны, потому что оставить Илюшу не на кого. Темной ночью она плакала и просила прощения у матери. Горячие слезы капали на Илюшу, он проснулся и своими не сложившимися ручонками размазывал их по щёчкам, было сам всплакнул, но быстро притих, с удивлением разглядывая исходящую в тихом плаче маму, потом прижался и обнял её как мог… Только-только пришло успокоение, основанное на том, что там в тайном вечном мире, маме будет хорошо, как пришло новое известие.
Пришло срочное послание от Дарьи Петровны. Буквы выстроились в страшный ряд: Семён Самойлович при смерти, жить ему осталось считанные дни. И снова Александра не имела возможности выехать и проститься с дорогим и любимым человеком, её Учителем. Вскоре пришло второе послание, что скончался. Александра разыскала икону Николая чудотворца, подаренную мамой, поставила её на стол, упала на колени и, верно, целую вечность, простояла в святом молитвенном экстазе, прося, моля и плача: прими, Господи, души усопших рабов Твоих Татьяны (мамы) и Семена (любимого учителя) в руки Свои.
Заболел Илюша: вновь началась рвота, повторились судороги, он снова стал лежать, запрокинув головку назад. Их госпитализировали, сразу отправили на компьютерный томограф. И диагностировали, что в головном мозге имеются существенные уплотнения, возможно, и скорее всего — это опухоль.
Александра согласилась лишь на консервативное лечение, направленное на снижение внутричерепного давления, после чего пройти повторное обследование…
Грянула настоящая суровая зима. Сутками валил хлопьями снег, поднималась метель, гоняя и уплотняя тонны снега. Как страшное знамение вырвался из полярных широт лютый холод, остановил игривость зимушки-красавицы и показал ледяной оскал мертвого царства. Вслед пришел и окреп другой ветер: плотный и бесконечный, который разносил и доставлял арктический холод в каждый дом, каждую квартиру, вонзаясь в каждого человечка железными когтями бесцеремонной лапы, вытягивающей последнее тепло.
Александра с ужасом смотрела, как понижается в квартире температура, и ничего она сделать не сможет. У коммунальщиков пошли авария за аварией. Периодические отключения электричества, тепла, воды. Ещё день-два — и лопнут батареи отопления. Илюша капризничал. И вдруг шалая мысль закралась в смятённую бедами Сашину голову — это никогда не закончится: этот холод, пурга, нескончаемые беды. У Илюши точно опухоль мозга. До гробовой доски будет вечная мука у неё, у него.
Она решилась остановить расширяющийся поток беды: она поднимется на крышу дома, прижмёт к груди Илюшу и сделает шаг, что приведёт их в вечность, потому что третей смерти она не выдержит. Ушла мама, ушел Семен Самойлович, собрался уйти Илюша. Как будто есть так называемый муж, от которого уже с полгода никаких вестей. Там в вечности она встретит любимых. Илюша несомненно будет Ангелом и отмолит её грех. Великая загадочная вечная жизнь совсем рядом — стоит лишь сделать последний шаг, и полет в вечность высвободит лишние килограммы бренного тела. Однажды она видела как взмывает в космос ракета, поочередно отбрасывая сгорающие части своего тела…
Она прижала крепче ребенка, шагнула решительнее к темной полосе обрыва. Ребёнок шевельнулся и пихнул ножкой в живот почти точно также, когда она его вынашивала. Александра встала на парапет крыши, Илюша примолк. Вдруг хлынули слёзы, и туман застил глаза. Она нагнулась и поцеловала милого сыночка, которому не суждено вырасти большим и пройти собственный жизненный путь. За короткие полгода он хлебнул страдания на целую взрослую жизнь. «Прости меня» — шепнула она и шагнула вперед…
Огромная пасть лязгнула над ухом, схватила за воротник. «Ага, — сквозь безмерную нечеловеческую боль подумала Саша, — это гадкая гиена тащит меня в ад». Раздирал душу надрывный детский плач. В беспамятстве от сильнейшей никогда прежде не случавшейся боли и от страха, что такую же боль, быть может, испытывает Илюша, Саша закричала, чтобы не трогали младенца. Она не могла открыть глаза, лишь чувствовала невыносимую боль, которая разрасталась, как ровно голое тело швырнули на эшафот и секли не кнутом, но кромсали стопудовой гирей. Саша судорожно вздохнула, чтобы больше не дышать.
…Белый свет резал глаза, окружала странная вязкая тишина. Какое-то время Саша не могла сообразить: где она, что с ней. Всплыло видение белого света, в котором могучая человекоподобная глыба, крепкий старик с белейшими ниспадающими волосами и проницательными добрыми глазами строго встречает каждого. Ему достаточно мгновения, чтобы определить суть прибывшего в его вечные непоколебимые покои: станет ли оробевший проситель частицей его великой силы или полетит вниз в адское пламя. Саша знала, что за себя просить нечего, но где Илюша? как матушка её? умиротворен ли Семён? Она осмелилась и тихо вопросила: «Младенец Илья, где? Спаси, Господи, его душу!»
– Жив твой сыночек, — шепелявый голос прогнусавил у самого уха также неожиданно, как та лязгнувшая пасть.
Саша вздрогнула и раскрыла глаза, привстала, чтобы рассмотреть где она. Больничная палата на две койки. Белые стены и белый потолок. Рядом на стуле сидела толстая санитарка неопределяемого возраста.
– Я жива?
– Жива-жива! Меня хорошо видишь? А уж я-то живее всех живых!
– Но я шагнула вниз с
