В конце концов, всегда существует какое-либо объяснение, даже если оно и не дается прямо и четко. Читателю должно быть предоставлено право выбора: верить ли в то, что некоторые из представителей так называемых «нецивилизованных народов» обладают скрытыми возможностями, которые могут значительно превосходить возможности «цивилизованных», или же он сочтет возможным объяснить случившееся происшествие, как простую цепь совпадений. Не думаю, что для читателя важно будет знать, какой точки зрения придерживаюсь я сам: у меня есть причины свою точку зрения держать в тайне.
Сначала несколько слов об архидьяконе М. Когда произошли эти события, ему было 49 лет. Это был блестящий ученый, человек большой эрудиции. Его взгляды примечательно широки, или же, как говорили его недоброжелатели, — «изысканно утонченны». В молодости он занимался спортом, но с возрастом из-за сидячего образа жизни и желания потакать своим прихотям заметно располнел и более уже не утруждал себя никакими физическими упражнениями. Ему никогда не доводилось переживать каких-либо нервных потрясений. Он умер около трех лет назад от сердечной недостаточности. Он рассказывал мне эту историю дважды по моей просьбе; между двумя повествованиями прошло около шести недель. Некоторые детали всплыли на поверхность благодаря моим собственным вопросам. После этой предварительной справки я перехожу к описанию событий.
В январе 1881 года архидьякон М., который был большим любителем поэзии Теннисона, приехал в Лондон. Главным образом, для того, чтобы посмотреть новый спектакль в театре Лицеум. Он не попал на премьеру, которая состоялась третьего января, и вынужден был довольствоваться одним из последующих представлений на той же неделе.
Большее впечатление на него произвело великолепие декораций, а не сама пьеса. Покинув театр, он с трудом смог найти кэб. Он уже немного прошелся по Стренду, как вдруг совершенно неожиданно столкнулся со своим старым другом Гаем Бредоном.
Бредон обладал солидным состоянием, состоял членом научных обществ, увлекался изучением проблем Центральной Африки, был на 2–3 года моложе архидьякона и обладал недюженной физической силой.
Бредон несказанно удивился, встретив архидьякона в Лондоне. Архидьякон не менее удивился тому, что Бредон вообще находится в Англии. Бредон пригласил архидьякона к себе, послал слугу в кэбе в гостиницу «Лэнгхэм», чтобы тот оплатил счет архидьякона и прихватил с собой его багаж. Архидьякон пытался было сначала возражать, но Бредон и слышать не хотел, чтобы его гостеприимство было отвергнуто. Бредон расположился в дорогостоящей квартире, прямо над обивочной мастерской, недалеко от площади Беркли. В квартиру вела отдельная дверь с улицы и дальше отдельная лестница на 2-й и 3-й этажи здания.
Квартира Бредона находилась на втором этаже. Квартиру на третьем этаже арендовывал некий член ирландского парламента. В то время в ней никто не жил.
Бредон и архидьякон прошли через входную дверь, поднялись на первую лестничную площадку и оттуда уже попали в квартиру. Бредон лишь незадолго до этого снял эту квартиру, и архидьякон там прежде никогда не был. Она представляла из себя широкий коридор в форме буквы «L», и все комнаты выходили в него. Стены квартиры были увешаны многочисленными охотничьими трофеями: и рогатые головы, чучела животных украдкой наблюдали за посетителями. Великолепная коллекция смертоносного оружия тускло мерцала при свете неярко горевших газовых ламп.
Слуга Бредона успел приготовить ужин еще до того, как отправился в «Лэнгхэм». Так что вскоре они уже, отдавая должное устрицам, блюду из холодного фазана с отменным салатом, за бутылкой «Поммери 74» обсуждали Теннисона и Ирвинга, а также пародию на «Королеву мая», которая недавно появилась в журнале «Панч». Как всегда, архидьякон до мелочей запомнил все то, что подавалось на ужин, и даже то, что Бредон едва пригубил бокал с вином.
Поужинав, они перешли в библиотеку, где ярко горел огонь в камине. Архидьякон приблизился к огню, потирая свои пухлые руки. Как только он это сделал, часть большого ковра из пушистой серой шерсти, на котором он стоял, казалось, приподнялась, и перед ним возникла огромных размеров серая кошка — крупнее всех тех, которых ему когда-либо ранее приходилось встречать. Она была совершенно того же цвета, что и ковер, на котором до этого спала. Кошка ласково потерлась о ногу архидьякона и замурлыкала, как только он наклонился, чтобы ее погладить.
— Какое необычное животное! — заметил архидьякон. — Я и представить себе не мог, что существуют кошки таких размеров. К тому же, у нее странная голова — она непропорционально мала для такого крупного туловища.
— Да, — согласился Бредон, — и лапы у нее настолько же непропорционально велики.
Серая кошка, принимая ласки архидьякона, томно растянулась на полу, и теперь ее лапы можно было разглядеть совершенно четко. Они были весьма широки, и выступающие вперед когти казались достаточно мощными и хорошо развитыми. Шерсть у животного была короткой и густой, жесткой, как проволока.
— Крайне удивительно! — повторил архидьякон.
Он опустился в уютное кресло, которое стояло рядом с камином. Он продолжал поглаживать кошку и играть с ней, когда легкое позвякивание заставило его поднять глаза. Бредон расставлял что-то позади графинов с ликерами.
— Какая-то редкая порода? — спросил архидьякон.
— Во всяком случае, мне неизвестная. Я бы сказал — причудливая. Мы нашли ее на борту корабля, когда я направлялся домой, — возможно, она попала туда, гоняясь за мышами. Если бы не я, ее, возможно, выбросили бы за борт. Она меня весьма заинтересовала. Сигару?
— Да, С удовольствием.
Снаружи завывал холодный северный ветер. Яростно хлестал дождь. Архидьякон чиркнул спичкой о стекло граненого стакана и прикурил сигару; булькала розовая вода в кальяне Бредона, раздавалось тихое шарканье ног слуги, переносившего чемоданы архидьякона в спальню в конце «L»-образного коридора — и все это под непрерывное мурлыканье большой серой кошки.
— А как ее зовут? — поинтересовался архидьякон.
Бредон рассмеялся.
— Если вам уж так хочется знать всю правду, то ее зовут Серый Дьявол, или же просто Дьявол.
— Ну, в самом деле, не думаешь ли ты, — обратился М. к кошке, — что архидьякон будет обращаться к тебе на таком отвратительном языке! Я буду называть тебя Серый, или уже, учитывая наше недавнее знакомство, господин Серый. Вы ничего не имеете против запаха дыма, господин Серый? Умное животное — потому и не возражает. Вероятно, вы уже приучили его к этому? — спросил архидьякон у Бредона.
— Ну, если вдуматься в значение его имени, то он вряд ли стал бы возражать против дыма, не так ли? — ответил тот.
Вошел слуга Бредона. В момент, когда дверь приоткрылась, послышалось потрескивание только что зажженного огня в комнате, приготовленной для архидьякона. Слуга вышел, смешав по рецепту архидьякона бренди с содовой водой. Он удалился после того, как ему было заявлено, что его услуги в этот вечер более не потребуются.
— Вы заметили, как господин Серый все время следовал за вашим слугой? — спросил архидьякон. — Я никогда не встречал в своей жизни более преданного кота.
— Вы так полагаете? — ответил Бредон. — Ну, так наблюдайте за ним сейчас.
Впервые за вечер он приблизился к серой кошке и протянул к ней свою руку, как бы желая ее приласкать. Мгновение, и показалось, что кошка сошла с ума: она выпустила когти, спина ее выгнулась дугой, шерсть поднялась дыбом, хвост встал трубой. Кошка брызнула слюной и зашипела. В ее зеленых глазах появилось выражение лютой враждебности. Однако любой внимательный наблюдатель заметил бы, что все это время она неотрывно следила не только за Бредоном, но и за тем звякнувшим ранее предметом, который хозяин поставил за графинами.
Архидьякон откинулся на спинку кресла и от души рассмеялся.
— Ну, до чего же забавные создания, эти кошки, особенно когда они выходят из себя! Ну, в самом деле, господин Серый, из уважения к моему сану вы могли бы и воздержаться от подобной агрессивности. Бедный господин Серый! Бедная кошечка!
Мрачно улыбаясь, Бредон вновь сел на свое место. Серая кошка уткнулась мордочкой в свисающие ладони архидьякона, словно ища сочувствия, и постепенно успокоилась.
Вдруг взгляд архидьякона упал на предмет, за которым все это время внимательно следила кошка и который стал виден только сейчас, когда слуга поменял местами графины.
— Боже мой! — воскликнул он. — Да у вас там револьвер!
— Точно так, — отвечал Бредон.
— Надеюсь — незаряженный?
— Ну, почему же, с полной обоймой.
— Но ведь это же крайне опасно!
— О, нет. Я привык к подобного рода вещам и отнюдь не беспечен в обращении с ними. Я бы считал скорей более опасным познакомить вас с Серым Дьяволом в отсутствии оружия. Он гораздо сильнее, чем любая обычная кошка, и я даже предполагаю, что в его жилах течет не только кошачья кровь. Когда я показываю кошку незнакомому человеку, то всегда держу ее под прицелом пистолета до тех пор, пока не прояснится ситуация. Надо отдать зверю должное: он всегда был дружелюбен со всеми, кроме меня самого. Я — его единственная антипатия. Не будь он настолько умен, чтобы бояться револьвера, он набросился бы на меня сию же минуту.
