Уничтожение церквей. Разрушение синодальных структур — обрекающее французский протестантизм на фактический конгрегационализм: касса обращений Пелиссона (родился в 1624-м, умер в отчаянном положении в 1693 году),[56] финансируемая королем, не вышла за рамки посредственного прозелитизма; контрмеры против эффективного воздействия дьяконата реформатских церквей на бедных. «Списки, периодически предоставляемые королю, включали на конец 1682 года 58 130 имен и были на суммы относительно небольшие: в Дофине в среднем 7,6 франка на голову; в Они — 12,6 франка».
Затем принимаются за семейную структуру, настраивают детей против отцов. Но до разрыва 1679 года Франции с протестантской Европой не происходит ничего решительного. Посредственная, но не катастрофическая конъюнктура 60-х, 70-х, затем 80-х годов сохраняет трения между все более и более структурирующимся вокруг недопускаемой к должностям экономической элиты меньшинством и католическим народом. Судьба долгое время бывшего привилегированным гугенотского меньшинства в 1672–1679 годах совпадает со среднеевропейской. Условия меняются от одной провинции, и даже сеньории, к другой. Субъективная точка зрения отдельного интенданта, отдельного крупного сеньора и, главным образом, соотношение численности и исторического наследия.
На локальном уровне были предприняты крупные инициативы. Их порождали региональные трудности, усугубленные конъюнктурой, и рвение интенданта-обращающего. Надо ли удивляться наблюдаемому обновлению в XVII веке старых трещин «гражданской войны»? Изобретателем драгонад был некто Марийяк, экспериментальной площадкой — Верхнее Пуату в 1680 году. Информированный Версаль одобрил результат, но не порядок действий, при котором стало известно самое шокирующее. Время остановки для переговоров о галликанском — в какой-то степени, — даже генрихианском решении в контексте конфликта с папой. Великое, беспощадное, генеральное испытание началось в 1682 году в экзальтированной обстановке снятия осады Вены (21 сентября 1683 года) и коронования Иакова II (23 апреля 1685 года).
В атмосфере лета и осени 1685 года эдикт Фонтенбло (18 октября 1685 года) мог показаться едва ли не либеральным: «Да будет позволено, помимо того, приверженцам религии, именующей себя реформированной, пока Богу не будет угодно вразумить их, как прочих, оставаться в городах и весях нашего королевства. и продолжать там свою коммерцию, и владеть своим имуществом, не подвергаясь ни беспокойству, ни утеснению ввиду упомянутой религии, именующей себя реформированной, при условии полного прекращения проведения строевых занятий и собраний под предлогом молений или обрядов упомянутой религии».
«Последняя щепетильность короля? Лицемерие? Ловушка? Уступка либералам?» Забота о международном мнении, «стремление избежать эмиграции строптивцев». Возможно, бессознательная, но, в сущности, подлейшая ловушка. Католические короли в 1492 году оставляли своим подданным-евреям выбор между крещением и исходом. Филипп III в 1609 году изгонял морисков, оставляя теоретическую возможность внести эквивалент половинной стоимости имущества. Обратите внимание на статью X: запрет покидать королевство «под страхом наказания галерами для мужчин и лишения свободы и имущества для женщин». Финальная формула: «Да будет позволено, помимо того.» — не что иное, как посредственная попытка оправдания.
Далее, в 1686 году, начинается необъяснимое. Драгонады причастия. Наглядным образом проявляющее себя пресуществление было в высшей степени соблазнительным, а значит, заманчивым, привлекающим в католическую контрреформацию скорее, чем выгода или страх: от такого испытания своей новой веры новые католики не смогут отказаться. Пелиссон приходит в отчаяние в 1686 году. Принужденные к кощунственным причастиям, новые католики припомнили «боженьку из теста» времен своего детства, вместе с Жюрье[57] открыли знак несомненного осуждения прегрешения против Святого Духа своего так называемого обращения в свете этого события, — попросту вероотступничества. Отчаяние не ведет к невозможности раскаяния. И результат скорее будет другой, чем полное неприятие и ненависть. Кардинал Ле Камю и несколько янсенистов были единственными, кто в эйфории Те Deum осознавали, что «плата за грех — смерть.». В филиграни скоропостижно дехристианизированной в период этих кампаний Франции таилось великое своеобразие французского случая — драма 1686 года.
Сколько было вынужденных бежать, составивших эмиграцию, которую надеялся остановить эдикт Фонтенбло? Эмиграция за два года крайнего давления превысила, возможно не намного, 100 тыс. человек. Если подвести баланс миграции 1679–1700 годов, то 200 тысяч — это минимум. И «кровопускание» продолжалось на протяжении всего XVIII века, вплоть до Эдикта терпимости 1787 года, который изменил тенденцию. Всего это 1,2–1,3 % французского населения, но элита из элит, пятая или четвертая часть торгового и промышленного потенциала Франции. Людские ресурсы способствовавшие в немалой степени созданию предпосылок для выхода вперед обширных секторов экономики стран севера. От Англии до Восточной Германии, от Голландии до скандинавских стран. Но эмиграция не направлялась исключительно на север. Пользу от нее получили Италия и даже Испания. Если Алерам из Ла-Рошели, бежавшим в Кадис, удалось совместить двойную преданность: и вере, и своей стране, то часть северной эмиграции, особенно эмиграция голландская, содействовала французскому универсализму Европы Просвещения и упорному сопротивлению политике Людовика XIV.
Для Франции легкие времена миновали.
* * *
Европа, которой не хватало массивности, целиком прибрежная, занимала уже 2,5 млн. кв. км в Америке, она достигла берегов Африки и сообщалась с почти 200 млн. человек, населяющих открытые муссонам берега Азии.
Таково было наследие XVI столетия. Семнадцатый век искал нового равновесия внутри великой морской державы христианского Крайнего Запада: французы и англичане вместо иберийцев, увеличение перевозимых богатств, более значительные масштабы обмена, слегка смещенные границы заморской империи. В 1620–1690 годах не происходит ничего существенного. Но можно ли констатировать: «На западном фронте без перемен»? Будем мудрее. На западе происходят глубинные подвижки в недрах почти замкнутого пространства, по сю сторону осторожно перемещавшегося «фронтира».
Для целого поколения драма разыгрывалась на востоке. Осада Вены снята (12 сентября 1683 года), Центральная Европа переходит в другой лагерь. Хозяева черноморского и азовского побережья — турки, вонзая в Европу мощный клин архаичной сухопутной империи, отсекли латинскую часть христианского мира От победившего степных кочевников мира славянского. Национальные истории долгое время подавали реальность этих решающих лет как освобождение дунайской Европы, включение степи и славянского леса в атлантическую историю Европы. И здесь на переднем плане — Украина. После полувека беспощадной борьбы, под необоримым нажимом казацкой «границы», несмотря на героические подвиги армий польской оккупации в 1648–1696 годах, Украина и Белоруссия осуществили свое вхождение в русскую историю. Для России великое продвижение на восток датируется 2-й пол. XVIII века. Продвижение фронта русской колонизации в 1650–1750 годах осуществлялось в основном по оси северо-северо-восток — юго-югозапад. Петр Великий, как западник, нацеленный на море и побережье, стал политическим выразителем этого фундаментального тропизма внутренней колонизации русской территории. В то время как Австрия продвигалась на восток, Россия осуществляла натиск в южном направлении. Во всей Центральной и Восточной Европе осваиваются пространства, леса и степи отступают. Расселение очагами, затерянными среди безбрежных по mans lands[58] — объектов бесцельных и бесконечных распрей, наконец уступает место сплошному расселению, не такому плотному, конечно, как на западе.
Сразу после Каленберга началась война (1683–1699), которая принесла Европе 300 тыс. кв. км венгерской территории. Слишком поспешно возникала иллюзия аналогии с христианской Испанией после Лас-Навас-де-Толоса (1212).[59]
В 1686 году герцог Карл Лотарингский на глазах у всей империи овладел большой площадью Буды. Морозини от имени Венеции предпринял штурм Морей. В 1689 году благодаря «потешным» полкам Брандта и Тиммермана, организованным на западный манер, Петр Великий стал хозяином России, устремленной к югу, морю и западу — два направления, образующие клещи, которые в центре Европы дробили опустошенные в ходе длительной оккупации ее территории, а стало быть, архаичные колониальные империи Турции и Польши.
Одиннадцатого сентября 1697 года принц Евгений на Зентском мосту завершил завоевание для Габсбургов Венгерского королевства. Петр Великий в 1696 году исправил свой провал 1695 года, захватив Азов и продолжил необъявленное завоевание болотистого балтийского побережья Ингрии, контролировать которую безрезультатно стремилась Швеция. В 1699 году Карловицкий договор обозначил первое отступление Османской империи.
