Она стояла на ветру, поглощенная своими мыслями. А вокруг нее кипела жизнь: вот высадились на берег и отправились с визитом к королеве испанский посол и сэр Томас Мор; неподалеку шла разгрузка баржи с сеном для королевской конюшни; туда-сюда сновали королевские посыльные и другой служивый люд. Женщина, похожая на белошвейку, бранилась с лодочником, который, поторговавшись, доставил ее к особняку. Затем прошел плотник со своим инструментом. Каждый, казалось, мог идти, куда хотел, но только не она. А сейчас, может, там решалась ее судьба.
Не в силах перенести свое вынужденное бездействие, Анна начала ходить взад и вперед. К кому можно было бы обратиться за помощью? Кому можно довериться? Даже Маргарет Уайетт не была посвящена в события той ночи, после которой устный договор между Анной и Перси обрел новую силу.
Кто-то весело окликнул ее. Анна недовольно подняла голову. Это была молоденькая Арабелла Савайл, недавно появившаяся при дворе. Когда она только приступила к своим обязанностям, Анна, припоминая свою собственную тоску по дому, на первых порах опекала ее. Эту жизнерадостную добрую девушку быстро полюбили и хозяева, и слуги. Это было милое создание с круглым веселым личиком, голубыми глазами и вздернутым носиком. Казалось, само небо посылает Анне Арабеллу. И она решилась.
— Спускайтесь сюда покормить лебедей! — позвала она ее, бросая пару мелких серебряных монет на поднос торговца пирогами, который обслуживал паромщиков.
Но как только они с Арабеллой начали кормить хлебом целую стаю голодных молодых лебедей, она обратилась к девушке, понизив голос:
— У вас ведь есть в Йоркском дворце тетушка, в ведении которой находятся все служанки, не так ли? — спросила она.
Арабелла утвердительно кивнула, польщенная, что обожаемая всеми Болейн проявляет к ней такой интерес.
— И вам позволено навещать ее иногда?
— Всегда, когда я свободна.
Анна кинула в воду последние крошки.
— Белла, а вы могли бы отправиться туда сейчас? — спросила она.
Младшую фрейлину королевы слегка озадачила напряженность, прозвучавшая в словах Анны.
— Да, наверное. Надо только спросить донну де Салинас.
Странно было видеть, как эта обворожительная Болейн, предмет мечтаний всех мужчин, в отчаянии дергала Арабеллу за рукав.
— Поезжайте сейчас! И возьмите меня с собой, — взмолилась Анна. — Для меня это вопрос жизни и смерти… Вы, наверное, знаете, что там отец милорда Перси.
Мимо них все время проходили люди, и Арабелла уловила только часть того, о чем ей шептала Анна. Но для нее Нэн Болейн была кумиром, да и девушка давно ждала случая, чтобы отблагодарить свою добровольную наставницу за ее доброту. И вот случай представился. К тому же он сулил заманчивое приключение и как раз с такой долей риска, которая не останавливала, а, наоборот, только возбуждала ее.
— С удовольствием, — согласилась Арабелла; ее голубые глаза заблестели от возбуждения. — Но как вы сможете…
— Эта ваша служанка… Она примерно моего роста. Вы могли бы под каким-нибудь предлогом позаимствовать ее плащ?
И они вместе заспешили во дворец.
Когда мисс Савайл снова появилась у причала и приказала лодочнику доставить ее в Йоркский особняк, то это никого не удивило. Как обычно, с ней была ее служанка: высокая стройная девушка, закутанная от ветра в плащ с капюшоном, и с корзинкой подарков в руке.
— Я постараюсь все выпытать у тетушки, — пообещала Анне Арабелла, когда они сошли на берег. — Но пока я буду с ней, боюсь, вам придется ожидать меня в конце зала в окружении слуг и торговцев, а то тетя может вас узнать.
Это Анну мало волновало. Может, все было даже к лучшему: среди стольких людей что-нибудь интересное да услышишь. Избегая нежелательного сейчас внимания нескольких пажей, которые могли видеть ее в Гринвиче, Анна прошла через зал и села на скамью между группой молодых причетников и пожилым священником, который не поднимал головы от четок.
Сидя там в чужом плаще с накинутым на голову капюшоном, как будто бы у нее болели зубы, она наблюдала, как разного рода публика входила или выходила то в дверь со стороны двора, то из людской. Плотники, слуги, повара имели такой важный вид, как будто знали, что что-то скоро здесь произойдет, и старались не пропустить этого момента.
Анна была уверена, что бритоголовые причетники, сидевшие рядом с ней, обсуждали семейство Перси.
— Его отец сейчас в галерее с милордом кардиналом, — объявил проходящий мимо привратник, подтвердив тем самым ее подозрения.
У двери засуетилась стайка жизнерадостных пажей, ожидавших очередного представления.
Как Анна ненавидела их всех за то, что они сейчас потешались над любовью, составляющей всю ее жизнь.
— Тсс! Они идут сюда! — предупредил человек, в котором Анна узнала конюха Джорджа Кавендиша.
Богато расшитый занавес был отдернут в сторону, и в зал вошел кардинал Уолси со своим гостем; они остановились на возвышении у эркера окна и продолжили разговор.
Сердце Анны бешено забилось. Так вот каков был отец Перси! Высокий, смуглый и угрюмый человек с проницательными глазами и орлиным острым носом; его красный костюм для верховой езды так ужасно контрастировал с пурпурным одеянием хозяина.
Он обернулся и со своего возвышения, окинул взглядом толпу, собравшуюся в противоположном конце зала, как будто что-то обдумывая.
— И где этот молодой болван? — спросил он, не понижая голоса.
— Я сейчас пошлю за ним, — вкрадчиво ответил Уолси.
А пока они ждали, граф послал за кружкой крепкого вина, чтобы должным образом подготовиться к встрече, так что, когда Перси поспешно появился в дверях, щеки отца не отличались по цвету от красного редингота.
Анна могла даже дотронуться до Перси, когда он проходил мимо того места, где она сидела. Она хотела окликнуть его, чтобы поддержать в трудную минуту, но не решилась. Он шел с высоко поднятой головой, зная, что настал тот час, когда ему придется доказать всем, что он умеет поступать как настоящий мужчина. Во всем его облике чувствовалось что-то смелое или даже вызывающее, что так нравилось Анне.
Увидев своего отца, он было собрался напрямик пойти через зал и поздороваться, но граф нетерпеливо махнул рукой и рыкнул на него, заставляя остаться на месте.
Произнеся вежливое «с вашего позволения» хозяину и закатав длинные рукава, как будто он собирался мыть руки или бороться, Нортамберленд быстро спустился по лесенке со своего возвышения и подошел к сыну. Все в нем дышало гневом. Увидев его таким с близкого расстояния, Анна с замиранием сердца поняла, насколько малы были их надежды на его милосердие. Ненависть к молодому человеку, которому суждено проводить его в последний путь и наследовать его землю, вытеснила всю отцовскую любовь из этих злых, близко посаженных глаз.
