Ночные запахи свежей травы, скошенного неподалеку сена, деревенского навоза — все это перемешивалось и только распаляло наш охотничий азарт.
А вот и «гости»!
Длинная черная тень подползла к берегу. В лодке двое. Неспешно переговариваясь, натружено, перевалили на берег один за другим четыре мешка. Из-за камыша появилась еще одна лодка, но в ней был один человек. Двое попёрли мешки волоком через траву прямёхонько на нас.
Я сделал знак Петру приготовить фонарь и ждать моего сигнала.
Вот уже фигуры закрыли половину видимости воды…
Вспышка фонарей прямо им в лицо.
— Лежать! На землю! Рыбинспекция! — как взорвалось в темноте.
Мужики, бросив мешки, как снопы упали на траву и закрыли головы руками.
Тот что на воде — замолотил веслами в обратку и через секунду скрылся.
Ну да ладно, и этих хватит.
— Так мужички, будь ласка — к машине!
Мишка очнулся, врубил фары и мы приступили к допросу.
Оказалось — селюки. Из другого района даже. На мотоцикле приехали к дружбану полакомиться икоркой, да рыбки набрать на засолку… А дружбан на той лодке, что исчезла. Под их тоскливые объяснения, я кивал и думал — что мне с ними делать?
Мои корешки в процесс не вмешивались — это мои дела, а их интерес — рыба!
Тащить этих бедолаг на своей тачке в райотдел? Заниматься бумаготворчеством? Куда девать мотоцикл? Да блин — хлопот не оберешься.
А тут четыре мешка еще не известно с чем. Решение пришло тотчас.
— Так значица! Мотоцикл конфискуем, снасти и рыбу также. Сейчас отвезем вас в райотдел, там посидите дня три, пока не проясниться и не подтвердится кто вы и откуда…
Те слушают приговор, сгибаясь и поникая все ниже и ниже. Я продолжаю гнать «понты»: — Административное взыскание предусмотренное в этот период нереста за каждую пойманную рыбью голову — 45 рублей штрафа, не взирая на величину рыбы.
Соответственно представляется бумага по месту работы с рекомендациями о мерах наказания. При повторном задержании предусматривается уголовное наказание.
Всхлипывание! Ну это уже знакомо. Умею я нагнетать.
— Не обессудьте ребята, если вас в райотделе побьют. Время раннее, а ребята там резкие и не любят когда их будят. Мужички! Подойдите. Вот здесь в протоколе распишитесь.
— Товарищ начальник… Поймите… Мы простые трактористы. Нас ведь председатель попрет с трактора… А где в селе еще работа? Не надо бумаг… Простите нас.
Один говорит, один хлюпает носом… Я оборачиваюсь к корешкам, киваю и подмигиваю.
— Что делать будем коллеги?
Петро, почувствовав себя актером, сверкая капитанскими звездочками погон, солидно выдавил:
— Товарищ инспектор. По виду мужчины солидные, семейные. Я думаю, если это в первый раз можно и простить. Как вы Михаил Аркадьевич?
— Я тоже такого мнения. Не думаю, что надо первый проступок наказывать по полной программе. Вы ведь в первые это? Мужички?
— Да, да конечно! Чёрт попутал. Простите нас.
Я тяжело вздохнул.
— Так. Только на первый раз, учитывая чистосердечное признание… Мотоцикл не конфискуем. Только снасти и все мешки. Что там у вас?
— Рыба товарищ инспектор и сетка.
— Мигом заводите свой тарантас и чтоб пулей вас здесь не было!
Не успели мы сделать пару шагов, как треск мотоцикла уже замер вдали.
Посмеиваясь спустились к мешкам. Ба!. Три мешка отборного леща и мешок с сетями. Тут уж жадность взыграла. Миху, как истинного еврея, оставили стеречь мешки и машину, а сами залезли в лодку и отплыли, волоча за кормой «кошку». Петро на веслах, я держу кошку. А вдруг еще пара сеток стоит? Если уж удача повернулась фейсом, то надо ее ловить!
Медленно гребём вдоль камыша.
Ничего.
Блин, да не могла же эта лодка далеко уйти.
— Петро, давай к острову.
Луч моего фонаря осторожно стал ощупывать островной камыш.
Приближаемся. Вот она! Темная, низкая полоса над водой.
— Товарищ капитан! Лодку видите? Давайте к ней!
Луч фонаря уперся в борт лодки и. О, Боже!
В лодке никого нет… но по борту видны вцепившиеся в край побелевшие пальцы.
Он в воде! И держится за борт руками. И это в апреле месяце! Песец!
Наша посудина ткнулась носом в борт.
Бедный мужик!
Он бросил борт и ломанулся сквозь камыш к берегу, как дикий кабан, спасающийся от пули. За этой тушей в камыше образовался целый туннель.
Я не выдержал. Собачий инстинкт что ли?!
Ракета из ракетницы врезалась в камыш вслед за этой тушей.
Бах! Что тут произошло! Вспышка, снопы искр, ракета шипя заметалась среди камыша и сухой камыш вспыхнул!
— Петруха! Он сгорит к хренам, давай гаси!
Тот заколотил веслом по воде, я другим, чтобы сбить с камыша пламя!
Куда там! Пламя быстрым змеем охватило сухостой и взвилось красным петухом над островом. Мы, опустив весла, остолбенело глядели на это зрелище, тупо соображая что же произошло. Прошло полминуты. Огонь, как резко вспыхнул — так же резко и погас. Видимо нарвался на полосу или свежего, или мокрого камыша.
Не знаю как у Петра, но у меня спина была мокрая от пота и пережитого страха за того парня-браконьера.
Зецепив лодку кошкой, мы поволокли ее обратно к нашей засаде.
Нам снова повезло — в ней было еще два мешка отборной рыбы. Итого пять мешков на троих. Вот это «улов»!
Мы еле смогли вытащить наш «броневик» из канавы и загрузить его.
Светало.
Уже упомянутая знакомая, протирая заспанные глаза, но все равно приветливо, отворила нам калитку.
Кто видел старую комедию «Свадьба в Малиновке», помнит, как Попандопуло делил шмотки из сундука. Сейчас на него был похож я, — делили рыбу в сенцах хаты. Женщине как хозяйке — перепало полмешка. За это мы были напоены и накормлены.
Довольные как слоны — поехали отдыхать.
В заключении скажу — такой удачи с «уловом», мне уже не было за всю рыбинспекторскую карьеру.
Сети были проданы тем же браконьерам, как водится. Всякие спиннинги и удочки раздавались и дарились знакомым. Десятая часть конфискованной рыбы изредка попадала в торговую сеть и реализовалась там на условиях «ты мне — я тебе». Надувные лодки или уходили в собственные кладовки или продавались, так же как и конфискованный транспорт в виде велосипедов, мопедов, мотоциклов. Естественно ничего не «утилизировалось», как того требовало государство, которое платило нам 130 рублей зарплаты. Но никто из инспекторов не жаловался на жизнь!
Золотое было времечко!
«Ментовка». (юмореска)
Я побывал в милиции (ментовке). Не стесняюсь говорить об этом, потому как каждый может попасть сюда, не совершив абсолютно никаких проступков. Впрочем как и во всем мире, повсюду — им в лапы отданы все мы - бренные телесные оболочки, будь то Раша, Америка или самостийная Украина.
Неделю назад мы около полуночи возвращались с дружком до дому.
Полная луна светила радостно и ярко, наши тени лихо передвигались то увеличиваясь, то изламываясь по асфальту тротуара. В душе пел Челентано, навевая некую игривость и разжигая желания увидеть и обладать красивой девушкой. Как раз это и случилось. Мы увидели и её — объект наших фантазий и что какой-то кент пристает к девушке. Нас двое — он один, взыграла кровь — «освободим даму от хулигана!». Только ввязались, как из подворотни вывалила свора таких же хулиганистых дружков, и началась свалка. Наш объект красоты благополучно смылась, а мы «отмахиавлись» как умели, проклиная себя за идиотизм.
Как-то незаметно подскочил «воронок», и быстрые, жесткие, резиновые «демократизаторы» успокоили и нас и всю свору хулиганья. Утираясь кровью и размазывая сопли, тихо ненавидя друг-друга, вся наша группа оказалась за решеткой в местном «обезьяннике».
Слава богу в раздельных камерах. Сидя на каменной скамье. Я разглядывал «сожителей» по камере.
На полу и рядом сидели: прилично одетый гражданин в шляпе с разбитыми очками на носу, который то и дело их снимал и одевал, трогая разбитые стекла, которые постепенно высыпались из оправы. Две шлюхи, веселенько переговаривались, куря дорогие сигаретки и сверкая ляжками в черных сетчатых колготках. У бомжа в углу обильно лилась кровь из разбитой головы, стекала по бороде и глаза его блуждали, совершая кругообразные движения - кажется он ничего не соображал. Старая карга — с подбитым глазом, пьяно косила, умиленно улыбаясь в нашу сторону. Со мной сидел, поджав ноги, чтобы согреться и хлюпал носом, смазливый по виду студентик. Его била крупная дрожь. Рядом растянулся во весь свой богатырский рост какой-то алкаш, сотрясая камеру забористым храпом. Мой дружок — прислонился к стенке и кажется задремал. Я же, пытаясь фантазировать о будущем, философски кивал сам себе головой — как верна народная поговорка: «От сумы да от тюрьмы — не зарекайся!» Менты гоготали в соседней комнатке и оттуда раздавался лязг стаканов. Время тянулось медленно и я решил заговорить с интеллигентом в шляпе. Тот снял шляпу (оказался лысым как Ленин), вынул носовой платок из кармана, сложил туда останки очков, близоруко улыбнулся мне и завязалась тихая неспешная беседа.
