Юрий Степанов
Концепты. Тонкая пленка цивилизации
I. ГУМАНИТАРНАЯ НАУКА СЕГОДНЯ. ЕЕ СФЕРА И ПРЕДМЕТ
1. Краткий обзор предмета. Ее сфера – весь мир. Метафора Паскаля
Метафора Паскаля гласит: граница мира – нигде, а его ц е н т р – в е з д е. Представлять себе это лучше всего в виде именно шара, сферы, она не ограничена в пространстве нигде, но центр этой сферы – внутренний мир человека, там, где он, то есть везде.
Данный начальный о б з о р п р е д м е т а может быть, конечно, только п о– верхностным, внешним, из «глубинного» вообще не сложишь образ. Эти слова о «внешнем» являются парафразом Марины Цветаевой: «Не презирайте внешнего, цвет ваших глаз так же важен, как и их выражение…» Культурологи в настоящее время постоянно обращаются к «внешнему». В л а д и м и р Фещенко даже написал специальную работу «О внешних и внутренних горизонтах семиотики» [Фещенко 2005а: 6]. Впрочем, сказать одновременно, как мы (не Фещенко) сейчас сделали, «в настоящее время» и «постоянно», значит произвести «парадокс», или «амфиболию», или снова «метафору», – словом, целый набор стилевых терминов (не лучшего вкуса), но это тоже черта гуманитарной науки: ее собственный стиль и границы – предмет ее постоянных забот. Один из основоположников семиотики Ф. де Соссюр с этого и начал: семиотике (у него семиологии) предстоит еще многое сделать, даже уже только для того, чтобы определить свои собственные границы [Соссюр 1933: 40]. Когда в 1917 г. художники Т. Ван Дусбург и П. Мондриан основали новое авангардное направление, то их главный (голландский) орган – журнал, так и был назван «De Stijl» («Стиль»).
Само понятие «внутренний горизонт» меняется. Если обычно оно относилось к слепым, то сейчас к зрению внутреннему – к ментальному, умозрительному (один из замечательных русских примеров – «Умозрение в красках» [Трубецкой 1991]).
Меняются не только произведения, но и с п о с о б ы и х н а з в а н и я. Возьмем нашу собственную данную книгу «Концепты. Тонкая пленка цивилизации». Что это – «название»? Или «собственное имя» данного произведения, продукта?
(Есть же автомобиль «Пежо», мебельный гарнитур «Аленка» и т. п.) Или, может быть, «псевдоним»?
В быту, в современном русском языке эти словосочетания обычно смешиваются. Во всяком случае, необходимо различать если не сами сочетания, то хотя бы то, что за ними стоит. Например, «Белеет парус одинокий» – это, прежде всего, знаменитое стихотворение М. Ю. Лермонтова, собственное имя этого стихотворения, под которым его все знают в нашей жизни.
Но это, скорее, псевдоним. У самого Лермонтова стихотворение называется «Парус» (1832 г.)
Валентин Катаев пишет повесть «Белеет парус одинокий» (1936 г.), в которой по смыслу содержания уже нет речи ни о парусе, ни о Лермонтове.
Как же следует отнестись к тому, что написано как наш заголовок книги? Конечно, это собственное имя данной книги. Но поскольку видно, по обложке или по иным признакам, что речь идет о чем—то научном, то у заявленного названия – «Концепты. Тонкая пленка цивилизации» – должен быть синоним, мы его также выписываем: «Гуманитарная наука сегодня». Он не поставлен рядом с предыдущим – «Тонкая пленка цивилизации» – просто потому, что по типографским правилам не принято печатать слишком длинные заголовки.
Тем не менее все эти детали находят свое место в содержании наших книг. Конкретно: в типографских различиях, например, в отличиях английского курсива от русского [Степанов 2004б: 60–61].
Однако и в случае с «парусом» мы способны различать названные факты посредством относимых нами же самими к ним слов: «стихотворение Лермонтова», тогда это будет общеизвестное со школы, знаменитое «Белеет парус одинокий», или «Лермонтов „Парус“, 1832 г.», или «Катаев, повесть, 1936 г.».
Собственные имена произведений тождественны (для лингвиста они – с и– нонимы). Но само различение (или неразличение) чего—либо тождественного уже составляет научную проблему. Например, по Б. Расселу (в его Гарвардских лекциях 1940 г. [Russell 1980: 103]): «Что неразличимо, то тождественно». Как и всюду, даже в рамках этого краткого обзора, прикосновение к какому—либо понятию гуманитарной науки тут же вызывает другое понятие, – вся эта наука пронизана связями и ментальными ассоциациями. В данном случае тезис «Что неразличимо, то тождественно» Рассел считает «главным достоинством своей логической теории», влекущим к рассмотрению «а н а л и т и ч е с к о й и с т и– ны по Канту» («the principal merit of the theory I am advocating is that it makes the identity of indiscernibles analytic»). Но для нашей собственной книги это уже отдельная, следующая глава (II).
2. Понятие «гуманитарная наука» – само своеобразный концепт
Как и всякий концепт или понятие, и данные понятия складываются из определяющих современных признаков, которые нужно обозначить. Обозначить, конечно, не конкретно каким—либо началом, границей сегодняшнего дня, но всё же некоей «актуальностью», что является для нас «сегодняшним», «актуально интересным».
На наших глазах создается всеобщая гуманитарная наука, или новая всеобщая антропология, объединяющая разные виды искусств и разделы наук о них. У нее несколько синонимичных обозначений: «философская антропология» (ср. [Малахов 2001]), «философия науки» (ср. [Касавин, Пружников 2001]) и др. Мы оставляем свой названный термин. Это – наука объединяющая: философия, логика, словесность и поэтика, живопись, ваяние, зодчество и науки о них, музыка и музыковедение. Под воздействием их контактов изменяются и сами ее «виды». Александр Скрябин в начале XX века начал создавать «Цветомузыку», Стефан Малларме, без названия, «словомузыку» (его очерк назывался «La Musique et les Lettres» – «Музыка и Словесность», 1894 г.), и он же – новый взгляд на поэтическое произведение, на «поэтическую строку» («Le mystère dans les lettres» – «Тайна в произведениях словесности», 1896 г. и «Le Livre, instrument spirituel» – «Книга – духовный инструмент»).
Его ученик Поль Валери развил эти идеи в разных отношениях, из которых сейчас подчеркнем главным образом «Poésie et Pensée abstraite» – «Поэзия и Абстрактное мышление», 1939 г.
Наука о словесности, особенно в России в последние годы, развилась в учение «о словесном вообще» – о «дискурсе» и «дискурсах». Во встречном движении, идущем от биологических наук, неожиданно пришли в соприкосновение термины «дискурс» и «ценоз», притом так плотно, что нельзя даже найти их начальных авторов. Под ц е н о з о м «в сочетании с обозначением какой—либо систематической группы (зоо-, фито-, микробо—и т. п.)» понимают «функциональное объединение особей и частей популяций этих групп в некое целое, т. е. любое сообщество организмов» [Реймерс 1991: 478]. Под дискурсом понимают «устойчивую, социально и культурно определенную традицию человеческого общения» [Силантьев 2006: 9]. Разница между дискурсом и биологическим понятием лишь в том, что гуманитарии абстрагируются от физических особей, определяя их только через семиотический способ их общения.
Конкретно, в книгах (т. е. в текстах) наших дней эти понятия возникают вполне терминологически в биологии (я бы даже сказал в «Философской биологии») – в книге: Б. Н. Б е л и н ц е в «Физические основы биологического формообразования. Под ред. М. В. Волькенштейна». М., Наука, Главная редакция физ. – мат. литературы 1991 (с. 11 и др.), и книге: Г. П. Щедровицкий «Знак и деятельность. 34 лекции 1971–1979 годов. Кн. I.». Издат. фирма «Восточная литература» РАН. М., 2005 (см. Указатель понятий. С. 443–459).
Естественно, то, что является конкретным объектом в той или иной науке, не может быть таковым для другой науки. «Особи» для зоологии и «особи» для ботаники уже нечто различное. «Скопления» для астрономии («звездные скопления») и для биологии («клеточные скопления») – столь же очевидно разные объекты. И т. п. Так что обобщения языкового типа как «общие термины в языках науки» в этой связи тоже рассматриваться не могут. Единственно возможным может служить ответ на вопрос «Что является конкретным объектом для современной гуманитарной науки?». Заметим, что, в сущности, это тот же самый вопрос, с которого начинала античная наука эпохи Аристотеля: «объектом» является не нечто, определенное как «объект», а нечто, определенное как «о б ъ е к т д л я той или иной науки».
Применительно к нашей науке – «всеобщей гуманитарной науке» – объекты эти должны носить характер «а н с а м б л е й», – масс, групп, классов, сообществ явлений, т. е. быть м н о ж е с т в а м и чего—то.
Объекты эти должны быть – опять—таки, пусть л и ш ь с т о ч к и з р е н и я обычного языка – достаточно определенными, т. е. прежде всего именно как «множества».
«Теория множеств как математическая дисциплина». «Согласно канторовскому определению, множество есть любое собрание определенных и различимых между собой объектов нашей интуиции или интеллекта, мыслимое как единое целое; эти объекты называются элементами множества. […] Канторовская формулировка допускает рассматривать множества, элементы которых по той или иной причине нельзя точно узнать» [Столл 1965, 13].
