— Между твоей собакой, которой вечно хочется за чем-нибудь бегать, и Мефистофелем, которому надо побольше двигаться, возможно взаимовыгодное партнерство, — ответил Блейк.
— Оставьте моего кота в покое, — грозно сказала Одиль. Профессиональным движением она поставила перед Манон полную тарелку и объявила:
— Фирма предлагает: утка конфи с картофелем по-сарлатски.
Манье тотчас же развернул салфетку и засунул ее край себе за ворот. Провожая носом тарелку, которую подавала ему Одиль, он, точно гурман, с наслаждением вдыхал аппетитный запах. Последним Одиль обслужила кота, поставив перед ним тарелочку поменьше. Хотя Филипп уже схватился за вилку, никто не приступал к еде, все ждали, когда хозяйка кухни сядет наконец за стол.
— Всем приятного аппетита, — сказала она. Кончиком ножа Блейк попробовал хрустящую утиную кожицу. Великолепно. Он удовлетворенно кивнул головой.
Отведав первые кусочки, все отдали должное кулинарному таланту Одиль, и даже кот прыгнул на стол в надежде полакомиться чем-нибудь еще.
— Что это с тобой? — удивленно воскликнула Одиль, возвращая его на пол. — Ты же никогда так не делал!
— Для него это тоже праздник, — попытался защитить его Манье. — Я, во всяком случае, страшно доволен.
— Только не пытайся стянуть что-нибудь у нас из тарелок! — пошутил Блейк.
Разговор зашел о погоде, с каждым днем все более ненастной, и о необходимости — весьма спорной — носить шарфы и зимние шапки. Слушая рассказы о том, как в детстве матери заставляли их носить шерстяные шлемы и как после школы они сражались в снежки, Манон узнавала своих коллег по работе с новой стороны. Одиль, Блейк и Филипп вспоминали о самом разном: о том, в котором часу каждый из них в детстве ложился спать, о своих любимых комиксах и даже о вкусе зубных паст — как выяснилось, он был своим в каждой стране. Они говорили об уже умерших родителях. Взгляд Манон сделался печальным. Не желая, чтобы Манон грустила, Эндрю осторожно перевел разговор на другую тему.
— В конце концов, если подумать, получается, что, несмотря на разницу в возрасте, нравились нам и раздражали нас одни и те же вещи. И все же говорят, что на вкус и цвет товарищей нет. Возьмем кино, например…
Манье ухватился за новый сюжет:
— Я вот смотрю в основном приключенческие фильмы и комедии, но я помню, что обожал китайские фильмы, медленные такие, с субтитрами в три слова, в то время как артисты говорили минут десять. А вы, мадам Одиль?
Ку харка, вздохн у в, улыбн улась:
— Не знаю, стоит ли говорить, вы будете смеяться.
Со всех сторон на нее стали наседать, и она в конце концов призналась:
— Я питаю слабость к американским мюзиклам. Они меня трогают до слез. Эти люди, которые поют о своих болях и надеждах, такие трогательные. У них те же заботы, что и у нас, но когда все это сопровождается музыкой, самые большие трагедии становятся чем-то возвышенным. Они так красиво страдают… Вот я говорю, а у меня уже мурашки бегут. Некоторые считают, что это безвкусица, а я думаю, что, если б надо было показать какому-нибудь инопланетянину наши самые сильные чувства и одновременно самое лучшее, что мы способны создать, то мюзикл подошел бы идеально.
Блейк кивнул, его убедили рассуждения Одиль. Филипп тоже был под впечатлением.
— Вы их часто смотрите? — спросила Манон.
— У меня есть небольшая коллекция на DVD. Это все, что осталось от моей прошлой жизни. Когда я их смотрю, я всегда держу под рукой носовые платки… Люди расстаются — я плачу, а когда находят друг друга — плачу еще больше. В общем, Мадлен да и только…
— Мадлен? — удивился Блейк. — Что-то я не понимаю, вы плачете, как знаменитое печенье?
— Не печенье, а та знаменитая блудница, которая плакала у ног Христа! У вас она Магдалина, а у нас — Мадлен. А вы, Эндрю, какие фильмы любите?
— Я уже давно ничего не смотрел. Фильмы всегда выбирала Диана, в противном случае мы могли попасть на какое угодно барахло — я как-то не очень в этом разбирался.
Диана открыла для меня французское кино — вашу классику, но еще и экспериментальные фильмы. Она умела пробуждать интерес к странным вещам. Я шел за ней. Вообще-то у меня нет любимого жанра. Иногда я люблю посмеяться, в другой раз с удовольствием смотрю какой-нибудь политический фильм или драму. Или ужастики — когда хочется как следует испугаться.
— Это и я люблю… — призналась Манон. — Мы с Жюстеном часто выбирали фильмы только для того, чтобы испытать ужас пострашнее. Даже самые дурацкие. Ну, вроде того, что молодые люди оказываются ночью в лесу, а их преследует какое-нибудь фантастическое чудовище. Обожаю! Еще лучше, если чудовища нет на экране. Если его хотя бы раз увидел, то уже на так страшно. Я прижималась к Жюстену и так стискивала ему руку, что у него появлялись синяки. А потом боялась даже пойти в туалет.
— А я помню, что меня больше всего потряс фильм ужасов, который назывался «Вирус каннибалов». Жуткий фильм… Мне было пять лет. Я целый месяц всех боялся. Как только какой-нибудь взрослый до меня дотрагивался, я орал. А еще я попытался оторвать руку у своей соседки, — я был уверен, что она зомби.
— В пять лет? — удивилась Одиль. — Это кто же вам позволил смотреть это в пять-то лет?
— Матери надо было куда-то отлучиться, и она отвела меня к одной своей сослуживице, а у нее были дети-подростки…
— Да, зомби — это беспроигрышный вариант, — прокомментировал Блейк. — Они всюду были бы хороши. Только представьте: «Моя прекрасная леди и зомби», «Выживут только зомби» в фильмах с Джеймсом Бондом или еще «Граф Монте-Кристо и зомби»…
— Это удивительно, что ты заговорил о «Графе МонтеКристо», — отметил Манье. — Дело в том, что я как раз начал читать эту книгу Янису.
— Так это правда, что вы занимаетесь с мальчиком из города? — подхватила тему Одиль. — Как хорошо, что вы это делаете.
— Он мне помогает с покупками, а я ему — со школой…
— Если бы все делали, как вы, мир был бы намного лучше, — сказала Манон.
— Пока с этой книгой не все так просто, — сказал Манье. — Этот кирпич больше чем в тысячу страниц, и я ума не приложу, куда там всунуть Юплу…
Блейк расставил тарелки для десерта, и Одиль объявила:
— А теперь я предлагаю вам тарталетки с засахаренными яблоками. Только будьте снисходительны, я их уже сто лет не готовила…
На ее слова никто не отреагировал. Хуже того, все трое застыли в смущенном молчании. Одиль ничего не понимала до тех пор, пока не проследила за взглядами присутствующих, устремленными к входу в буфетную. Там стояла мадам Бовилье. Блейк и Манье резко встали.
— Я рада видеть, как вы мило проводите вечер, — сказала Мадам.
Одиль подалась назад, на ее лице выразилось боязливое удивление.
— Не прерывайтесь, — продолжала хозяйка. — Я хоть и спустилась, но не для того, чтобы вам помешать… Просто я заинтересовалась, кто это там смеется.
Блейк перехватил инициативу:
— Попробуйте вместе с нами десерт.
Он поспешил поставить еще одну тарелку.
— Очень любезно с вашей стороны, но я лучше вернусь к себе.
— Я настаиваю…
Едва произнеся эти слова, Эндрю пожалел.
— Что-то вы слишком часто настаиваете… — заметила с иронией Мадам.
В ее словах, однако, не прозвучало ни малейшего упрека.
— Ну так останьтесь с нами, — вмешался Манье. — Зачем уходить-то!
Одиль, не способная вымолвить ни слова, просто положила на тарелку тарталетку.
— Ну хорошо, — сдалась Мадам. — Посижу с вами немного.
В гробовом молчании она села за стол и повернулась к Манон:
— Вам в вашем состоянии не стоит возиться с котом. Для беременных это вредно.
— Ничего. Мне сделали анализ, а токсоплазмоз у меня уже был. Спасибо, что вы об этом подумали.
Блейк подал свою тарелку Одиль, та разделила тарталетку пополам и одну часть подала ему.
— Нам действительно приятно вас видеть, — сказал Манье, обращаясь к Мадам. — Вам еще надо бы зайти ко мне. Парк в это время года великолепен.
— Мои хвори не позволяют мне выходить из дому, но я признательна вам за приглашение.
Каждый попробовал десерт, высказав набор приличествующих случаю фраз.
— Я предложила бы вам шампанского, чтобы отметить ваше веселое собрание, — сказала Мадам, — но я даже не знаю, осталась ли в доме хоть одна бутылка. Да и хорошее ли оно? Вы не в курсе, Одиль?
— Если оно и есть, то в подвале, а я туда никогда не спускаюсь. Из-за…
— Я и забыла.
Мадам вскоре пожелала их оставить. Она уже говорила с Блейком обычным тоном и, казалось, сменила гнев на милость. Вечер потихоньку близился к концу. Не заметив, как прошло время, Манье с сожалением засобирался в обратную дорогу.
— В следующий раз, мадам Одиль, я принесу вам белых грибов, чтоб вы их приготовили. Еще раз спасибо, было очень вкусно.
