Для этой тенденции больше подходит термин «индивидуализм», нежели «демократия», ибо она касалась в основном личных правил поведения, а не государственной политики. Ощущение личной компетентности может привести к децентрализации-правления и породить тем самым известное чувство демократической амбиции. Но в древнем Египте мы не видим той: политической демократии, которая, как будет показано в гл. 5, была характерна для Месопотамии. Догмат о божественности египетского фараона был слишком мощной связующей силой, чтобы его можно было разбить индивидуалистическими силами.
В этот ранний период не было необходимости в рабской зависимости от бога, чтобы достичь величайших жизненных благ: успеха в этом мире и вечной жизни в мире потустороннем. Человек был обычно подотчетен царю, богу-творцу и своему ка, но он не был смиренным просителем того или иного бога и формально не был ответствен перед Осирисом, ставшим позднее властителем мертвых. Богатство и положение, которое человек занимал в этой жизни, внушало ему уверенность в успешности его деятельности и в той, и в этой жизни, — и — как показывают живые сценки на стенах гробниц — загробный мир-представлялся ему таким же веселым, замечательным и преуспевающим, как и этот.
Мы хотели бы особо подчеркнуть, что египтяне этой эпохи были людьми веселыми и сильными. Они наслаждались жизнью в полной мере и слишком любили жизнь, чтобы отказаться от ее заманчивой остроты. Поэтому-то они отрицали факт смерти и переносили в следующий мир свое представление о веселой и энергичной жизни, которую они вели в этом мире.
От этого раннего периода до нас дошла книга об этикете для чиновника, «словеса речей прекрасных… в поучение невежде знанию, а в правила речей прекрасных на пользу тому, кто будет внимать (им), и во вред тому, кто преступит их»7. Она содержит проповедь карьеризма, откровенные правила для молодого человека, стремящегося сделать карьеру. Она была резюмирована следующим образом:
«Идеал — образ корректного человека, благоразумно избегающего поддаваться порывам и приспосабливающегося на словах и на деле к административной и общественной системам. Его ожидает обеспеченная карьера чиновника. Ни о каких моральных понятиях вроде добра и зла нет и речи; образцом служат характеристики человека знающего и невежды, лучше всего, пожалуй, выражающиеся в словах „толковый“ и „глупый“. Толковости можно выучиться… Даются правила для человека, желающего сделать карьеру. Если он прислушается к ним, он будет толковым; во всех жизненных ситуациях он найдет верный путь благодаря этой толковости; а правильное поведение обеспечит ему успешную карьеру»8.
Книга содержит предписания, как нужно вести себя с начальством, равными по положению и подчиненными. Так, тому, кто вступит в состязание с оратором, лучше вооруженным аргументацией, дается совет: «унижай злословящего, не возражая ему в час торжества его»; тому, кто встречает равного себе, следует выказать свое превосходство молчанием, чтобы произвести впечатление на присутствующих чиновников, а к более слабому противнику нужно относиться со снисходительным пренебрежением, ибо таким образом «ты поразишь его (даже) перед судом (букв: в присутствии чиновника, вершащего суд)»9. Тот, кто сидит за столом у начальника, должен сохранять скромное выражение лица, брать только то, что ему предложат, и смеяться лишь тогда, когда смеется хозяин, тогда начальник будет доволен и поощрит его действия10. Чиновник, который должен выслушивать жалобы клиентов, должен делать это спокойно и без злобы, ибо «проситель желает более внимания к его словам, нежели исполнения того, ради чего он пришел»11. Подобает завести семью, любить и окружать заботой жену, ибо «она — пашня благостная для ее владыки», надо также следить, чтобы она не стала главой семьи12. Практическая, материалистическая мудрость заключена в предписании: «Мудрый рано встает, чтобы устроить себя»13, или в совете быть щедрым к своим прихлебателям, ибо «никто не может предвидеть всех неожиданностей будущего, и разумно будет обеспечить себя группой благодарных сторонников»14.
Было бы несправедливым оставить впечатление, что весь текст — сугубо практичный и приспособленческий. В одном отрывке утверждается, что лучшее поведение для чиновника — честность, но даже и это утверждение вытекает из опыта, а не основывается на принципе. «Если ты руководитель, что отдает приказания массам (букв.: множеству людей), изыскивай себе выгодную возможность делать доброе (букв: всякое дело превосходное), пока не станут помыслы твои совершенными (букв.: без изъяна в них), ибо могуча правда и долговечно обеспечение (ее, т. е. даваемое ею), не нарушаемое со времен Осириса, тогда как постоянно наказывают преступившего законы… [Злой может приобрести богатство], но в конце концов правда торжествует (букв.: долговечна она), так что человек (только с ней) может сказать: „это моя вотчина“»15. Таковы ценности этой эпохи; наследуемая собственность и успех, достигнутый в жизни человеком, если он был достаточно толковым, чтобы следовать некоторым правилам здравого смысла. Успех, заметный для всех, был большим благом. Таковы были высшие ценности Древнего Царства, и они продолжали котироваться на всем протяжении египетской истории.
Легко было поклоняться успеху, пока успех даровал милости всем людям, пока заботливо охраняемые пирамиды и гробницы оставались наглядными символами устойчивой мощи земного преуспеяния. Но это счастливое положение было не вечным. Древнее Царство Египта разбилось вдребезги. Прежние ценности, заключавшиеся в положении и обладании имуществом, были сметены анархическим вихрем захвата и насилия. Египтяне приписывали свои беды отчасти собственному разложению, но также и присутствию азиатов в Дельте. Сомнительно, однако, чтобы азиаты появились в стране как орда захватчиков и угнетателей; скорее всего, внутренний распад власти в Египте позволил небольшим группам азиатов проникнуть в страну и осесть в ней; однако эти незначительные вторжения были скорее результатом, нежели причиной распада.
Истинной причиной краха была прогрессирующая децентрализация. Властители, не принадлежавшие к династии фараонов, почувствовали личную способность к независимости и сформировали соперничающее правительство: в конце концов натяжение разорвало Египет на враждующие группировки. Это было частью индивидуалистической тенденции самоутверждения, набирающей силу на протяжении всего существования Древнего Царства. Теперь же, когда единая центральная власть разложилась, притязания на власть стали предъявлять все, вплоть до низших слоев общества. Египет двигался в направлении от самодержавия к сепаратизму, основанному на личной способности к действию, но нация не была готова воспользоваться распадом самодержавия и немедленно учредить систему правления на более широкой основе. Власть в этой неразберихе отсутствовала.
До нас дошло много выражений, отражающих замешательство египтянина при виде того, как рушится его старый, привычный мир. Рухнули драгоценные прочность и безопасность; земля повернулась подобно гончарному кругу. Те, кто прежде были богаты и могущественны, теперь голодали и одевались в лохмотья. Бывшему бедняку принадлежали власть и богатство. Сегодня мы с противоречивым чувством читаем протесты против глубокой деградации верховного суда, против того, что бедняки могут вдруг надеть тонкое белье, рабыни дерзить своим госпожам, а прачки отказываться тащить свой груз. Очевидная непрерывность жизни, которую обеспечивала забота о сохранности гробниц великих людей, внезапно оборвалась: могилы были ограблены, в том числе и пирамиды фараонов, и драгоценный усопший лежал на виду у всех на пустынном плоскогорье. Четкие границы, придающие Египту геометрические очертания, были стерты, красная пустыня начала наступать на черную плодородную почву, провинции были «расколоты на куски», и в Египет вошли чужеземцы. Когда провинции отказались платить налоги, центральный аппарат управления сельским хозяйством рухнул, и никто не пахал даже тогда, когда наступал благодатный разлив Нила: «Исчезла прежняя выгодная торговля с Финикией и Нубией, и теперь появление немногочисленных жалких торговцев из пустыни, предлагавших зелень и птиц, стало заметным событием»16.
Хотя Египет упорно двигался по направлению к индивидуализму и децентрализованной власти, все же его краеугольным камнем все еще оставалась царская власть. И когда она пала, рухнул весь государственный свод. «Смотрите, было приступлено к лишению страны царской власти немногими людьми, не знающими закона. Смотрите, сокровенное страны, границ которой не знали, стало всем известно. Столица, она разрушена в один час»17. Мы видели, что в древней дидактической литературе нормой хорошей жизни был преуспевающий чиновник. Теперь же чиновники пребывали в голоде и нужде. «Смотрите, все должности, они не на своих местах, подобно испуганному стаду без пастухов»18. «Наступили перемены, так что все уже не так, как в прошлом году, но один год обременительнее другого»19. Прежние ценности: успешная личная карьера, служебное положение и гробница, навеки обеспеченная пищей, были сметены. Чем можно было заменить эти ценности?
