Зигфрид смотрел оторопело.
– Деньги счастья не заменяют, – сказал я благочестиво, – зато в дороге помогают обходиться без него.
– Но, – воскликнул он, – как это?..
– Господь помогает паладинам, – напомнил я скромно. – Чтобы в дороге не терпели лишений.
Он все еще не мог оторвать взора от монет. Затем перевел ошалелый взгляд на разгрызенные в поисках сладкого костного мозга… кости карася и форели, пустой кувшин Сигизмунд забросил в кусты, вон его донышко, снова посмотрел на меня. Похоже, его стукнула и даже тряхнула некая мысль, он боролся с нею, но она не отставала.
Я не стремился помочь, мужчины решают свои проблемы без психоаналитика, он переговорил с Сигизмундом, подошел ко мне. На лбу образовалась складка, рыцарь мыслил. Я закончил седлать коня, когда Зигфрид, потоптавшись за спиной, проговорил громыхающим голосом:
– Сэр Ричард, я так вам обязан за избавление от этой раны…
– Пустяки, – сказал я.
– Ну да, – возразил он, – для меня не пустяки! Она, правду сказать, успела меня измучить, проклятая, в этой жаре…
– Пустяки, – повторил я. – Вы же видели, сэр Зигфрид, что я даже не заметил своих усилий. Это одно из немногих преимуществ паладинства. Правда, не уверен, что перевесят все минусы…
– А что за минусы? – спросил он с живейшим интересом.
– Ну, наверное, нельзя жульничать при игре в кости. Возможно, нельзя чужую жену…
– «Наверное», «возможно»… Вы что же, еще не пробовали?
– Меня недавно опаладинили, – объяснил я. – Даже то, что могу лечить, только на вас, сэр Зигфрид, выяснил. Все открытия, приятные и не очень, еще впереди.
Я поставил ногу в стремя, Сигизмунд уже в седле, Зигфрид снова развел руками, сказал напряженным голосом:
– Знаете, я вообще-то рыцарь-одиночка… но вот сейчас мне вдруг восхотелось в ваше дружное рыцарское общество!.. Да и вам, говорю честно, пригодится мое копье, мой меч и мой топор. Я умею с ними обращаться, дорогие друзья!
Я взглянул на Сигизмунда, тот явно доволен, но молчит, сюзерен я, за мной решающее слово.
– Э-э… – сказал я, – как бы это… гм… сказать поделикатнее… Оформить грубую реальность в дипломатичную учтивость.
Я остановился, подбирая слова, а Зигфрид сказал быстро:
– Прежде чем вы оформите свою мысль в острые, как ваш меч, слова, доблестный сэр Ричард, хочу принести вам вассальную присягу… на время этого похода, а буде продлится, то на все полные сорок дней. В эти дни я обязуюсь выполнять беспрекословно все ваши распоряжения, если не попрут… не будут попирать мою честь и достоинство, буду следить за вашим конем… хотя за этим дьяволом следить вряд ли надо, я уже приметил за ним кое-что… словом, обязуюсь быть верным и преданным членом отряда! Вашего отряда.
Он смотрел на меня открыто и честно, могучий и уже немолодой ветеран, даже странно, что бьется ради бабы, скорее всего у него и бабы нет, выпендривается, зато повод бить встречных очень возвышенный и благородный.
– Добро пожаловать, сэр Зигфрид, – сказал я. – С вами мы на треть сильнее!
А Сигизмунд сказал хитренько:
– Сэр Зигфрид, признайтесь, что вас побудило к нам присоединиться?
– Усы, – ответил Зигфрид, – делают мужчину старше, книги в мешке – мудрее, а отсутствие денег – сговорчивей. Есть золотое правило – у кого золото, тот и устанавливает правила. Золото сейчас у сэра Ричарда, у меня лишь дырявые карманы… Когда я был молод, думал, что золото – это главное в жизни. Теперь, когда я… гм, немолод, я это знаю.
Он оседлал коня, взгромоздился в седло, очень серьезный, даже чересчур, так что Сигизмунд, у которого с юмором туго, принял все за чистую монету, начал посматривать на нового боевого товарища с отвращением.
А Зигфрид перехватил мой взгляд, захохотал и сказал громко:
– Что ж поделаешь, придется приспосабливаться жить на большие деньги… Как думаете, сэр Ричард, сумею?
– Если как мы, то легко, – заверил я.
– Легко приходит, – добавил Сигизмунд с укором, – легко уходит.
– Святая церковь учит презирать богатство, – сказал я наставительно.
А вообще-то Зигфрид хорош, мелькнуло в голове. Вроде бы увалень, а соображает быстро. И понимает, почему я осторожно подбирал слова для дипломатичной учтивости. Дипломат – это человек, который может послать таким образом, что с предвкушением будете ждать путешествия. А если и нагадит кому в душу, у того во рту остается легкий привкус лесных ягод.
Но если он это понимает, то и сам, как истинный дипломат, может умильным голосом произносить «хороший песик» до тех пор, пока под руку не попадется хороший булыжник.
Отдохнувшие кони несли легко, деревушка впереди не очень зажиточная с виду, но домов не меньше трех десятков, уже не деревня, а почти село. Сразу от околицы набежала детвора с собаками, женщины на всякий случай юркнули в хаты, я видел блестящие от любопытства глаза в дверных проемах, мужчины прижимались к заборам, давая нам дорогу, взгляды у всех настороженные, тревожные.
Дома расступились, широкое вытоптанное место, словно танцевали слоны, могучий дуб, под ним четыре толстенных дерева с ободранной корой, под копытами сухо затрещали скорлупки орехов.
Я остановил коня на этом месте привычных деревенских посиделок, спросил громко, ни к кому не обращаясь:
– Есть здесь дом, где можем перевести дух, напоить коней?.. За все заплатим!
На нас смотрели опасливо, молчали. Из-за каждого забора смотрели серьезные детские мордашки. Зигфрид подозвал одного мужичка ближе, сказал доверительно:
– Если здесь негде остановиться, то заночуем у тебя. Как, жена у тебя красивая?.. И посуды много? Я страсть как люблю посуду бить. И палить все люблю, когда напьюсь…
Мужик вздрогнул, сказал умоляюще:
– У меня тесный дом, господин!.. Самый просторный дом у нашего войта, вон тот, с черепичной крышей. А через два дома, видите две вербы?.. Там Иволинна, у нее две дочери взрослые, да и сама в теле…
Зигфрид повернулся ко мне, рот до ушей, я пробормотал:
– В самом деле, трудная задача нравственного выбора… Что скажет мой боевой отряд?
– К Иволинне! – воскликнули Сигизмунд и Зигфрид в один голос, по глазам видно, кто нацелился на дочку, а кто на тело.
– Ладно, – согласился я, – раз уж демократия… а к старосте зайдем пообщаться.
Я повернул коня, на ходу поинтересовался у мужика:
– А что, эта Иволинна, вдова?
– Нет, но ее муж с братом погнали скот на продажу в крепость…
Когда мы подъехали к двум вербам, я слышал, как Зигфрид втолковывает юному рыцарю:
– Никогда не спрашивай у женщины, сколько ей лет. Спроси лучше, когда муж возвращается из замка.
Сигизмунд пробормотал:
– Да зачем это тебе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
