Трое разлеглись внутри машины на надувном матрасе. На газете раскинулись: пара бутылок водки, складные стаканчики, фляжка томатного сока, набор огурцов, чеснока, лука, помидоры… Медленная рука нарезала ломтями колбасу. Негромко и степенно струилась мужская беседа — о жизни, женщинах, работе… крепчала с каждой минутой дружба, заключенная в этом узком кругу единомышленников.
Пару раз я вылазил из «берлоги» и настороженно водил ушами, прослушивая воду.
Засек стук весла и кто-то тихо кашлянул. Какой-то идиот из противоположного «лагеря» даже умудрился швырнуть окурок в воду, в километре от нас, что незамедлительно мной было зафиксировано. Составили план захвата противника, сверили часы и отложили его исполнение на 5 утра. Раньше бракоши тянуть сети не будут. Опыт!
Дрема навалилась после выпитого — медленно и тяжело.
Веки сомкнулись и удивительно — никто из нас не захрапел.
Стрекот сверчка постепенно утонул где-то вдали.
Светает.
Ярко-малиновый шар солнца наполовину высунулся из-за горизонта и брызнул первыми искрами солнечной дорожки по зеркалу лимана. Ни облачка… За огромным бетонным валуном затаилась куча железа на колесах, с тремя сопящими особями внутри.
Клочья утреннего тумана набросали изморозь на капот «броневичка» и тающие снежинки пустили слезы, проделывая по холодному металлу сверкающие на солнце ломаные талые дорожки.
Камыш изредка шуршит под напором тугих спин сазанов и лещей, трущихся на мелководье и метающих икру, которая виноградными гроздьями виснет на стеблях осоки и прибрежных водорослях. Иногда резкий всплеск нервной рыбьей самки или самца, заставляет испуганно крякнуть и метнуться из зарослей камыша дикую утку.
Этот-то особо сильный всплеск и разбудил нашу троицу «хищников» — вывел их из похмельного синдрома.
Вся троица затаилась за валуном, прислушиваясь к утренней какафонии в природе.
Наши тела терзала утренняя дрожь и жажда. Но охотничья страсть победила и мы все трое напряглись в собачьей стойке.
По дамбе, беспечно посвистывая двигались трое бракошь, о чем-то тихо переговариваясь, куря и покашливая.
Я сделал жест — «не двигаться, и ждать».
«Сотрудники» понимающе кивнули… Рука от волнения, почему-то зажала вместо ракетницы колбаску корпуса фонаря.
60… 40… 20… метров… Пора!
Три коршуна вылетели из-за бетонного надолба.
— Стоять… Не двигаться… Рыбинспекция…
Перед нами оказались три подростка лет по 18, причем центральный держал в руке топор и все были пьяны… Как назло я самый борзый — оказался перед носом у парниши с топором…Тот медленно поднял топор над головой и пошел пьяным буром на меня.
— А… метюра! Ща я те башку то развалю.
Я опешил и на мгновенье растерялся… Оставалось метра 3 до сверкающего над головой лезвия… В это мгновенье из-за спины выскочил как вепрь Петро-гаишник, в развивающемся плаще, лапающей за свою жопу рукой (видимо забыл, что у него нет там кобуры — не брал с собой) и не успел я глазом моргнуть, как кованый сапог мента врезался подростку в живот.
Топор вывалился из рук, подросток упал и скрючился, ловя воздух безмолвным ртом, как рыба выброшенная на берег!
— Ах ты падла! На кого бл… топор поднял гнида!
Сапоги отбрасывали голову пацана как футбольный мяч, и тело подпрыгивало от каждого смачного удара. Секунду мы с Мишей остолбенело наблюдали, как рассвирепевший мент превращал голову подростка в кровавую кашу.
Наконец спохватились и оттащили Петра от жалкого куска мяса, покрытого обрывками кровавой одежды. Петро, бешено вращая красноватыми белками глаз, старался вырваться и закончить «начатое дело». Именно в эти минуты я понял, что такое озверевший мент. Мы подтащили его к машине. Хрип разъяренного кабана вырывался из глотки Петра. Его тоже била дрожь. Только бутылка с остатками, забулькав в его горле, остановила этот ужас.
Остальные двое мальцов, упали на колени и размазывая слезы умоляли их не убивать. Сердце выскакивало из груди когда мы подошли к растерзанному. Он тихо стонал, их раны на голове жирно сочилась кровь… Мишка цикнул в сторону плачущих подростков:
— Эй вы суки, а ну заткнитесь!
Мы подхватили тщедушное тельце и потащили его к воде. Сняли окровавленную рванье и окунули головой в воду.
Тот зафыркал и очнулся. Миха ос остервенением обмывал его голову и плечи. Я тяжело дышал и лихорадочно обдумывал — что нам делать. Посадили подростка на задницу и осмотрели. Несколько кровоподтеков на плечах и большая ссадина на голове. Она то и кровоточила. Но особо опасных повреждений не было. Я дал подростку сорванный лопух, приказал зажать им рану на голове и повел его к машине. Усадив всех трех возле валуна мы посовещались и быстро оформили нужный протокол, заставив потерпевшего расписаться в браконьерстве, а двоих дружков как свидетелей этого.
На глазах этих малюков, я бережно закутал топор как оружие нападения в целлофановый пакет, акцентировал их внимание на этом и посоветовал быстро смыться с места инцидента, объяснив их родителям, что они якобы подрались по пьянке между собой.
Те согласно покивали и быстренько, обойдя Петра двадцатиметровым полукругом побежали прочь.
Петро пьяно и согласно кивал, когда я выговаривал ему за его выходку.
Парнишки оказались не лыком шиты, и забравшись на крутой склон в полукилометре от нас, над лиманном разнесся бодрый детский вопль:
— Братва!. Атас!. Менты на выходе! Полундра!!
Утреннее эхо разнесло этот вопль на много километров над тихой гладью!
Вот тебе и мальцы!
Мы переглянулись.
Всё…Труба! Нечего дальше здесь делать. Бесполезно! Если и есть кто на лимане — забьются по норам и скитам - до вечера не вылупятся. Это тоже знакомо.
Собрали совещание.
Согласовали резолюцию — повторить заход сегодня же, но под вечер и без водки. Чтобы не спать.
Решили — постановили!
А сейчас — все по домам и на боковую. Так и сделали.
(Продолжение следует).
«Крючок, весло и кокарда» (Байки рыбинспектора. Часть 4)
Итак. Вечером, затемно, в том же составе, наш «Луазик», замаскированный камышом и с мордой обвязанной фуфайками, тихо урча, вполз в урочище. Место было интересное — окраина села, травы по пояс, крутой спуск к берегу в нерестовый лиман, посередине которого темнел остров. «Луаз» — ну чисто как нажравшаяся свинья, переваливаясь на кочугурах, рыкнул и попав колесами в канаву — заглох.
Решили его там и оставить, а сами приготовив фонари, осторожно пошли на диспозицию. Конечно, что без водки — этого не получилось. Еще когда ехали ржали: — «благими намерениями вымощена дорога в ад»! Просто перед въездом в село, остановились и «врезали», но не сильно… чтобы не уснуть. Поэтому настроение было боевое и бодрое.
Фонари не включали и чертыхаясь шепотом, выбрали местечко в кустах.
Спустились к воде. Время 23–30. Долго прислушивались и засекли стук весел. Лодка! И не одна! Договорились ждать здесь же в кустах — авось повезет! Позиция интересная — ближе места к селу от воды, не найти. Да и берег широкий.
Миха полез в машину как он сказал — спать, а мы с Петром решили пошастать по берегу, мало ли что — иногда везло и я находил мешки с сетями.
Тихо матюкаясь в темноте, Петро наткнулся в кустах на мотоцикл с коляской. Это была удача. Знамо дело — те кто на воде, гарантийно выйдут на нас!
Вылезли к хатам. Петро вспомнил, что у него тут в селе, то-ли кума, то-ли сноха проживает. Насилу, еле нашли ту хату и нас обрадовано встретили.
Пришлось пить самогон и закусывать солёнинькими грибками. Это было потрясно, но надо было топать на «службу» и мы быстренько попращались. Обещали вернуться под утро.
Женщина оказалась одинокая и приветливая. Впечатления — самые положительные.
Провожаемые собачьим лаем, стрёкотом сверчков и полетом летучих мышей в лунном свете, мы добрались до засады.
Скорый осмотр внутренностей «броневичка», установил: Миша засранец — выжрал почти бутылку водки и храпел, развалясь на полике авто. Разбудить его не имело смысла и сенсу — один чёрт с него было бы мало толку.
Ну что же? Двое тоже в полях воины!
Засели в кустах, слушаем природу…
Стоп!
Неожиданно совсем близко стукнуло весло.
Мы переглянулись. Петро тихо вытащил свою полосатую дубинку. Он снова был без кобуры. Мы перешепнулись о том, что подпустим совсем близко, дадим выйти из воды и «положим» их уже на берегу.
Сквозь заросли травы темным свинцом отливала водная гладь.
Лунная дорожка была где-то в стороне, но свет от ночного светила, всё равно не давал темноте проглотить нас и «партнеров» по бизнесу. Легкий ветерок заколыхал камыш, который зашелестел мягким, бархатистым шепотом.
Ночные запахи свежей травы, скошенного неподалеку сена, деревенского навоза — все это перемешивалось и только распаляло наш охотничий азарт.
