Наверняка любой другой, получив столь лакомый куш, задумался бы о том, как бы отойти от опасного занятия, начать жизнь законопослушного человека, но старый Тойво был слеплен не из того теста. Он думал лишь о том, как бы прикупить еще одно суденышко и отделить наконец старшего сына Урхо. Две лайбы – в два раза больше товара. А может быть, и младшим сыновьям что-нибудь останется…
Здесь, в окрестностях Аландских островов, где берега изобиловали шхерами, контрабандистский промысел процветал веками. По крайней мере – последние двести лет, с тех пор когда два противоположных берега залива внезапно стали принадлежать разным державам[9] – точно. Никаких ресурсов береговых охран обоих государств не хватало, чтобы прекратить это выгодное занятие раз и навсегда. И облавы проводились, и авиация патрулировала прибрежные районы, и негласный приказ вести огонь на поражение имелся у моряков, а желающие заработать на нелегальном импорте-экспорте не переводились. И как, спрашивается, могло быть иначе, если рыбные богатства Балтики скудели с каждым годом все больше, а на лесоповал подмявшие под себя все на свете корпорации и синдикаты предпочитали нанимать заокеанских гостей, поднаторевших на рубке канадских кедров и елей? Не на бумагоделательные же фабрики устраиваться потомкам гордых викингов?
– А это еще чего? – дернул за рукав «заказчик» капитана, когда следом за сгинувшем в трюме ящиком матросы потащили на борт другие ящики, кули и бочонки. – Что это значит?
– Другой груз, – не моргнув глазом ответил Тойво. – Вы же один такой заказчик.
– Мы так не договаривались!
– А вы что хотели – чтобы я вышел в море с одним-единственным ящиком? – опешил контрабандист. – Да где такое видано? Продолжайте, лентяи, – махнул он рукой остановившимся на сходнях подчиненным. – До заката нужно управиться.
– Стойте! Выгружайте все обратно!
– Невозможно, господин. Мне за этот товар тоже заплачено, и я его перевезу. С вашим ящиком, без него – в любом случае.
«Черт знает что! – кипел заказчик. – Этот старый тюлень хочет нагрузить свое корыто так, что оно будет сидеть в воде по самые борта! Что с того, что это самая быстроходная лайба на всем побережье, а шкипер – самый опытный моряк? Перегруженному суденышку в случае чего нипочем не уйти от сторожевика!..»
– Я заплачу вам, чтобы груз остался на берегу!
– Заказчики будут возражать…
– Не волнуйтесь за заказчиков. Пятнадцать тысяч.
– Но среди них есть постоянные клиенты…
– Двадцать!
– Хорошо, но вон те десять ящиков все равно придется взять…
– Двадцать пять!!!
– Идет, – легко согласился финн. – К чему так волноваться? Отвезу этот груз в следующий раз. Но задаток тоже нужно соответственно пересчитать.
– Хорошо… – прорычал сквозь зубы Тревис, у которого русская земля горела под ногами.
«Тоже неплохо, – подумал Айкинен, делая знак матросам выгрузить то, что они успели затащить на борт. – Значит, хватит на лайбы Райво и Пааво. Вот что значит уметь торговаться…»
Тем более что в выбрасываемых сейчас на причал ящиках был один лишь хлам – битый кирпич, пустые бутылки, морская галька да гнилые тросы. Зачем случайному здесь человеку знать, что между дружными и всегда готовыми выручить друг друга в быту аборигенами в делах существует не меньшая конкуренция, чем между воротилами бизнеса? Да и жирные заказы на берегу не валяются. Жизнь такая…
* * *
– Просыпайтесь, сударь!
Александра довольно бесцеремонно растолкали, поставили на ноги.
«Похоже, что я на каком-то корабле, – подумал он, ощутив мерное покачивание пола под ногами. – Или это от слабости?.. Нет, определенно на корабле».
Стоящий напротив него субъект удивительно походил на него самого. Настолько, что он бы потряс сейчас головой, чтобы стряхнуть наваждение, если бы не пульсирующая под черепом боль.
«Не слишком ли много двойников?..»
Мистер Тревис оценил на глаз состояние пленника и дал знак поддерживающим под руки громилам отпустить его. Бежецкий непременно упал бы – ноги совсем не держали его, но сзади предупредительно подставили стул и помогли сесть. Дернули за шиворот, чтобы плюхнулся на сиденье.
– Вы великолепно держитесь, сэр, – одобрил Тревис. – Я бы после всего того, что выпало на вашу долю, лежал бы пластом. Военная косточка, а?
Александру сейчас больше всего хотелось дать мерзавцу в морду, но он сомневался, что нанесет сколь бы то ни было значительный урон – чересчур мало было сил. Да и вообще, что удастся поднять руку. Но плюнуть он смог.
– Презрение к врагу – тоже похвальная черта, – кисло добавил англичанин, стирая со щеки меткий плевок. – Хотя я бы предпочел сейчас, чтобы вы были чуточку посильнее… Чтобы преподать ответный урок. Но время терпит.
– Дать ему, сэр? – спросил один из громил, придерживающих Бежецкого на стуле.
– Не стоит. Пусть уж приходит в себя. Ты остаешься с ним, – указующий перст уткнулся в одного из подручных. – А ты пойдешь со мной. Что-то не нравится мне этот капитан…
Похитители поднялись на палубу под моросящий дождь. Погода на Балтике была совсем не весенняя. А может, она тут такой и должна была быть. Кто их разберет, эти северные воды.
– Чертов дождь, сэр, – проворчал спутник Тревиса. – Сыплет, как из брандспойта.
– Ничего. Самая лучшая погода для таких делишек, – не согласился шеф. – Надеюсь, что русские сторожевики сейчас сидят по своим норам и в море носа не покажут.
– Русские, они упрямые, сэр, – возразил подручный. – Им такая собачья погода нипочем.
– А ты почем знаешь? Ты же вроде бы не русский.
– Да, сэр, я поляк. Но русских знаю очень хорошо. Пся крев…
– Никогда я не понимал вас, славян, – пожал плечами англичанин. – Грызетесь между собой постоянно…
– Я ничего не имею против чехов, сэр, но русские…
– Да мне, собственно, без разницы, Рыжий. Но то, что ты поляк, сегодня играет мне на руку. Предатели обычно не сдаются.
– Я не предатель.
– Почему? Польша вроде бы русская.
– Я из Данцига, сэр. Мы, поляки, называем его Гданьском.
– И чем тебе тогда насолили русские? Ты же, получается, подданный Германии?
– Да, я германский подданный, но Польша – моя родина, сэр.
– Как у вас все запутано… – вздохнул Тревис. – Но об этом после.
К пассажирам, раскачиваясь на колеблющейся палубе, приближался кто-то закутанный в мокрый плащ.
– Капитан прислал меня сообщить, что у нас проблема, – сообщил один из сыновей старого Тойво. – Судно сейчас ощупывают локатором. Ума не приложу, как нас смогли запеленговать.
«М-м-да… – кисло подумал Тревис, который сам где-то полчаса назад включил радиомаяк, выдающий в эфир не поддающиеся расшифровке сигналы. И пеленгации иными, кроме специально приспособленных станций, кстати, тоже, в чем уверяли его специалисты. – Русские действительно оказались на высоте. Похоже, что план номер два трещит по всем швам… Хорошо, попытаемся совместить первый и второй планы. Возможно, план номер полтора и прокатит. Мне, в сущности, нужно всего лишь каких-то два-три часа… Эх, здравствуй, Сибирь…»
– Передайте капитану, чтобы держал прежний курс, – распорядился он, открывая крышку люка, из которого только что выбрался. – И если береговая охрана прикажет останавливаться – пусть остановится. Никаких попыток к бегству! Не дай Господь сопротивляться. Лучше уж я пробуду в обществе сибирских медведей десяток лет, чем вернусь в Соединенное Королевство с ящиками и с несколькими не запланированными анатомией дырками… Да! Спасательные жилеты у вас на борту имеются?
– Нет. Только спасательные круги.
– Черт побери! Каменный век!.. Принесите два. Нет, три…
* * *
Операция развивалась, как по нотам. Суденышко, выхваченное из темноты мощными лучами прожекторов, застопорило ход и легло в дрейф, подчиняясь первому же требованию – очереди из полуторадюймовой счетверенной установки по курсу следования. Если бы еще не упорное нежелание выходить на связь по радио – прямо-таки мирный рыбак. Ловящий, правда, какую-то необычную рыбу, поскольку никакая порядочная рыба в такую непогодь ловиться, естественно, не будет.
– Прекратить огонь! – скомандовал лейтенант Топорков, удовлетворенно опуская бинокль. – Абордажную команду в шлюпки!
Обманчиво неуклюжие от спасательных жилетов матросы, вооруженные автоматическими карабинами, весело переругиваясь, спускались по штормтрапам в резиновые моторные «Бризы», которые болтало на волне так, что любой сухопутной крысе стало бы дурно от одного лишь взгляда на них. Последним лихо спрыгнул юный мичман Краузе, командир абордажной команды «Стерегущего», вызвав своим финтом восторг обожавших его матросов и зависть лейтенанта, некогда, в молодости, выкидывавшего подобные трюки, теперь не дозволенные по чину.
«Ну, получит у меня мальчишка, когда обратно вернется! Тоже мне, гусар!..»
