растягивалась в улыбке, но когда палец коснулся уголка ее рта, веки раскрылись сами. Подняв голову, она наткнулась на обескураженный синий взгляд. Девушка резко вскочила с глубоким «Ах». Зайкин взметнулся следом.
– Все в порядке, ты дома, – выставил он вперед руки. – И между нами ничего не было.
Карина огляделась. Варданян заворочался с другого края постели. Гога развалился на диване с открытым ртом, сжав Настену в угол. Игнатьева сидела за столом, копаясь в телефоне.
– Прости, не сочти за домогательство, – Зайкин чуть опустил голову, пытаясь заглянуть ей снизу в глаза. – Не сдержался.
– Зайка, что ты натворил? – с ироничной укоризной спросила Игнатьева, выглянув из-за ниши, чтобы видеть их лица.
– Ничего, все нормально, – отмахнулась Карина и окунула лицо в ладони.
В местах его прикосновений еще теплилась ласка. Девушка потерла лоб, чтобы избавиться от фантомных ощущений, и потрепала волосы.
– Блин, Ермакова, у тебя даже растворимого кофе нет, – ворчала Игнатьева, хлопая дверцами шкафов.
От этих звуков все стали просыпаться. Варданян перевернулся резко и тяжелой рукой положил Зайкина обратно на подушку. Тот засмеялся, поддаваясь.
– Не бойся, Вард, я не сбегу. После такой ночи ты просто обязан на мне жениться.
Карина выдавила смешок.
– Прости, Зайка, я уже на другой обязан жениться, – пробормотал Варданян, разворачивая широкие плечи.
– Все вы, мужики, такие, – жеманно махнул ручкой Зайкин и повернулся к Карине. – Сначала обесчестят, потом оказываются женаты.
Она опять закатила глаза, но улыбку с лица снять не успела. После виски голова казалась расщепленной, но болела только в определенных местах на каждое второе движение. В целом, было терпимо. Даже соображать получалось. Но противный привкус крепкого алкоголя вперемешку с колой застрял в носоглотке и вызывал легкую тошноту. Чтобы освежить сознание и помещение, Карина открыла все три створки окна. Небо серело на фоне темных зданий. Гога с Настеной тоже стали подниматься и протирать глаза.
Варданян скинул одеяло, показав спортивную фигуру в одних боксерах, и медленно потянулся, выпячивая мышцы рук и спины. Настена, увидев его, сразу проснулась и зарумянилась. Встретившись с парнем взглядом, она молнией отвернулась к окну и стала поправлять волосы, которые по-прежнему сохраняли форму косы, но сильно потрепанной. Он усмехнулся и прошел через коридор в ванную.
– Вард, хватит щеголять тут своей сексуальностью, – крикнула ему вслед Игнатьева, – девчонок смущать.
– Кого, тебя, что ли? – ответил тот с дерзостью.
– Меня, – вступил Зайкин, положив руки на плечи подруге. – Завидовать себе заставляешь.
Карина села на диван, ища взгляд Настены, но та встала у окна, отвернувшись от всех, и долго не оборачивалась.
Хозяйка сгребла грязную посуду в раковину. Чашки торчали из нее многовершинной горкой. Зайкин покосился на это и цокнул.
– Мда, посудомойки здесь явно не хватает.
Карина нервно развела руками.
– Куда ты ее тут впихнешь? Только если кухню целиком менять, а лучше квартиру.
Гога потеснил Зайкина, чтобы обнять Игнатьеву сверху и поцеловать в макушку. Та погладила его по шее.
– Гошик, без кофе умираю, – промямлила она умильным голоском ему на ухо.
Карине было непривычно слышать столько нежности от Игнатьевой. Тот погладил ее по голове.
– По пути заедем в твой любимый «Старбкас», – ответил парень и, сев на соседний стул, схватил потемневшую дольку яблока, последнюю на тарелке.
– Сертификат же ты тоже выбросила? – задумчиво спросил Зайкин, обхватив подбородок пальцами.
Синие глаза изучали тесное пространство, будто сквозь дверцы видели конструкцию шкафов.
– Разумеется, – скрестила руки Карина и оперлась попой на столешницу.
– Жаль. Могла бы на него как раз новую кухню забацать. С посудомойкой.
– Ага, – вскинула голову девушка и добавила с сарказмом. – Вот эту, железную тележку с раковиной, самую дешевую?
Зайкин пожал плечами.
– Ну, не обязательно. Мне казалось, там в пределах двухсот пятидесяти можно приличную кухню организовать.
– Сколько? – челюсть потянула ее голову вперед.
– Что? – не понял парень, обежал взглядом квартиру и остановился на ее вытянутом лице.
– Двести пятьдесят тысяч? – Карина медленно повторила. – Ты подарил мне двести пятьдесят тысяч?
– Ну, на сертификате.
Внутренняя жаба подняла бунт, возмутив все нервы разом.
– Ты – долбоеб, Зайкин! – рявкнула она.
Все резко повернули к ним головы, даже Настена. Зайкин втянул плечи и оглядывался вокруг с недоумением.
– Ты же знал, что я его выброшу!
– И что теперь, не дарить, что ли? – парень надул губы.
– Ты выкинул на помойку четверть миллиона, дебил!
– Ну, технически это сделала ты. Точнее, Трунов.
Карина подняла голову к потолку, вытянув шею, жилки на которой напряглись как струны. Столько стоил семестр ее обучения в университете. Она на это копила по несколько месяцев. Ей эти деньги доставались с таким трудом, порой приходилось наступать на собственное горло, терпеть оскорбления, соглашаться быть шлюхой для пожилых извращенцев, а он положил эту сумму на подарочный сертификат в «Икею», зная, что тот никогда не будет востребован. Когда-то эти деньги могли в корне изменить ее жизнь, а теперь… Ее бесила такая несправедливая расточительность.
– Дебил, – сокрушалась девушка и развернулась к мойке, чтобы занять руки, а то кулаки жутко чесались.
Она принялась мыть посуду. Зайкин схватил единственную нормальную сковородку, вторая оказалась блинной.
– Кариш, вот это помой, пожалуйста, сначала. Я завтрак в ней буду готовить.
Она посмотрела на него уничтожающе, потом так же на сковороду. В представлении алюминиевый круг разделился на две части зигзагообразной полосой лазера, а пластиковая ручка разлетелась в щепки.
– Беги, Зай, – предупредил Варданян, выглядывая из-за стенки гарнитура.
В него тоже прилетел лазерный взгляд. Но ничего не произошло. Девушка вырвала сковородку из лап Зайкина и принялась натирать мыльной губкой. Есть ей тоже хотелось. У нее всегда после пьянки просыпался дикий голод, хотя в обычные дни она завтракала через раз.
– Уходим по тихой, – шепнул Зайкин, подмахивая ребятам руками, чтобы освободили кухню.
Все покорно переместились в гостиную. Карина старалась себя успокоить, но только громче гремела посудой. Тарелки выскальзывали из рук, чашки перекручивались. Брызги летели во все стороны. Много попадало на живот. Ей вдруг стало жаль этих денег, которых у нее и не должно было быть, а он такие суммы, видимо, тратил, не считая, как на карманные расходы. «И зачем так много-то? Хотя бы пятьдесят, а то двести пятьдесят!», – бесилась она в уме. Девушка не сомневалась, что Зайкин не пытался впечатлить ее этой суммой и тем более подкупить. Он никогда не пытался это делать. Он вообще странно относился к вещам. Пил кофе в «макдаке», скупал пышки у метро, мог ходить в куртке из секонда и при этом носить неприметную серьгу в ухе из платины с бриллиантами на миллион. Ценность всему он определял по-другому.
