— Что есть, то есть.
Змеевна кивнула.
— Ведьминой ночью я его и встретила… красивый был. И веселый. Сыграл мне на дудке. Поцеловал… оно и получилось.
Глянула исподволь.
— Не осуждаешь?
— За что? За любовь?
— Не любовь это. Не та, что у людей… мы-то иные, в ком кровь полозова сильна. Мы-то любить так, как вы, не умеем… отец жен уважает, бережет, но как отходит их срок, то не льет слез, не горюет. И по нам… я такая же. Думала, что такая… там, в ведьмину ночь, мы все становимся немного людьми.
Слушаю внимательно.
— И я вот… встретила. И решилась. Многие сестры мои так и остаются, на сам, а порой вовсе вниз идут, туда, где в огненных реках плавится золото. Им там хорошо. Я же… так уж вышло, что ночь та мне дитя подарила. Сына. Огнеяром я его нарекла.
— А Всеволод…
— Скоро стало ясно, что тяжело дитяти в подземных чертогах. Слабеньким он был, хотя рос…
Рос, рос и вырос.
— На другой год я хотела его отцу показать. Искала… нашла. Он обо мне и забыл, верно. Другую женой назвал. И у нее дитя народилось, да… а нам он вовсе не обрадовался. Мне обидно сделалось. Но я простила. Забрала сына и ушла. А дождался бы…я бы наградила. Но раз он не царевну выбрал…
Она зашипела.
Простила? Может, и так. Но ведь жива обида. И нет, верно, не в любви дело. А в том, что ей, цесаревне, дочери самого Полоза, другую предпочли.
Пускай.
— Я думала, что буду растить сына. Жить с ним вдвоем… но и того не вышло. А что вышло, то вышло.
Я поежилась. Нет, не знаю, что он был за человеком, тот князь, но вот… если и вправду он там, в яме, то… то это не годы, это сотни лет лежит! Ни жив, ни мертв.
— Три года Огнеяру исполнилось, когда вывела я его к людям. И людям отдала… договор заключила, как делал до того мой отец. И сестры мои иные…
Она замолчала.
И вздохнула.
Тонкие пальцы дрогнули, показалось, что вот-вот вцепятся они в узорчатую ткань да сомнут, сдавят её. Но нет, разгладили, пробежались по узору из крохотных змеек.
— Та женщина, что взяла его, была не из богатых, но добрая… мне про нее змеи говорили.
— А…
— В них тоже капля крови отцовой, так что я их разумею. И они меня. Она стала хорошей матерью моему сыну. Ласковой. Доброй. И он к ней привязался.
Вздох… зависти?
— А князем как стал?
— От ума великого. Она при доме служила одном, а в том доме муж жил весьма ученый. Может, маг, может, ведьмак или так кто… теперь уж разве упомнишь.
Действительно.
— Сам-то он был бездетен, а вот Огнеяр ему глянулся. И стал он его учить. Тот же умен оказался…
Это она произнесла с затаенной гордостью. Кажется, человечьего в ней много больше, чем она думает.
— Все-то книги прочел. Я ему и иные сыскала… одни, другие… пока рос. Я его не бросала.
Я думаю.
То есть, не думаю, просто знаю. Она вон сколько лет ждет, не уходит, хоть мир переменился, и о Полозе, почитай, позабыли, не говоря уже о дочерях его. А она все одно ждет.
— Когда ему пятнадцатый год пошел, тот муж отправил его куда-то опричь, за край земель. С письмом. Постигать, стало быть, науки дальше. А там уж моей власти не было… сестрицына была, старшей. Я к ней на поклон хаживала, она и позволяла глазами своих гадов глядеть. Но часто так не станешь. В тех землях дом стоял преогромный. А в нем мужи жили, один другого ученей. И мой Огнеяр там тоже… правда…
Вздох.
— Веру он там переменил… не сам, вестимо.
— Заставили?
— Да нет… скорее уж тогда проросла в нем мечта великая. Создать государство, равное тому, на землях которого тот дом ученый стоял.
Это… Византия?
Или Рим?
Или Европа? Или нет, сомнительно. Скорее всего Византия. Хотя я еще тот историк. Ладно, дальше слушаем.
— Он крепко с одним мужем ученым сошелся. Тот ему и сказывал про то, что, ежели сделать такое государство, которое под одною рукою будет, и править мудро, то все-то в землях этих станут жить счастливо.
— Идеализм.
— Что?
— Сказка, — говорю. И Змеедева кивает.
— И я бы сказала, но туда мне ходу нет. А он… сказку иную в красивые слова облеки, да от правды не отличишь. Он-то и решил, что будет то благо. Что так-то земель много и владетели их воюют меж собой, а когда не воюют, то грабят один одного. У вас, людей, вечно все неспокойно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И тут верю.
Мотивы у парня хорошие были. Социально-ориентированные, мать его… змеедеву. Только вышло как-то все кривовато. Что тоже норма.
— Он и решил, что с города родного начнет. Он знал, что приемный сын. И помнил кое-что о прошлом. Палаты мои. Убранство. Слуг. Оттого и решил, будто княжеского рода сам. Что матушку его обманом лишили мужа, бежать заставили…
Какой герой без травмирующего прошлого и загадочной тайны, ну и пары-тройки венценосных предков. Тут поневоле задумаешься, а кем собственные родители были-то?
Матушка… я о ней знаю имя да фамилию, и еще где похоронена, но больше ровным счетом ничего. Про отца и того меньше. Может, если покопаться, и у меня в предках князь-другой отыщется?
Хотя… зачем?
— Он решил вернуть себе престол…
И дурак.
Но ученый. Особенно по тем временам. А ученый дурак — это серьезно.
— А для того союзники нужны. Вот он и придумал взять в жены дочь одного важного человека…
— У которого было войско?
Змеевна склонила голову, показывая, что я угадала.
— А для того ему нужно было веру сменить. Чтобы их повенчали.
— Так.
— И… что дальше?
— Он веру иную принял, от старых богов отрекся… моего батюшку это крепко обидело. Но и мешаться он не стал. Вырос Огнеяр… Владислав. Вернулся он на земли сии с молодой женой да войском немалым. И заявил права на город один, что тут недалече стоял.
Ага. Стоял, стоял, а потом раз и сгинул. Подозреваю, что не без княжией помощи, чтоб его. Ну или без Великого Полоза. Этому что городок, что островок… впрочем, разверзнись тут озеро лавы огненной, хроники бы это заметили.
— Князь, что городом владел, был стар. А сыновья его слабы. Владислав без труда занял стол. И взял под руку свою еще пару селений человеческих.
— Ты…
— Я встретила его как-то ночью… такой взрослый. И на отца похож. Мне казалось, что я забыла того человека, а увидела… но он давно уж умер. Вы, люди, так скоротечны.
— Поверь, это не специально.
Она засмеялась как-то совсем по-девичьи.
— Ты хорошая… те, другие, злились и отворачивались. А разве я делаю дурное?
— Пока нет.
— Я сказала ему, кто он есть…
— И как?
— Не поверил. Даже водой лил, крестом махал… потом позвал одного, в рясе, тот стал читать молебен на своем… мне уйти пришлось. Та сила, она не про нас… неприятная, — Змеедева повела плечами. — Но я потом вернулась, через год… тогда он со мной говорил.
— О чем?
— О том, что желает построить державу закона и законности.
Ясно. Не всякую дурь вот так просто можно взять да выбить.
— О том, что прочие люди его не разумеют, даже те, кого он полагал опорой. Что он желает равенства и возвеличения духа человеческого, а они все о материальном. И что золота ему не хватает, дабы больше войска нанять.
Да уж, очень высокодуховно.
— Я ему помогла, — она запустила руку в волосы, потянула и на подол посыпались камни драгоценные, сине-зеленые, как вода морская застывшая. Змеедева сгребла их в жменьку и протянула. — Возьми.
— Не стоит.
— Бери. Это… подарок. Я давно ни с кем не говорила. Забыла уж…
В конце концов, почему бы и нет? Сон же. Даже если реалистичный, то все одно сон. Хотя… с прошлого камня у меня колечко осталось.
Змеиное.
Совпадение?
Камни оказались теплыми на ощупь. И гладкими-гладкими. Сапфиры? Ничего не понимаю, но красивые.
— Я после приходила каждый год. Приносила подарки. Мне не в тягость.
— А он?
— Рассказывал. Удалось людей нанять. Где-то силой, где-то подкупом, но ширил он свою державу. И закон издал, написанный. И велел людям свободу дать, всем, которые были…
