Принимая во внимание, что сказанное бедствие было наведено сатаной, необходимо исповедовать, что с Божьего попущения демоны могут волновать воздух, поднимать ветры и вызывать падение небесного огня. Ибо хотя телесная материя не принимает формы ни по воле добрых, ни по воле злых ангелов, подчиняясь в этом лишь Творцу, но что касается передвижения, то телесное вещество создано, чтобы повиноваться веществу духовному (ad motum localem natura corporea nata est spirituali obedire), как это обнаруживается на человеке. В самом деле, по простому приказанию его воли члены его движутся, чтобы исполнить решенное волей. Итак, все, что может быть достигнуто простым передвижением, то по естественной своей силе могут творить не только добрые, но и злые духи, если не встретят со стороны Божества препятствий. Ветры же и дожди и другие воздушные явления могут происходить от простого движения растворенных земных и водяных паров, так что производить их своей естественной силой демоны вполне способны.
Если же демоны по своей естественной силе оказывались на это вполне способны, то как же можно было спорить, что наведение бурь и гроз, града и морозов должно было включаться в круг деяний, доступных колдовству? Негодование, которое в свое время высказывал по поводу такой веры Агобард, теперь оказывалось столь же неосновательным, как и гнев Буркарда на веру в любовные сношения с agrestes feminae.
Зато действительное существование оборотней схоластика решительно отказывалась допускать, несмотря на множество с виду вполне достоверных свидетельств. Глубокое философское исследование предмета вполне здесь подтверждало ранее уже вынесенный церковью приговор: «Кто думает, что какая–нибудь иная сила, кроме Божией, способна обратить одно живое существо в другое высшего или низшего порядка, тот, несомненно, отпал от веры и хуже, чем язычник». Такое превращение немыслимо без нарушения законов естества, т. е. является чудом, а подлинные чудеса доступны лишь Творцу и ангелам, когда Творец им это поручает. Приписывать чудеса демонам значит впадать в ересь, очень похожую на манихейство. Рассказы очевидцев про оборотней, согласно этому, относились схоластикой совсем в другую главу демонологии: здесь для нее дело шло, несомненно, о «дьявольском наваждении», о власти демонов над человеческими чувствами. Схоластике и здесь, однако, приходилось делать одну существенную оговорку. Чтобы библейский рассказ о магах фараона, обративших свои жезлы в змеев, мог тоже разъясняться ссылкой на иллюзии, это она считала неправдоподобным и прибегала здесь к другой теории, построенной еще бл. Августином, впоследствии же подробно развитой арабским философом Авиценной. Демоны, говорила схоластика, не будучи способны обращать одно существо в другое, могут, однако, делать очень похожие на это вещи. Змеи фараоновых волшебников, конечно, не сотворены были демонами, но все же можно полагать, что это были настоящие змеи. Разве не видим мы на каждом шагу, что в мясе, или в овощах, или в различных жидкостях при известных условиях как будто ниоткуда берутся черви или мухи? И разве мы не можем таким путем сами плодить червей и мух, давая в сущности только возможность развиваться невидимым для глаза, но несомненно ранее уже присутствовавшим их зародышам? Если же всякий человек способен производить подобных мелких гадов как бы из ничего, то почему же не допустить, что демоны при своем уме и богатстве опытом могут различать в природе зародыши всяческих существ и, создавая искусственно благоприятную для их развития среду, могут с крайней быстротой вызывать их к жизни, как они вызвали почти моментально к бытию помянутых в Исходе змеев. Смешивая же друг с другом различные известные им элементы тел или вводя в тело прибавочные элементы, они оказываются даже способны совершать и нечто похожее на превращение одного тела в другое. Таким образом, для схоластически образованного судьи народные обвинения против колдунов, что они напускают гусениц и мошку, не заключали в себе ничего бессмысленного, и суд теперь легко разбирался даже в гораздо более удивительных с виду фактах. На одном из процессов о колдовстве конца XIII века подсудимая, 56-летняя старуха показала ученому судье доминиканцу Гюго из Боньеля, что она много уже лет спит с демоном, что она раз родила от него чудище — верхняя половина как волк, нижняя как змея, — что она кормила свое порождение младенцами, которых похищала по ночам, но что через два года чудище куда–то без вести пропало. Раньше подобное показание, вероятно, было бы сочтено простым бредом. Но опытный схоластик, знакомый с учением о зачатии от incubus'oB и с теорией Авиценны, не усмотрел здесь, очевидно, ничего противного рассудку: старуха была передана им в руки светской власти, как уличенная преступница, и сожжена на площади в Тулузе.
Труднее всего достался схоластике вопрос о том, согласно ли с католицизмом мнение, что демоны способны своей силой носить тела людей по воздуху. Про веру в стриг схоластике при этом не приходилось распространяться. Canon Episcopi, где вера эта так резко осуждалась, был принят в действующий кодекс канонического права, и схоластика преклонялась перед его авторитетом. Однако, и помимо стриг, литература и молва полны были рассказов про воздушные путешествия то праведника на спине беса, то грешника в его когтях. Как же должна была смотреть на них наука?
В общем схоластика склонялась тут очень заметно в сторону отрицательного ответа. Правда, в самом представлении о том, что духи своей силой могут двигать земные тела, для нее не было ничего противоречащего рассудку. Ad motum localem natura corporea nata est spirituali obedire… Но духи при этом не могут нарушать предустановленных для тел законов. Между тем ясно, что человеческое тело отнюдь не предназначено природой для летанья. Отсюда вывод, что было бы неосторожно приписывать ангелам и демонам способность своею силой увлекать тела людей в воздушные пространства.
А книга пророка Даниила, где повествуется, как ангел, взявши пророка Аввакума за темя и подняв за волосы, в одно мгновение перенес его из Иудеи в Вавилон и поставил над рвом львиным? А евангельский рассказ об искушении Христа, читающийся в Вульгате так: Assumpsit eum diabolus in sanctam civitatem et statuit eum super pinnaculum templi? А многочисленные упоминания о «восхищениях» (raptus), которые встречаются в Св. Писании и в достоверных житиях святых? На этот счет Альберт Великий и Фома Аквинский предлагали такие объяснения. Текст, относящийся к Аввакуму, они не признавали необходимым понимать буквально. Они считали возможным допустить, что ангел нес Аввакума «в бурном оркане», который он поднял своею силой. И если даже допустить, что тут произошло превышение естественной ангельской силы, то ведь не надо забывать, что дело здесь идет о добром духе, которому могло быть поручено и совершение настоящего чуда. В истории искушения Христа, где дело идет уже не об ангеле, а о сатане, Альберт Великий и Фома Аквинский примыкали к древней экзегезе и заявляли, что, на их взгляд, тут лучше всего держаться Иоанна Златоуста, по мнению которого, Христос просто согласился последовать по земле за сатаной. Что касается «восхищений», то из упоминаемых Писанием случаев в двух — про Иезекииля и про Иоанна — прямо сказано, что они уносились с земли только душой. Апостол Павел сам говорит, что он не знает, был ли он восхищен с телом или без тела; так что на этом тексте тоже нельзя ничего строить. И, наконец, все достоверные случаи из житий святых допускают толкование при помощи Августиновой теории о полетах phantasticum.
Но далеко не все видные богословы XIII века столь сдержанно относились к вопросу о людских полетах, как Альберт Великий и Фома Аквинский. Такие авторитеты, как кардинал Гюго де Сен — Шер, решительно настаивали на необходимости вполне буквально понимать и рассказ про Аввакума, и текст Вульгаты, где говорится об искушении Христа. Особенно же горячо стояли за положительное решение данного вопроса те члены нищенствующих орденов, которым приходилось работать непосредственно в народной среде. Они указывали своим университетским собратьям, что факты похищения демонами живых людей повторяются постоянно, что они засвидетельствованы вполне надежно и что науке на это не следует закрывать глаза. «Такие случаи, — писал, например, доминиканец Фома из Шантемпре после тридцатилетней деятельности в качестве проповедника и исповедника, — такие случаи нередки и в наше время. Мне самому приходилось слыхать про женщин, которые, находясь с виду как будто в агонии, были похищаемы демонами, клавшими на их место подобия их тел. Подобия погребались за настоящие трупы, а женщин этих потом встречали среди живых людей». Ссылаясь на достовернейший источник, на показание очевидцев из францисканцев и доминиканцев, он далее рассказывал следующую историю. Дочь графа Шва–ненбурга в Германии каждую ночь была похищаема демонами часа на два. Один из ее братьев, вступивший в францисканский орден, однажды попробовал помешать такому похищению. Когда приблизился урочный час, он крепко стиснул ее в своих объятиях; но это было тщетно, и демоны вырвали сестру из рук брата–монаха. И зачем в этом сомневаться, продолжал Фома, который сам учился богословию в Кельне и в Париже. Разве же не признает бл. Августин, что демон, называвшийся у язычников Дианой, действительно перенес Ифигению из Авлиды в Тавриду, оставив на ее месте лань? Ввиду крупного веса таких свидетельств и аргументов схоластика и не решалась произнести по вопросу о полетах окончательный приговор, ставя при нем отметку: non liquet[30]. А так как римский католицизм следовал правилу, завещанному бл. Августином: In necessariis unitas, in dubiis libertas[31], то Dialogus Miraculorum со всеми ею воздушными путешествиями свободно продолжал служить в монастырях самой употребительной книгой для чтения во время общих трапез.
