— Привет. Можно?..
— Заходи, — сказал он, машинально нажимая на кнопку электрического чайника. «Витёк» — иначе эту марку тут не называли — блеснул оранжевым глазом и после пары мгновений раздумья зашипел.
Егор не стал доливать воду, хоть и знал, что там не хватит на двоих.
Зачем Наиля пришла?..
В ту субботу он выдержал еще час после того, как Ника ушла вместе с Жерехом. Целый час разговоров ни о чем, попыток Эмилии сделать вид, что ничего не случилось, веселья, становящегося все более развязным — но спустя этот час поднялся, поблагодарил именинницу за приглашение и за угощение, и сказал, что они тоже пойдут.
— Да конечно! Ну ладно Жерех, но вы-то чего так рано! — пьяно запротестовала Эмилия, тут же поднимаясь следом и цепляясь за плечо Лапшина для равновесия. — Целая ночь впереди. Днюха у меня или нет, в конце концов, я требую, чтобы вы остались!
— Мне завтра на работу, — сказал Егор. — Мне пора.
— Наильчик, останься хотя бы ты, — повернулась она к Наиле, но та тоже покачала головой и сказала, что пойдет.
— Мы с Тамаром ходим паром, — она улыбнулась Егору, подхватив его под руку и прижимаясь головой к плечу. Намеренно, настойчиво, явно чувствуя, что он напряжен — и давая безмолвно понять, что заметила это напряжение. — Спасибо, Мил. Завтра тебе звякну с работы. Я тут новый тариф подключила, первые двенадцать секунд разговора бесплатно, можно хоть целые сутки говорить...
Распрощавшись, — глаза Эмилии так и бегали между ними, так и искали напоследок повод упомянуть Нику, но не нашли — они выбрались наконец из шумного кафе и направились по длинной главной улице к дому Наили.
Тротуаров на этом отрезке улицы отродясь не водилось, и они шли по дороге: Егор и его цокающая каблучками красивая девушка в изумительном платье, Егор — и добрый друг, которого он не хотел бы потерять, Егор — и человек, которого он хотел, но не мог сделать счастливым...
— Ты не сказала мне, что Ника придет, — бросил он спустя десяток шагов, и слова ударились россыпью дробинок о плотную тьму ночи вокруг, будто пробуя ее на прочность.
Но что там какие-то слова? Ночь была прочнее любых слов, прочнее любых людских судеб.
— Не сказала.
— Почему?
Наиля блеснула чернотой глаз в свете уличного фонаря, суетливо перевесила сумочку с одного локтя на другой.
— Я не хотела, чтобы ты отказался. Не из-за себя, аиз-за нееотказался... А я обещала Эмилии, что мы придем оба. Она бы расстроилась.
Расстроилась?
Егор не поверил своим ушам.
Он слишком хорошо знал Эмилию, чтобы поверить в ее «расстройство». Как и во вдруг возникшую симпатию к Нике, с которой она едва ли перемолвилась словом за пределами школы и уж точно не поддерживала связь все эти пять лет, а тут вдруг пригласила на свой день рождения и все улыбалась ей через стол и заглядывала в глаза.
Егор помнил, как Эмилия относилась к Нике в школе. Она страшно завидовала ей и ее дружбе с Лавриком — и это было так явно, что сначала показалось Егору игрой.
Но глаза у него открылись быстро.
Эмилия говорила с Никой только потому, что с ней рядом мог оказаться Лаврик. Она делала все, чтобы вклиниться в их тройку, стать четвертой — и отстала только тогда, когда Лаврик начал встречаться с блондинистой Майей, которая Эмилию ненавидела.
Майя была ростом метр пятьдесят семь сантиметров, носила туфли на огромной платформе и слыла страшной задирой. Однажды она едва не выдрала Эмилии волосы, решив, что та флиртует с Лавриком за ее спиной, и только вмешательство Егора и Лапшина, на полном серьезе испугавшегося за длинные локоны первой красавицы школы, остановило драку.
Сам же Лаврик пребывал в полном восторге от происходящего.
Эмилия считаласьнастоящейкрасавицей — так говорили ее мама, классная руководительница, парни, которые, как в том старом фильме, укладывались у ее ног штабелями, — и была уверена, что только поэтому все вокруг ей должны.
Оназнала, что уедет из деревни учиться и больше не вернется, и говорила об этом, как о том, что уже свершилось и определено.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Уж такую, как она, в большом городе непременно заметят.
Уж ей-то, красавице и пусть не большой умнице, но и далеко не дуре, светит гораздо большее, чем какой-то Зиновьевой или замухрышке Кравцовой.
Но спустя пять лет в деревню не вернулись все те, кому до красавицы Эмилии было, как до Китая пешком. Да и те, что вернулись, оказалось, добились гораздо большего, чем она.
Тихая очкарик Кравцова, оправившись от сердечных страданий по Жереху, так же тихо вышла замуж за мирового судью и теперь тихо жила в Бузулуке. Майя и вовсе уехала в далекую Америку с какой-то институтской подругой. Даже Теркина, которую Эмилия считала полудурочкой, нашла себе хорошего мужа — предпринимателя, взрослого мужика на десять лет старше, безумно влюбленного в жену и готового носить ее на руках.
Пусть эта жена ивесит после родов почти центнер и постоянно что-то жует.
Разгильдяй и забулдыга Лапшин, плюнувший на образование и второй год бьющий баклуши в деревне, оказался вдруг единственным, кому Эмилия была более или менее нужна. На вечере встречи одноклассников, откуда Егор ушел вскоре после того, как она плавно начала перерастать в обыкновенную попойку, Эмилия расспрашивала, чернела от зависти лицом и пыталась делать вид, что все достижения и успехи тех, кого она считала глупцами и неудачниками, ее радуют и заставляют гордиться.
Но Егора она не обманула.
Он был неприятно удивлен, узнав, что Наиля и Эмилия стали подругами, и они как-то даже поссорились из-за этого — Егор терпеть не мог женских сплетен, а, вернувшись от своей подруги, Наиля иногда начинала обсуждать по ее примеру всех и вся.
— Да мне жалко ее, вот и все. Она, в сущности, неплохой человек, просто злится, что здесь застряла, — оправдывала Эмилию Наиля.
— Уж я-то знаю, какой она неплохой человек, — отвечал ей Егор. — Эмилия использует тебя, потому что больше ее сплетни слушать некому. С чего бы вдруг ты стала ей подругой? Все одиннадцать классов она тебя не замечала.
Егор был почти уверен, что и Нику в этот вечер Эмилия точно так же использовала: чтобы отыграться за Лаврика, чтобы сделать ей больно, чтобы показать и доказать ей — смотри, ты — неудачница, муж тебя бросил, а парень, которого ты предала, счастлив с другой.
И этоему, а не Николе Жереху следовало увести Нику оттуда и прекратить весь этот фарс.
— То есть ты всерьез решила, что я не пойду туда, если узнаю, что там Ника? — спросил он, когда Наиля больше ничего не сказала.
— Решила, — ответила она как будто бы спокойно, но это спокойствие Егора не обмануло. Он уже умел слышать легкий срыв в голосе, всегда выдававший ее чувства — срыв, который выдал их в день, когда он привез Наилю домой от друзей, а потом поцеловал вместо того, чтобы, как обычно, попрощаться и уехать.
Тогда Егор думал, что это первый шаг к тому, чтобы начать жить дальше.
С приездом Ники он понял, что все это было лишь бессмысленное топтание на месте.
— Ты целовался с ней, когда я вас увидела? — спросила Наиля.
— Нет, — сказал он.
— Ты поцеловал бы ее, если бы я не пришла?
— Нет, — сказал он. — Наиля...
— Нет, мы не расстанемся, тебе это не удастся! — вскричала она, останавливаясь посреди дороги и заливаясь слезами. — Нет! Я скажу отцу. Я скажу твоей маме! Я не для того тебя все эти пять лет ждала, чтобыонаприехала и... и все! Нет, я скажу, они заставят тебя на мне жениться!..
Егор с каким-то предвкушением ждал момента, когда Наиля разозлится и перестанет скрывать свои настоящие чувства. Он надеялся, что тоже вспыхнет, наговорит гадостей, чтобы у нее наконец появился хороший повод высказать ему все, что он заслуживает — но внутри была только пустота и усталость, и досада на себя самого.
— Пусть заставят, — сказал он негромко, и что-то в чертах ее лица будто надломилось при этих словах. — И вот я женюсь на тебе и что дальше? А дальше — возможно, не сразу, но потом, после ты возненавидишь меня и начнешь винить меня за то, что я испортил тебе жизнь. А я буду винить тебя.
