— Рассказывай, как у вас с материальной частью, — сказал он Баранову.
— Заканчиваем в Джанкое ремонт «амфибий» и Т-37. На этой неделе все машины будут в строю…
— Твой полк, товарищ Баранов, — задумчиво сказал Николаев, — честно воевал, и ты… ты побереги себя. Твой опыт и смелость еще нужны будут партии.
Это было сказано просто. Тем сильнее было воздействие этих слов. Майор наш богатырь-танкист — от неожиданности не нашелся, что ответить. Наверно, такие мгновения потом помнятся всю жизнь.
Мы вышли, и корпусной комиссар обратился к теме, всегда его тревожившей. Он говорил, что общение с такими людьми, как Баранов, Андрющенко или Белецкий, с которыми он днем беседовал и видел их работу, просто-таки воодушевляет. Но сколько еще трусов и паникеров, из-за которых проигрываются бои. В этом он был глубоко неправ, это противоречило самому характеру развертывающейся Отечественной войны. Нет, трусов у нас очень мало, но много еще неумелых и необстрелянных.
— Вот вы упомянули, Андрей Семенович, лейтенанта Белецкого, а я расскажу вам его историю… — И я передал Николаеву то, о чем рассказано выше. Видите? А ведь так легко было его заклеймить этим черным словом. Тем более, что были все внешние обстоятельства. А Юхимчук сумел тонко подойти к человеку, помочь становлению его характера. А теперь вы сами увидели хорошего командира.
— Юхимчук не с политработы вышел на строевую?
— Совсем нет! До войны он одно время был начальником кадров в армии, но, как видите, даже эта должность его не засушила…
Над Воронцовкой опять появились немецкие бомбардировщики. Удар был сильный. Не дожидаясь, пока противник отбомбится, Николаев решил пойти посмотреть, как люди укрыты и как себя ведут при налете. Он вернулся в штаб дивизии, взял с собой начальника политотдела Г. А. Шафранского и ушел в дивизионные тылы.
Бомбили нас на Ишуньских позициях основательно. По возраставшей интенсивности авиационных налетов можно было судить, что дни испытания приближаются. Начиная с 12 октября ежедневно на Ишунь приходилось по восемь-десять налетов. Несколько раз под удар попадал командный пункт 156-й дивизии. К счастью, обошлось без жертв. Чуть не лишились Г. В. Полуэктова.
Он возвращался на своем «пикапе» и находился уже близко от КП, когда 30 40 самолетов начали бомбежку. Отвернул в сторону метров на двести и переждал в воронке. В МТС стояло много заброшенных комбайнов, тракторов; немцы, очевидно приняв их за танки, старались вовсю — бомбили, не жалея боеприпасов.
Однажды я попросил Черняева прислать ко мне на вспомогательный пункт управления капитана Н. В. Лисового. Наши блиндажи были расположены в полукилометре севернее Ишуни, в саду. Не помню, по какой причине, но в течение часа ВПУ перешел в другое место. Является капитан и облегченно вздыхает: «Я к вам в садик пришел и даже растерялся — сплошные воронки от крупнокалиберных бомб». Он тогда получил от меня задачу вести разведку на Армянск и особенно внимательно следить за побережьем Каркинитского залива — как бы противник не высадил десант для удара нам во фланг.
Разведку Н. В. Лисовой поставил на Ишуньских позициях вполне удовлетворительно. Мы имели достаточное количество контрольных пленных и сведения о передвижении вражеских войск, особенно о сосредоточении их танковых частей. Можно сказать, что энергия и инициатива капитана не знали границ. Порой он позволял себе кое-что лишнее. В более поздний период войны я вряд ли простил, если бы в какой-либо дивизии начальник разведывательного отделения сам лазил к немцам в тыл. Но сейчас речь идет о первых месяцах войны.
Приведу один эпизод из богатой приключениями жизни разведчика. Он и майор Н. Ф. Алексеенко поставили на «пикап» ручной пулемет, взяли с собой двух пулеметчиков и поехали проверить, как «закопались и закрепились войска на переднем крае». Передний край они проскочили и, едва подъехали к скирде сена, увидели подходившую немецкую роту пехоты. Укрывшись за скирдой, открыли почти в упор огонь из пулемета. Немцы залегли, потом начали двигаться вперед, но под огнем понесли потери и отошли примерно на километр. Разведчики взяли трех раненых солдат противника и отправились обратно. Но 417-й полк встретил их дружным огнем. Почувствовали — несдобровать! Лисовой поднял руки и пошел… сдаваться своим в плен. История эта окончилась благополучно, только один пулеметчик все же был ранен в руку.
Но обратимся снова к славному коллективу командиров и политработников 172-й дивизии, поскольку именно этому соединению суждено было среди войск оперативной группы играть в октябрьских боях первую скрипку.
Полковник Ласкин по характеру своему был «командиром переднего края». (Во время войны существовало на фронте такое определение, очень емкое и точное. И вошло оно в обиход от самих солдат.) Кого-кого, а этого командира никак нельзя было упрекнуть в том, что он руководит боем издалека. Но дело не только в этом. Быстрота реакции на резко меняющуюся обстановку боя, непреклонность в борьбе, знание боевых качеств всех командиров батальонов и рот — вот что было у него главное. Мне ни разу не удалось «поймать» комдива на том, что он воюет без учета состояния подразделений, характеров их командиров, хотя, признаюсь, пробовал проверить его в этом отношении. За то небольшое время, что отвела ему фронтовая судьба — две-три недели, — удивительно быстро вжился в дивизию. Правда, И. А. Ласкин работал дни и ночи напролет, причем днем его надо было искать в батальонах (имеется в виду период до 18 октября). Комиссаром дивизии был огромного опыта и большой души человек — Петр Ефимович Солонцов.
В Воронцовке я повстречал старого знакомого — соратника по перекопским боям подполковника Василия Васильевича Бабикова. Если помните, тогда он командовал 361-м полком и был ранен, ведя контратакующий батальон к «Червоному чабану». Поправился после ранения и был назначен в 172-ю дивизию заместителем комдива, К нему относились уже как к ветерану, уважали за исключительную смелость в бою. Ласкин всегда его направлял на решающие участки боя. В трудные дни 23 и 24 октября, когда немцы ворвались на северную окраину Воронцовки, В. В. Бабиков сам повел бойцов в контратаку. И во второй раз повел. Отбросил противника.
Было приятно увидеть в дивизионном штабе другого участника боев на Перекопских позициях — капитана М. Н. Андреева, под временным командованием которого один из батальонов 172-й дивизии сумел, гоня противника, выйти на Перекопский вал. Он тоже после ранения вернулся в строй.
Ближайшим соратником полковника Ласкина был Георгии Андреевич Шафранский, начальник политотдела дивизии, в прошлом ленинградский рабочий. Любил бойцов и офицеров, заботился о них. Бывая в дивизии, я часто встречал его в передовых окопах, в массе бойцов. Когда разгорелись бои на Чатырлыке, Георгий Андреевич Шафранский многократно участвовал в атаках, презирая смерть. Может быть, самой яркой характеристикой этому офицеру будут слова самого комдива: «Шафранский? Дорогой в бою человек!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
