— Все, с меня довольно! Экстренное всплытие! Ну, если я узнаю, из-за кого нас так подставили, задушу гада собственными руками!
Вздымая фонтаны брызг, словно резвящийся кит, американская многоцелевая АПЛ вылетела из волн. Едва не столкнувшись с ней, накренился, описывая крутую циркуляцию вправо, новейший
русский фрегат проекта 11540.
* * *
Рассвет окрасил в багровые тона идущий на малом ходу гвардейский ракетный крейсер с оплавленной пробоиной в правом борту выше ватерлинии. Рядом шел атомный авианесущий крейсер «Слава». Над кораблями постоянно висел «зонтик» воздушного прикрытия истребителей палубного и берегового базирования.
Все наличные силы и службы флота были подняты по боевой тревоге. Во всех портах Азовского и Черного морей было объявлено чрезвычайное положение. Но это уже ничего не дало.
«Гетман Сагайдачный» уже был у границы территориальных вод Турции. Высланные вдогон бомбардировщики Су-24М2 были перехвачены румынскими и турецкими истребителями F-16. Пришлось им возвратиться ни с чем. Так и ушел он безнаказанным до поры до времени в Адриатику, оставив там на одном из множества островков оставшихся в живых пленных матросов. Все же Тарас Лиходей не стал множить своих смертных грехов, обагряя руки кровью. Хотя и так они у него были измараны по локоть.
В отличие от идеалиста, замполита-отличника боевой и политической подготовки капитана 3-го ранга Валерия Саблина, 9 ноября 1975 года захватившего новейший по тому времени ВПК «Сторожевой», бывший офицер ВМС «незалежной» Украины действовал исключительно в корыстных интересах.
Далее путь предавшего свой флот корабля лежал на север — в Канаду, где спешно формировался «новый украинский флот» из списанных американских и канадских кораблей и судов. «Гетман Сагайдачный» должен был стать их «флагманом».
А в штабе Черноморского флота командующий получил шифрованное сообщение высшего приоритета: срочно перебазировать атомный авианесущий крейсер «Слава» вместе с авиагруппой и полным комплектом вооружения к месту постоянной службы в Североморск. Подготовку к морскому походу вокруг Европы провести в самые кратчайшие сроки.
Также на Краснознаменный Северный флот перебрасывалась и еще только формирующаяся экспериментальная эскадрилья русских истребителей пятого поколения Су-207 под командованием полковника Олега Щербины.
Тускло поблескивало воронение. От пистолета, лежащего на столе, веяло тяжеловесной уверенностью. Николай Иванович Науменко смотрел на свой табельный ПМ. Когда-то, еще на заре лейтенантской юности, ему вручили это личное оружие — своеобразный символ офицерской власти. Теперь черный зрачок дульного с укором смотрел на человека: «Что же ты, хозяин, не уберег корабль?»
Ладонь привычно обхватила вытертую рукоять, раз и навсегда выверенным движением большой палец снял предохранитель, звонко в тиши капитанской каюты щелкнул затвор, вгоняя в ствол тупоносый патрон из обоймы. Пистолет снова уставился на хозяина черным зрачком.
Нет, так нельзя. Он — боевой офицер и не властен распоряжаться собственной жизнью. Кажется, самураи говорили: «Жизнь легка, как перышко, а долг тяжек и неподъемен, как гора». Николай Иванович никогда близко не воспринимал восточную мудрость, но это изречение из «Буси-до» почему-то запомнилось. Он разрядил пистолет, поставил его на предохранитель и спрятал обратно в сейф.
У боновых ворот Севастопольской военно- морской базы «Москву» встретили буксиры. Осторожно они завели ее на бочки родного тринадцатого причала. На берегу экипаж гвардейского ракетного крейсера встречал оркестр и лично — Комфлота.
— Николай Иванович, дорогой, — обнял командира корабля Командующий Черноморским флотом. — Я уже приказ о награждении тебя подписал! Ты не представляешь, какой героический поступок совершил, спас новейший авианосец от подлого удара!
— Виноват, товарищ Командующий, но орден за бесчестье я не приму, — тихо, но твердо сказал Николай Иванович Науменко. — Я подставил под удар собственный корабль, флагман и гордость флота. В сложившихся обстоятельствах я не нашел иного выхода, а значит, не имею более морального права командовать доверенным мне кораблем. Сегодня же вы получите мой рапорт (это слово он произнес с ударением на последний слог) о списании на берег.
Николай Иванович Науменко оглянулся на крейсер. На правом борту сразу за тактическим номером «121» зияла закрытая сейчас пластырем пробоина с оплавленными, закопченными краями — след от попадания ракеты. На глаза капитана навернулись слезы, а в груди тоскливо сжалось сердце.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ Рагнарек — «сумерки богов»
... И ранней порой мелькнет за кормой Знакомый платок голубой...
Ледяной утренний ветер пробирал до костей стоящих на пирсе людей. Солнце только поднялось из льдисто-свинцовых волн, которые сейчас лениво шлепали по мощному корпусу подводного атомного крейсера.
Атомная подводная лодка «Северсталь» возвышалась над пирсом, словно вырастала из родной стихии. Выдвижные устройства были подняты над массивной рубкой, на носу трепетал гюйс. На сходнях славянской вязью было написано имя корабля: «Северсталь».
В очередной раз атомный авианосец уходил в море. На пирсе собрались провожающие экипаж люди, в основном семьи моряков.
— Все будет хорошо, милая моя, — сказал Игорь Чайка, целуя свою невесту, Александру Каширину. — Сашенька, не волнуйся и не плачь...
— Хорошо, Игорь, это от ветра, — ответила, всхлипнув, девушка.
Она попыталась через силу улыбнуться. Она в первый раз провожала подводника в поход, и девушке было очень тяжело. Ей делалось тоскливо и страшно, когда Саша представляла себе, что ее
любимый вместе с еще сотней моряков погрузится в эти стылые глубины под безмолвные льды... Ужас.
Игорь, видя, как ей тяжело, обнял Александру, их губы слились в долгом и страстном поцелуе.
Совсем как тогда, в Мурманске...
* * *
Тяжелый атомный подводный авианесущий крейсер «Северсталь» после эпопеи со сбитым атомным «Глобал Хоуком» вернулся в базу в Гаджиево. Но, вопреки приметам, свою милую пациентку моряки даже не хотели отпускать с лодки — ведь все же бывают исключения из мрачных морских историй.
Александру Каширину сразу же направили в госпиталь в Североморск, но там врачи констатировали, что организм молодой девушки практически полностью восстановился после операции по удалению аппендицита. Вместо госпитализации они прописали пациентке покой и неделю больничного, заодно отметив высокий профессионализм хирурга.
Александра Каширина решила эту неделю провести в Мурманске, где за ней был зарезервирован номер в гостинице «Меридиан». Их расставание с Игорем было грустным, экипажу еще нужно было сдавать лодку, писать отчеты и рапорта, а Александра, как лицо гражданское, не могла оставаться на военно-морской базе. Ее и так уже вызывали в Особый отдел дивизии подводных лодок, где девушке пришлось подписать несколько документов о неразглашении военной тайны. Игорь и Александра обменялись телефонами и договорились
созвониться в ближайшее время. Но вскоре их обоих поглотили текущие дела...
... Саша Каширина грустила в своем номере в гостинице «Меридиан», что находится на знаменитой Площади пяти углов в центре Мурманска. Подруги девушки постарались развеять ее грусть и устроили небольшой девичник. Но как только девушки расселись вокруг скромно сервированного стола, раздался тихий стук в дверь.
Четыре девушки удивленно переглянулись.
— Саша, ты ждешь кого-то?
— Да вроде нет...
Александра на правах хозяйки пошла открывать дверь, а подружки, притихнув, ждали: кого же принесла им судьба в этот вечер?..
Александра открыла дверь и ахнула — на пороге стояли Игорь Чайка и Александр Смирнов. Оба — в парадных мундирах, при кортиках (морским летчикам полагался и кортик к «парадке»), с аксельбантами и в белых перчатках. В руках у Игоря был огромный букет алых роз, а Сашка, против обыкновения серьезный, осторожно держал торт.
— Игорь... — Саша Каширина растерянно смотрела на летчика. — Как ты здесь оказался?..
Но вот сказка закончилась, когда «Северсталь» ошвартовалась у причала. Саша уехала в Мурманск, а он остался в базе — обязанности командира авиазвена не отпускали, нужно было доделать еще уйму работы, согласовать технические и другие аспекты, в общем — рутина. И если раньше он находил в этом даже некоторое успокоение после авралов, учебных тревог и боевых вахт похода, то теперь он просто возненавидел бюрократию.
Но закончил он все дела вдвое быстрее и решил позвонить все же Саше Кашириной — на территории военно-морской базы пользоваться мобильными телефонами было строжайше запрещено.
