– Я не соглашусь даже на тяжкое убийство второй степени, – заявил Клей, когда они наконец взялись за обсуждение дела.
Чарли почувствовал в его словах слабину. Если бы прокурор ходатайствовал о том, чтобы его подопечного обвинили в убийстве второй степени, Клей был бы вынужден согласиться. Трейси продемонстрировала, насколько слаба позиция обвинителя. Он не стал бы рисковать потерпеть поражение и принял бы предложение. Однако ходатайства не последовало. Вместо этого Чарли принялся готовиться к заседанию суда. Запер дверь, выдвинул нижний ящик стола и извлек бутылку со стаканом.
Часть вторая
Глава 21
Август 1996 г.
Сердце бешено билось – Нэнси опаздывала на десять минут: кофе был не заварен, газеты на стол не положены, она не сидела на своем рабочем месте и не улыбалась во весь рот, как верный кокер-спаниель в ожидании хозяина. Она вбежала, запыхавшись, надеясь еще как-то все исправить. Хотя ее работу никогда не ценили. Сукин сын начальник едва замечал ее присутствие. Но если что-то было не так, если что-то не нравилось, она непременно об этом узнавала. Но не от него. Бог свидетель, он никогда бы не стал говорить с мелким обслуживающим персоналом. Вызывал управляющую делами мисс Корин Синглтон, та, в свою очередь, офис-менеджера Рика Вудса, который надзирал за работой сотрудников низшего звена – ниже уровня управляющего. А уже тот вызывал к себе ее и проводил беседу. Она не первый день работала на этом месте и помнила все его разглагольствования от слова до слова.
– Нэнси, – говорил он ей до обеда, когда к нему поступала жалоба, – не могли бы вы зайти ко мне в кабинет? Хочу с вами потолковать. – Это произносилось небрежно, как бы невзначай. В первый раз Нэнси растерялась, не зная пугаться или радоваться. Может, ее хотят повысить? Но взгляды других девушек быстро развеяли ее мечты.
– Корин проинформировала меня, что сегодня утром кофе мистера Тобина не был готов к его приходу. И хотя «Майами гералд» и «Нью-Йорк таймс» лежали у него на столе, «Кобб-каунти пресс» отсутствовала.
Нэнси смотрела на него, как дерзкая девчонка на директора школы: «Да закругляйся уж, приятель. Тебе не дождаться от меня всяких там mea culpas.[17] Давай, наказывай, и дело с концом!»
Эта ее черта категорически не нравилась Рику. Он ждал искреннего раскаяния. Другие работницы хотя бы изображали угрызения совести.
В это утро все обернулось немного лучше, чем в прошлый раз, когда она опоздала. Успела сделать почти все. Кофе заварила и поставила на стол чистую чашку. Газеты лежали на своем месте – все, кроме дурацкой «Кобб-каунти пресс». Этот дрянной листок не доставляли в контору – каждое утро приходилось бежать за два квартала и покупать. Можно было заскочить за газетой по дороге на работу, но Нэнси и без того уже была в панике. А теперь время было упущено.
Ровно в девять она уселась за стол, навесила на лицо лучшую из своих фальшивых улыбок и стала ждать, когда Старый Зануда прошествует мимо. И в нужный момент, как обычно, прощебетала:
– Доброе утро, мистер Тобин!
Он не повернул головы, никогда этого не делал. Единственным знаком, что старший партнер слышал ее слова, был легкий кивок головы. Такой незаметный, что в первые два месяца Нэнси была уверена: босс ее игнорирует.
– Ничего подобного, дорогая, – разуверила ее прилежная работница Корин. – Он тебе кивает. Присмотрись и заметишь.
Как будто для Нэнси его кивки что-нибудь значили!
Корин было еще труднее. Она должна была принимать у босса портфель и здороваться обаятельным, слащавым профессиональным тоном, который выработала за годы работы. Конторская мамочка, – подумала Нэнси. – Обращается с ним словно мамаша с двухлетним ребенком. С той лишь разницей, что ведет себя степенно, хорошо одевается и никогда не ворчит. У конторских мамочек нет на это прав.
Каждое утро босс спрашивал: «Мне звонили?» Корин отчитывалась, и он скрывался в кабинете. Ни подобия улыбки на лице, ни любезного слова. Но Корин это не волновало.
Джек Тобин был одним из трех старших партнеров (из «Большой тройки») крупной фирмы Майами «Тобин, Глисон и Гарднер». Два его других партнера уже умерли. «Может быть, поэтому он всегда такой мрачный, – подумала Нэнси. – Чувствует, что его черед тоже близок». Но сама понимала, что это не так. В свои двадцать четыре года Нэнси была неравнодушна к крепко сбитым фигурам. И хотя всеми силами старалась этого не замечать, не могла не признать, что у Джека Тобина, который подходил к пятидесятилетнему рубежу, красивое здоровое тело. Мужчина держался очень прямо, и на нем не было ни грамма жира. Короткие, почти как у панка, седые волосы начали на макушке редеть, а в некоторых местах и вовсе исчезли, зато упругая кожа отливала легким загаром и свежестью. Своей приятной грубоватой наружностью старший партнер напоминал морского волка. Глаза были красивого голубого цвета, но в них не светилось ни одной искорки.
С такими деньгами, мысленно усмехалась Нэнси, стоит улыбнуться, и все тусующиеся на Файер-Айленде модели из «Вог», хоть и вполовину моложе, будут сразу его. А может, так оно и есть, а каменное выражение лица – лишь маска для тех, кто на него работает? До чего она ненавидела этого сукина сына!
Проходя мимо стола Нэнси, Джек Тобин увидел ее улыбку, услышал приветствие и тут же понял, что сотрудница опоздала. Ее выдали глаза. По глазам можно судить обо всем. Многие мужчины ненаблюдательны. Но он больше двадцати лет выступал в качестве адвоката в суде первой инстанции, и наблюдать стало его ремеслом. За глазами, за руками, за позами. И еще вслушиваться – в слова и интонацию. Правда никогда не содержалась в одних словах.
Опоздание этой девушки его нисколько не тронуло. С ее провинностью разберется Корин. Джеку даже не придется ничего говорить. Корин привыкла проверять, на месте ли «Кобб-каунти пресс». Если газеты нет, значит, Нэнси опоздала. Нэнси – кажется, так ее имя. Джек Тобин был в этом почти уверен. Она работала в фирме около года. Пикантная молодая особа, насколько он мог судить. Хотя видел ее Джек, только когда она сидела за столом. У нее были золотисто-каштановые волосы. Ему такие женщины нравились. В них угадывалась некая глубина. Блондинок он не любил, по крайней мере в теории. В определенное время и в определенных обстоятельствах он мог бы сойтись с кем угодно – и, случалось, сходился. Не всегда был таким занудой – только последние лет пять. Но он знал: вскоре должны произойти изменения.
Джек Тобин уже примерно год читал «Кобб-каунти пресс». Изменения происходили в нем не быстро. Обычно формировались на уровне идеи. Затем вспенивались в виде мечты и наконец оформлялись в планы. Сейчас они были на стадии превращения в реальность. Он любил юриспруденцию, неподдельно любил. Ему интересно было участвовать в запутанном деле. Но он ненавидел большую фирму, богатых клиентов – всю эту высокопоставленную шваль. Здесь он не был самим собой. Он стал толковым адвокатом, однако успех сыграл с ним злую шутку, и Тобин чувствовал себя не в своей тарелке. Потребовалось двадцать лет, чтобы принять решение, но теперь он был близок к тому, чтобы его осуществить.
Округ Кобб располагался на северо-западном берегу озера Окичоби в центре южных районов штата, где слово «крекер»[18] не означает нечто такое, что можно съесть. Это маленький округ Флориды с населением менее 15 000 человек, большинство из которых проживали в городке Бэсс-Крик. Хотя он несравним по размеру с Майами, там тоже был «Макдоналдс», «Бургер кинг», и прошел слух, что в скором времени появится «Колонель». Зимой сюда бог знает откуда наезжали разные люди – молодые и старые, богатые и бедные, но главным образом бедные. Созревали цитрусовые, и из Мексики, Колумбии, Гватемалы и других точек на южной границе на сбор урожая собирались нелегалы.
Джек вырос в Нью-Йорке, но в душе был флоридским босяком. Последние десять лет все отпуска и выходные проводил на воде – плавал и удил рыбу. С тех пор, как пять лет назад от него ушла его третья жена Рене, жил один. Рене заявила, что не для того вышла замуж за успешного адвоката из Майами, чтобы все выходные торчать в жалкой глухомани, пока он закидывает удочку. Женщина имела право это говорить, но и Джек не собирался отказываться от единственной в жизни вещи, которая доставляла ему удовольствие. Их пути разошлись. И с тех пор Тобин ушел в себя, хотя и не стремился к этому.
План был таков: открыть небольшую конторку на окраине Бэсс-Крика. И защищать любого, кто переступит порог его кабинета. Единственное условие – чтобы он верил в правоту того, кого берется представлять. Он хотел стать легендарным сельским адвокатом и уже теперь не сомневался, что это будет интересно. Деньги ему больше не нужны – нужно нечто иное. Как там говорил Боб Марли?[19] Искупление? Хотя Джек не очень сознавал, какой именно вины. Может быть, его вина заключалась в том, что он разбивал в суде законные требования людей в угоду недобросовестным страховым компаниям, которые брался защищать? Он уверял себя, что это не более чем бизнес, но понимал, что поступает скверно. Понимал не он один – понимали все. Он превратился в высокооплачиваемую проститутку, только торговал не телом, а душой. Сколько можно так жить? А он протянул дольше, чем многие другие.
