То, что театр, со дня своего основания (кстати говоря, формально они с Камерным ровесники, хотя у «фоменок» был предшествующий гитисовский период, но, если на то пошло, и Бычков прежде возглавлял Воронежский ТЮЗ, из которого в значительной степени выкристаллизовалось его последующее детище) уверенно держащий планку одного из лучших в столице, вспомнил о Рыжем, – само по себе замечательно. То, что эта работа была сделана в основном силами и рвением членов стажёрской группы – молодых выпускников самых разных театральных школ, пришедших к Фоменко, так сказать, в поисках себя и лучшей доли в искусстве, – ещё более прекрасно. Кому, как не нынешним ровесникам юноши-поэта, пытаться досказать за него, протранслировать, прокричать в наше сегодня его рифмы, мысли, чувства!.. Да к тому же с учётом солидной творческой поддержки от мастеров старшего поколения в лице композитора Сергея Никитина – именно его блюз-опера на стихи погибшего поэта, принесённая в театр, стала первотолчком постановки.
Но получившееся «на выходе» явило собой какой-то на редкость вопиющий образец поэтической глухоты, непонимания, непопадания, кикса, если хотите, коли уж перед нами музыкальное представление. И первопричина всего этого лежит именно в музыкальной плоскости. Сергей Яковлевич Никитин, несомненно, – чудесный и по праву любимый многими поколениями автор и исполнитель трогательных, обаятельных песен, но, честное слово, не так легко найти две более категорически несмыкающиеся вещи, чем его неизбывная каэспешная шестидесятническая «милота» и буквально задыхающаяся от жгучей жалости к себе и людям, скрывающая за ироничной приблатнённой усмешкой разрывающую сердце экзистенциальную тоску Муза Рыжего, что так нелепо тушь растёрла по щекам.
А стажёры, выдвинувшие из своих рядов и режиссёра – Юрия Бутрина (руководителем постановки значится многоопытный Евгений Каменькович), умудрились эту с самого начала ошибочно взятую ноту порядочно усугубить. Начиная с изобретательно исполненной и заключающей в себе массу информации программки, они попытались в 1 час 35 минут сценического времени вместить разом все свои исполнительские умения, способности удивлять, а также все представления о стране, о времени (настоящем и прошлом) и об идеальном «полифоническом» искусстве театра.
Удивлять-то, видится, есть чем – все артисты богато одарённые, перспективы налицо, но вот с ощущением времени, того диковатого, переломного, в коем Борису Рыжему довелось жить и которое они застали ещё в совсем нежном возрасте, получился полный раскардаш. Юмористические, достойные телевизионных «животики-надрывающих» программ зарисовки якобы из уральского быта девяностых – тяжёлого и страшного на самом-то деле, кому довелось застать. Периодически возникающий пафос – у автора он тоже порой присутствует, но совсем иного свойства. «Монтаж аттракционов».
Мы сидим на поворотном круге, нас всю дорогу катают туда-сюда, согласно заявленному жанровому обозначению «Музыкальное путешествие из Екатеринбурга в Свердловск и обратно без антракта». Возят под весёлый шум-гам-тарарам, игру на электромузыкальных инструментах. В финале и здесь появляется аллегорическая фигура летуна – парит на лонже прямо над нашими головами, надо полагать, в бессмертие, а по сути дела, прямиком в цирковое, аттракционное мироощущение. А думается, нужно было вместо всех этих звуков, прокатов и пролётов дать на сцене один пронзительно дребезжащий трамвайный звонок и тихо произнести:
…когда, весь выигрыш
поставивший на слово,
я проиграю
и в последний раз
свернёт трамвай
на улицу Титова,
где ты
стоишь
и слёзы льёшь из глаз.
И лучше, пожалуй, не закончишь.
Александр А. ВИСЛОВ
P.S. Когда верстался номер, в минувший понедельник, в глобальной Сети осуществлялась прямая трансляция одного из вышеописанных спектаклей. Угадайте, какого?
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Кавалер Золотого креста
Искусство
Кавалер Золотого креста
ВЕРНИСАЖ
В выставочных залах Российской академии художеств на Пречистенке открылась небольшая выставка произведений Ефрема Зверькова (кроме множества его многочисленных званий, о которых ниже, – почётного гражданина Твери) и лауреатов конкурсов живописи – студентов Тверского художественного училища имени А.Г. Венецианова. Это личная стипендия Зверькова, девиз же конкурса на лучший среднерусский пейзаж в традициях реалистической живописи – слова Николая Бердяева «Духовно существует Россия». На первый взгляд это может показаться не то чтобы рядовым, но и не из ряда вон выходящим событием – в конце концов в Москве каждый день случается иногда и до десятка вернисажей, а количество персональных и коллективных выставок у нас в стране и за её рубежами у Зверькова – сотни (ведь выставляться он начал сразу после войны, в 1946 году). Но только на первый взгляд.
Экспозиция приурочена к 90-летнему юбилею живописца: он родился 1 февраля 1921 года в селе Нестерово всё той же Тверской области. Перед открытием Ефрема Ивановича поздравили все имеющие отношение к изобразительному искусству, а первые лица страны прислали поздравительные телеграммы. К многочисленным же званиям и наградам – народный художник СССР, лауреат нескольких Государственных премий РСФСР и РФ, вице-президент Российской академии художеств, профессор, почётный член восьми международных академий и так далее и так далее (чтобы перечислить их все, понадобился бы ещё минимум десяток газетных строк) – прибавилась ещё одна: Золотой крест, самая высшая награда Российской академии художеств. Причём Ефрем Иванович Зверьков стал первым её обладателем.
Невольно возникает вопрос, в чём же заключается разгадка феномена столь очевидного успеха художника, чьи работы есть во всех крупнейших российских (включая Третьяковку и Русский музей) и зарубежных музеях, а также во многих отечественных и иностранных частных собраниях. При том, что Ефрем Иванович, кажется, никогда не занимался саморекламой, равно как и не был замешан ни в каких «громких» историях.
Он родился в интеллигентной провинциальной семье, до революции весьма зажиточной. В Тверской губернии у одного и другого дедов было по небольшому именьицу. Родители были хорошо образованными людьми: мать любила музицировать по вечерам, отец собирал лекарственные растения, а сёстры учительствовали. Ещё мальчиком он начал брать уроки рисования у Н.Я. Борисова, выпускника Императорской академии художеств и ученика И.Е. Репина, к которому его за руку отвёл отец. Солдатом прошёл всю войну с самого первого дня, участвовал в боях под Белгородом, был тяжело ранен, вернулся в сталинградскую «мясорубку», конец войны увидел уже за баранкой грузовика. Награждён орденом Отечественной войны II степени и медалью «За победу над Германией». После демобилизации занимался живописью в студии у академика Б.В. Иогансона, а затем окончил Суриковский институт. Дружил с А.А. Пластовым и считал его своим учителем. И очень любил живопись. И свою страну. Правда, если вначале его ещё всерьёз занимали и люди, в ней живущие («Зима в Переславле-Залесском» 1957 года или написанные семью годами позже знаменитые «Кружевницы»), то со временем его всё больше и больше влюбляла в себя жизнь её природы, с её неброской красотой, капризами и перепадами настроений, с её постоянно меняющимся обличьем и непостижимой для человека тайной. Именно этой всепоглощающей любви он и остался верен на всю жизнь. Оплатой же преданности и честности перед самим собой и стало признание, давно поставившее творчество Ефрема Зверькова в один ряд с такими же страстно влюблёнными в родную природу Фёдором Саврасовым, Фёдором Васильевым, Иваном Шишкиным, Василием Поленовым и, конечно, Исааком Левитаном.
Ведь, к нашему огромному счастью, пока ещё нанотехнологии не смогли отменить рассветы и закаты, грозу в начале мая и февральскую метель. И сейчас весной, как и во времена Тургенева, «всё кругом золотисто зеленеет и лоснится под тихим дыханием тёплого ветерка, всё – деревья, кусты и травы», а зима всё ещё бывает – хоть и нечасто – такой, какой она описана в «Отцах и детях» и такой, какой она предстаёт на полотнах Зверькова: «белой… с плотным скрипучим снегом, розовым инеем на деревьях и бледно-изумрудным небом».
