— Ну, первый раз я еще смог на стену посмотреть, а второй раз не удалось, народ ходит. Если бы ночью — другое дело.
— Значит, ничего не заметил? — спросил Повелко.
— Ничего. Отмерил от угла, как говорили, ровно восемь шагов, осмотрел все кирпичи в стене...
Повелко обеими руками поскреб остриженный затылок и уставился на свою схему. Нет, он тоже не ошибся — ровно восемь шагов от угла и восьмой кирпич от земли...
— Может быть, там снегу намело? — высказал предположение Игнат Нестерович.
— Снегу много. Очень много, — подхватил Заболотько, как бы ища оправдание тому, что не смог обнаружить замаскированный конец шнура.
— А ведь Игнат Нестерович прав, — заметил Андрей. — Снега всюду навалило уйму. От земли, возможно, и восьмой ряд, а от уровня снега — пятый или шестой...
Повелко в раздумье покачал головой. Возможно, конечно, что и снег виноват, а возможно и нет.
Игнат Нестерович, как обычно, шагавший по комнате, остановился перед сидящими, скрестил на груди руки и, после небольшой паузы, медленно сказал, что Заболотько больше на станцию посылать нельзя. Надо придумать что-то другое.
Все выжидающе посмотрели на него. Но Тризна так и не сказал, что именно «другое».
Наступила тишина.
Ветер сердито завывал в трубе, пробивался с дымом через горящую печь в комнату. Слабенькое пламя двух свечных огарков колебалось, по лицам плясали тени.
— Не может быть! — и Повелко стукнул кулаком по столу. Пламя свечей вздрогнуло. — Неужели откажемся от плана? Эх, до чего обидно... Выбрался из лагеря, а помочь делу не могу.
Неожиданно в окно кто-то постучал. Переглянулись. Заболотько дал знак Повелко, и тот мгновенно скрылся-в кухне. Стук повторился.
— Пойду, — сказал Заболотько. — Все в порядке. Без паники, — добавил он, надевая пальто и шапку.
Игнат Нестерович сел за стол рядом с Грязновым.
В передней послышались шаги, громкий разговор, и в комнату вошел, весь запорошенный снегом, старик Заломов.
У Тризны и Грязнова невольно вырвался вздох облегчения.
— Носит тебя нелегкая в такую погоду... — выдал свою тревогу Игнат Нестерович.
— А мне погода нипошем, самый раз, — ответил Заломов, старательно сбивая рукой снег с изодранного полушубка.
Вернулся Повелко. Он радостно обнял старика.
— Гуляешь сегодня? — спросил он Заломова.
— Гуляю.
— Как там в лагере?
— От лагеря отшили... Шистую отставку полушил.
Всех напугала эта новость. Немного успокоились, когда Заломов рассказал, что комендант лагеря дал «отставку» всем «бочкарям». Но их допросам не подвергали, даже не спрашивали ни о чем. Значит, немцы так и не догадались, как бежал Повелко.
Заломов сел за стол и достал из кармана кисет.
— Теперь надо другую работенку подыскивать, — сказал он, улыбаясь.
— Жаль, что с лагерем связь потеряли, — сказал Повелко. — Очень жаль. Хорошие ребята там есть.
— Нишево не попишешь, — сокрушенно покачал головой Заломов.
Он медленно крутил цыгарку. Большие обветренные, в шрамах и ссадинах пальцы его действовали неуверенно, неуклюже. Казалось, что цыгарка вот-вот выпадет из рук.
— Ты, кажется, успел заправиться маленько? — подмигнул старику Повелко.
— Есть такой грех, — признался старик. — Тряхнул сегодня по случаю отставки, да, видать, переложил малость...
— Тебе грех пить, отец, — сказал Тризна.
Заломов удивленно посмотрел на Игната Нестеровича.
— Пошему?
— Человек ты верующий, зачем бога гневишь?
Старик промолчал, подул на цыгарку и нахмурился.
— Да и вот с нами тоже связался, с коммунистами, а разве можно верующему с нами дело иметь?
— Ну, насшет этого ты, Игнат, брось, — не чувствуя шутки, ответил Заломов, — с праведными людьми дело иметь не грех. А кабы вы в бога верили, я бы сам в коммунисты записался...
Все искренне рассмеялись.
— И насшет спиртного скажу Христос не против его, сам пивал со своими апостолами и погорел на этом деле... А нашему брату и подавно не возбраняется.
Друзья опять расхохотались.
— Значит, и Христос не против? — спросил Грязнов.
— Не против, сынок, никак не против. Надо только норму соблюдать. А я редко закладываю. Вот Димку вырушил из лагеря, мне Гнат и преподнес стакашек с радости, теперь отставку полушил — приложился с горя..
— Что же получается, — рассмеялся Грязнов, — прикладываешься и с радости и с горя?
— Так спокон веков и не мной заведено: народится шеловек — пьют, свадьбу играют, — пьют, на кладбище отвезли — тоже пьют.
Старик помолчал, потом, будто вспомнив, спросил:
— Ну, а как ваше дело?
На вопрос старика никто не ответил.
— Шего молшите?
— Плохи дела, — коротко бросил Игнат Нестерович.
— Шего так?
Тризна вкратце обрисовал создавшееся положение.
— Главное — Повелко не может попасть во двор электростанции.
— Выходит, Димка, на тебе весь свет клином сошелся? — ухмыльнулся Заломов.
— Выходит, так, — ответил за Повелко Игнат Нестерович.
— Ишь ты — пуп земли, — пошутил старик. — Знашит, коли попадешь во двор, так дело и совершится?
— Обязательно... — заверил Повелко.
— А не боязно?
— Там видно будет, а сейчас не боязно...
— Ну, ладно, совещайтесь, а я пойду. — Заломов встал и начал одеваться.
— Куда же вы? — удивленно спросил Грязнов.
— Не торопись. Сиди, гостюй, — уговаривал Игнат Нестерович.
— Пошел, пошел. Пора костям на покой, да и правду сказать — што-то мутить нашинает, еще и до хаты не доберусь.
Натянув на плечи полушубок, Заломов вдруг запел. Заболотько поторопился вывести старика на улицу.
— Странный он немного, — с досадой сказал Игнат Нестерович. — Ну, что ж, и нам пора, — добавил он, и гости стали собираться.
На другой день на квартиру к Ожогину и Грязнову прибежал Игорек. Он торопливо передал, что у Заболотько их ждут Изволин и Тризна.
Друзья встревожились — их удивил неожиданный вызов. Через двадцать минут они уже стучались в окно знакомого дома.
— Что случилось? — первым долгом спросил Никита Родионович у Изволина.
— Ничего особенного, — приветливо улыбнулся в ответ Денис Макарович. — Небось, перепугались?
— Не очень, чтоб уж очень, но и не дюже, чтоб уж дюже, — отшутился Грязнов.
— Но все-таки? — настаивал Ожогин.
— Потребовалось созвать расширенное заседание. Для справки слово предоставляю Игнату Нестеровичу. — Изволин говорил весело, и тревога друзей быстро рассеялась.
Оказывается, переполошил всех старик Заломов. Он явился к Тризне два часа назад и сказал: «Созывай всех, буду докладывать рационализацию». Какую рационализацию? «Созывай, — говорит, — тогда узнаешь.» Пришлось созвать.
— А где же он сам? — спросил Андрей..
