Дайльюлло тихо скомандовал:
— В корабль! Оставьте все и уходите!
Снаружи корабля работало только около трети людей, передававших через грузовой люк оружие и снаряжение на своего рода живой человеческий конвейер, протянувшийся до трюма. Они выполнили распоряжение Дайльюлло, и Чейну показалось, что ему никогда не приходилось видеть столь быстрого опустошения какого-либо места. Вслед за Дайльюлло и Боллардом он поднялся по лестнице в шлюзовую камеру, шагая степенно, но не очень этим выделяясь. Его сердце никогда не стучало так с тех пор, когда в детстве он проснулся от кошмарного сновидения. В желудке стоял холодный неприятный ком.
Настежь распахнутая и не запираемая из-за отсутствия энергии шлюзовая камера выглядела вызывающе выставленной напоказ.
— Весь корабль открыт, черт побери,— проворчал Боллард. Его круглое, лунообразное лицо было покрыто холодным потом.-
Они запросто могут выйти.
— У тебя есть какие-то предложения?— спросил Дайльюлло.
— Уж и сказать нельзя,— отмахнулся Боллард.
Они стояли и наблюдали, как огромное золотистое яйцо снизилось и мягко опустилось на песок.
В течение некоторого времени яйцо пребывало в бездействии, и они продолжали наблюдать за ним; у Чейна появилось ощущение, что яйцо наблюдает за ними. Они были на полном виду, словно каждый хотел блеснуть мужеством друг перед другом, правда, стараясь не бросаться при этом в глаза. Наверное, это было опасно, и им следовало отойти подальше во внутрь корабля. Но это тоже не было бы защитой, поскольку люк не закрывался, а тут по крайней мере они могли следить за ходом событий. Да и крии пусть совершенно ясно знают, что они находятся тут, несмотря ни на что.
Наконец появились крии, не проявившие ни малейшего интереса к наемникам.
Их было шестеро. Один за другим они вышли через дверь люка, находившегося сбоку яйца. Дверь откинулась вниз, выбросив узкую лестницу. Замыкавшие шествие двое криев несли завернутый в темную материю длинный, тонкий предмет непонятного назначения.
Очень высокие, стройные, грациозно покачивая своими телами, по-видимому, не имевшими суставов, колонной по одному, они направились к огромному судну. Чейн заметил, что кожа у них не была столь темной, какую он видел у криев, замороженных в стазе. Их конечности были чрезвычайно гибкими; руки с длинными перстами выглядели почти как колыхавшиеся на ветру пальмовые листья.
_Они шествуют так смело потому, что не боятся нас, размышлял Чейн. Не боятся, должно быть, потому, что знают: мы не сможем причинить им вреда. Не то, что не причиним, а физически не в состоянии причинить._
Они даже не взглянули на корабль наемников. Ни разу не повернули свои высоко посаженные куполообразные головы ни вправо, ни влево, чтобы хоть на что-нибудь взглянуть. Крии спокойно подошли ко входу огромного разрушенного судна, поднялись по лестнице и исчезли внутри.
Находились они там долго. Дайльюлло, Боллард и Чейн устали стоять на шлюзовой камере. Ощупью в темноте добрались до капитанской рубки, где было более удобно и можно было продолжить наблюдение.
— Пока они миролюбивы,— заметил Боллард.
— Вот именно, пока,— буркнул Дайльюлло.
Золотистое яйцо, между тем, продолжало стоять на песке и ждать, тускло мерцая длинными рядами окон в матовом свете дня. Чейн обратил внимание, что оно было без стандартного пускового трубчатого агрегата и совсем не имело внешних признаков того, какой вид энергии использовало. Но какой бы он ни был, этот аппарат функционировал в ингибированном силовом поле, где все остальное бездействовало. Естественно, у него не было сколь-либо сильных средств обороны, да и к чему они, если аппарат нейтрализует вас вместе с вашим противником.
Чейн увидел движение во входе разрушенного судна и сообщил:
— Они возвращаются.
Вышла шестерка, а за нею... сотня.
Колонной по одному, образовав длинную раскачивающуюся линию, они покидали темную гробницу, где ждали, бог знает сколько времени. В развивающейся одежде, с широко открытыми из-за тусклого света большими глазами, они шагали по гонимому ветром песку в золотистой челночный аппарат, который доставит их в спасательный корабль, а тот унесет домой. Чейн смотрел на их лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, это точно не люди,— сказал он.— Никто из них не смеется, не плачет, не танцует, не обнимается. Все они выглядят такими же миролюбивыми и гармонирующими друге другом, как выглядели там, когда были... собирался сказать "мертвыми”, но вы знаете, что я имею в виду.
— В самом деле, у них не видно никаких переживаний,— согласился Дайльюлло.— А ведь прибывший корабль проделал чудовищно долгий путь, чтобы найти их. Должно же это вызвать хоть какие-нибудь эмоции.
— Возможно, они были больше заинтересованы в спасении опыта и знаний, приобретенных этими криями, нежели их самих,— сказал Чейн.
— Меня ни то, ни другое не интересует,— вмешался Боллард.— Я хочу знать одно: что они собираются сделать с нами.
Они продолжали наблюдение, и Чейн знал, что из открытой шлюзовой камеры и грузового люка также наблюдали другие наемники, томясь ожиданиями, испытывая, как и он, подступающий к горлу страх.
Дело в том, размышлял Чейн, что ты сильно боишься смерти, хотя и не стремишься к ней. А в том, что ты против того способа, каким тебя могут умертвить. Если эти длинные, гибкие, медового цвета овощи решат тебя прикончить, они сделают это хладнокровно, эффективно и с такого расстояния, что ты даже не поймешь, чем тебя ударило. Изведут так, как изводят паразитов.
Последний из сотни вошел в челночный аппарат, и дверь люка закрылась. Золотистое яйцо загудело, поднялось с вихрем пыли и скрылось в облаках.
— Может быть они нам дадут улететь?— спросил Боллард.
— Не думаю,— ответил Дайльюлло.— Еще не пришла пора.
Чейн крепко выругался на варновском языке, впервые сделав промах такого рода, но Боллард не заметил этого. Он был слишком поглощен созерцанием появившейся в небе целой флотилии золотистых яиц; они садились одно за другим, пока вся их девятка не выстроилась аккуратно на песке.
— Нам тоже можно отдохнуть,— сказал Дайльюлло.— Ждать, полагаю, придется долго.
Так оно и случилось. Это было самое длительное ожидание, какое только мог припомнить Чейн, оказавшийся заточённым в маленькой железной тюрьме, какой стал корабль. Наемники, съев холодный обед, сидели в темноте и жадно взирали на дразнившие их открытые люки. Были моменты, когда Дайльюлло приходилось использовать все свое искусство убеждения, включая кулаки, для того чтобы удержать наемников из выхода из корабля.
Очевидно, вхоланские офицеры столкнулись с такой же проблемой и, очевидно, решили ее успешно, так как вхоланы не вылезали наружу. Правда, Чейну раз или два показалось, что он видел под утесом двигавшиеся в клубах пыли фигуры. Наверное, это были Лабдибдин с некоторыми специалистами. Если это так, то они видели наблюдение с благоразумного расстояния.
Одно утешало: вхоланы не могли использовать все это свободное время для ремонта своих труб, если, конечно, не делали этого молоточками или голыми руками.
Чейн беспокойно метался взад и вперед, наконец сел, утер пот, злой словно тигр в клетке.
Снаружи крии начали работы, вели они их ни медленно, ни быстро, в таком равномерном, монотонном темпе, что от одного взгляда становилось тошно. Они ни разу не подходили близко к кораблю наемников. Он для них, казалось, просто не существовал.
— Конечно, это не очень почтительно в отношении нас,— говорил Дайльюлло.— Но пусть так и впредь будет. Возможно Лабдибдин абсолютно прав, что они не убивают. Но вряд ли может остановить их от применения какого-нибудь чрезвычайно эффектного метода подавления людей, как они сделали с машинами. Ведь их представление о серьезности вреда, причиняемого живому организму, может совершенно не совпадать с нашим. Бог знает как происходит у них обмен веществ, какая имеется нервная система. Может вполне оказаться, что они просто не в состоянии понять содеянного.
