— Он. Я, кажется, будущий, — теперь он и на чай глядел с подозрением. Сам же делал.
— Кажется?
— У нас наследование идет… своеобразное, — все же он не то, чтобы до конца поверил, даже отодвинулся чуть, хотя между нами и без того стол. — Некогда мой предок, приняв эти земли, дал зарок их хозяевам беречь и хранить.
— Государю?
— И государю клятву само собой, но земли эти…
— Заповедные, — подсказала я.
— Именно. И потому не приняли бы они пришлого. До того то ли пятеро, то ли шестеро пытались тут порядки свои поставить… в общем, где-то там и остались.
Ага, местные леса густы и необъятны. Это даже если болота в расчет не брать.
— А он вот иначе решил. Пошел. Поклонился людям… и не только. Его и проводили на заповедную поляну. Вот там и клятву дал. А с клятвой и силу обрел, для себя и рода. Только оказалось, что покинуть свои владения он не способен. Надолго… в общем, тут жить и стали.
Я подвинула кусок хлеба.
— Честно, — сказала. — Привораживать не стану. Силой клянусь. Да и вообще… не хочу я замуж.
— Даже за князя?
— Пока еще не князя.
Он только хмыкнул.
— С той поры и повелось. Сыновей у него было трое, у них свои… живем мы долго, а тут и того дольше. Земля питает, силу дает.
Хлеб Лютобор взял. И в него зубами вцепился. Надо же… князья, пусть и будущие, тоже не святым духом питаются, стало быть.
— Я со вчерашнего… не ел. Как узнал, так и… ужин не состоялся.
— Я не виновата.
— Не вы… Софья… очень обиделась. А обиженная ведьма — это… нехорошо.
Еще как.
Все-таки надо дротики брать, а к ним — винтовку с оптическим. Тогда точно ни один жених не уйдет. Правда, тоже странно. Если конкурс, то должны быть задания какие-то или что-то вроде? Он даже еще не начался. А княжича уже приворожить пытаются.
— Так вот. Князь живет, конечно, долго, но и он устает. И тогда в ком-то из потомков его просыпается желание вернуться… так-то мы большей частью там, — Лютобор махнул рукой и пояснил. — В Москве. Петербурге еще. Там интересы рода… давно уж больше частью финансовые, а земли — это… было важно. Да и сейчас важно. Но деньги не здесь. Здесь они тратятся.
Киваю.
Ну да, и немалые, если вспомнить, как городок этот выглядит.
— То есть, в вас проснулось непреодолимое желание вернуться?
— Не сказать, чтобы пока непреодолимое. Даже скорее вполне себе преодолимое пока… но да. Хотя… может, и ошибаюсь.
— Значит, все-таки не князь?
— Я и без титула хорош, — он пил чай, слегка прихлебывая. — У меня, между прочим, своя корпорация… и пакет акций имеется. Два завода…
— Три парохода.
— Нет, яхта. Но думаю продавать.
— Почему?
— Купил по глупости. А плавать… куда мне на ней плавать-то?
Этого я не знала. Передо мной в жизни такие вопросы не вставали.
— Спасибо, — князь чай допил.
— Да не за что.
— Как сказать… сейчас еще немного посижу и наберу кого. Сразу стоило. Маверик вот приедет. И с машиной разберется. А вы…
— Ты, — поправила его. — После того, как вы мою репутацию порушили, в окно забравшись, можно и на «ты».
— Тогда и ко мне на ты. Для равновесия.
Я пожала плечами.
А надо же. Целый князь… ладно, княжич. Рода древнего, небось, подревнее Окрестиных с Жабовскими разом. Владелец компании и яхты, и пакета акций впридачу.
Но держится-то просто.
Гришка вон, даже когда молчал, когда ничего не делал, как-то давал понять, что не чета он простым смертным. А князь будто…
Не о том думаешь, Янка.
— Меня Афанасьев привез.
— Я так и понял, — кивнул Лютобор. — И стало быть, наследница…
— Я? — глаз дернулся.
А если… князь-то он князь, но от силы чужой кто откажется.
— Дом ведь тебя принял, — пояснил княжич. — И силу чую знакомую, стало быть, отошла к тебе. Наину, конечно, жаль.
— Что с ней случилось. То есть, мне Афанасьев рассказывал, но… там ведь не все так просто.
Лютобор поморщился.
— Не знаю, — он и ответил не сразу. — Расследование было. И мы оплатили независимую экспертизу… все-таки из наших. Под дедовой рукой. Но…
— Ничего?
— Скажем так, выводы вполне совпадают с теми, которые следователь сделал. И дело закрыто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Значит…
А ничего не значит.
Я хотела спросить еще что-то, когда в дверь постучали. То есть, не в дверь — в ворота. И главное, звук такой… дребезжащий, недовольный.
Я посмотрела на князя.
На часы.
Раненько тут встают, однако.
— Я в библиотеке пока, — князь поднялся и телефон прихватил. И кружку с чаем, куда долил кипятку и, видя мой недоуменный взгляд, пояснил. — Привычка старая. Люблю вот… хотя глупо.
А потом добавил:
— Ты, главное, не теряйся. Кто бы что ни говорил, это теперь твой дом.
Ну да.
Я почти и поверила.
Глава 18
Женщину, что стояла у ворот, я сразу и не узнала. Да и не мудрено. Сегодня на ней был не деловой костюм, но легкое платье в пол, пусть и украшенное вышивкой.
Соломенная шляпка.
Корзинка в руках.
— Доброго утра, — сказала она, улыбаясь весьма дружелюбно. — Вижу, вы уже проснулись. Не спалось?
— Да… так… получилось.
— Мы не были представлены. Ангелина… Цисковская. Целитель.
Корзинка тоже соломенная, но хитрого плетения. А в ней — травы.
— Яна, — сказала я. — Ласточкина. Участковая ведьма.
— Наслышана… в городе только о вас и говорят.
И смотрит так, выжидающе. До меня не сразу дошло. Конечно.
— Прошу, — я открыла ворота. — Проходите… чаю?
— Скорее уж молока.
— Молока нет.
— Я с собой принесла, — она приподняла платочек с корзины. — И молоко, и свежие булки. Подумалось, что вы, наверное, еще не освоились.
— Спасибо.
Шла она неспешно.
— Сад несколько зарос… Наина в последние годы за ним почти и не смотрела. Хватало иных забот. Впрочем, она никогда не стремилась его облагораживать. Все повторяла, что природа сама знает…
От нее пахло какими-то совершенно удивительными духами. Не сладкими, скорее уж пряноватыми. И легкими. В них смешались ароматы трав и полуденного солнца, едва-едва поспевшей земляники.
Реки распаренной, ленивой.
Этот аромат успокаивал.
— Вы её знали?
— Это маленький город, Яночка…
А вот это меня чуть царапнуло снисходительностью, почудившейся и в тоне, и в самом имени.
— Здесь все всех знают. И обо всех, — легкий смешок. — Но да, мы с Наиной приятельствовали. Дружбой наши отношения не назовешь, но вот…
Дверь я открыла. И та отозвалась раздраженным скрипом. Кажется, дом эту приятельницу не слишком жаловал.
— Своеобразная женщина. Да… но князь её весьма ценил.
А дорогу на кухню она нашла сама. И пустую чашку заметила, а вот княжич свою благоразумно унес.
— Чай? Я травяные сборы вам дам. Тонизирующие… или сами составить предпочтете? Вы… где учились?
— В Московском государственном. На факультете общей практики. И участковой ведьмой потом работала. Там же. По распределению.
Врать смысла нет. Все это легко проверить, да и ложь ведьмы чуют. А Цисковская была сильной ведьмой. Не мне с такой тягаться.
Во всяком случае во вранье, тем паче смысла в нем немного.
— О! Я тоже там! Только на целительском и, надо полагать, чуть раньше… клянусь силой, что не желаю вам вреда.
Она сняла с полки кружки и молока налила.
И отступила, позволяя мне самой выбрать, отчего стало слегка неудобно, будто бы я не доверяю. Пусть даже я и вправду ей не доверяю, но все одно…
— Моя внучка там теперь учится.
— На целительском?
— А где еще? — Цисковская пожала плечами. — Умная девочка. Талантливая… приедет и я вас всенепременно познакомлю.
— Буду очень рада…
— Бросьте, вы ей не соперница, — Цисковская и доску достала, и нож.
Выложила каравай.
Сыр.
Масло.
Это вам не черствый хлеб непонятной сохранности. Только… есть вдруг расхотелось. Совершенно.
