— Рано же ещё гулять! — возмутилась Настя.
— Спорим, что я первая оденусь на прогулку? — хитро ухмыльнулась Арина.
Запрещенный приём, но иногда он бывает весьма действенным.
— Нет, я первая! — Настя со всех понеслась в свою комнату.
Через несколько минут смех и притворные толкания девчонок в прихожей затихли. Хлопнула входная дверь.
Мы с Сашей остались в квартире одни. Гнетущее молчание затянулось, но я не спешила говорить. У меня не было вопросов к Саше, а вот у него ко мне, наверняка, их было вагон и куча маленьких тележек.
— Спрашивай, — нарушила я молчание.
Саша медленно поднял взгляд от стола и перевел на меня. В карих раскрасневшихся глазах читалось что-то сродни отчаянию, злости и бешенству.
— Почему ты мне не сказала?
— Потому что не хотела ставить тебя перед выбором, — ответила я, глядя Саше в глаза прямо и без фальши.
— Каким выбором? — его густые брови сошлись над переносицей, а тяжелый взгляд налился кровью. — Что ты несёшь, Руфи?
— Выбором между мной и твоим будущим, Саш. Скажи честно, узнай ты тогда, в своей комнате, о том, что я беременна, что бы ты сделал? Как поступил бы тогда?
— Что за идиотский вопрос, Руфи?
— Как бы ты поступил, Саша? Просто ответь мне.
— Как? Я был бы счастлив, Руфи. Счастлив! Я бы горы свернул, мир положил к твоим ногам… — Саша всё больше переходил на крик, не выдерживая накала эмоций, рвущих его изнутри. — А сейчас я смотрю на свою дочь и слышу, что для неё я просто левый хрен с горы. Дядя Саша, твою мать! — он резко встал со стула, махнул рукой и одним движением снёс всё, что стояло на столе. — Дядя Саша! Слышишь?! Сейчас я стану для неё отцом? Настя будет называть меня папой? Или ты заставишь её так называть меня? М? — указательным пальцем Саша показывал в сторону входной двери, за которой минутами наша скрылась наша дочь, уходя на прогулку.
— Я ей обо всём расскажу. И если она захочет, и если этого захочешь ты, то Настя будет называть тебя папой.
— Называть… — фыркнул Саша, издевательски улыбнувшись, и запустил пальцы во взъерошенные волосы. Останавливать или хоть сколь-нибудь приглушать свой крик он не собирался. — Называть, Руфи. Ключевое слово — называть. Не считать, не знать, что её папа я, а просто называть. Как прикольная кличка у хомяка.
— Ты бы возненавидел меня, Саш.
— А сейчас? Сейчас я что к тебе испытываю, Руфи? Как ты думаешь? — его глаза сверкали яростью, но я не боялась. Мне не было страшно. Мне было больно и обидно за него.
— А сейчас у меня есть надежда на то, что ты меня всё ещё любишь. Да, ты презираешь меня в этот момент. Ненавидишь за принятое мной решение, но у меня, хотя бы, есть надежда на то, что ты меня любишь. Скажи я тогда о том, что беременна… Да, я знаю, что ты был бы счастлив узнать, что ты станешь отцом, но надолго бы хватило твоего счастья? Ты импульсивен, резок в выводах и решениях. Сейчас, конечно, уже не так, но раньше… Ты бы оставил свою мечту, оставил хоккейную карьеру, мы бы так и не смогли бы уехать из этого города, потому что я не бросила бы здесь Арину. Мы бы жили в съёмной квартире, тебе пришлось бы подрабатывать вдвойне больше, чем до рождения Насти. Тебе пришлось бы отказаться от хоккея, потому что тогда он не приносил тебе денег, но забирал кучу времени. Ты был бы отличным отцом, замечательным, Саш. Я знаю, — шептала я, роняя слёзы. — Но ты очень скоро, начал бы меня ненавидеть. Со временем, конечно. Не сразу. Но это бы случилось рано или поздно. И тогда у меня бы не осталось надежды на твою любовь, потому что, оглядевшись на свою жизнь, ты понял бы, что сложилась она совсем не так, как ты хотел бы. И виной тому для тебя стали бы я и наша дочь. Я этого не хотела, — утерев слёзы тыльной стороной ладони, я подняла взгляд на Сашу и заметила в его глаза заставшие слёзы. — Да, сейчас, когда нам обоим уже прилично лет, мои слова не кажутся весомым доводом и аргументом в пользу того, чтобы оставить ребенка без отца, но та девятнадцатилетняя девчонка верила в то, что поступает правильно. Потому что любила тебя. Очень. И любит до сих пор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты совсем меня не знаешь, Руфи. Совсем… — выронил Саша надтреснутым голосом. — Зачем ты сказала, что у тебя есть другой? Хотела добить?
— Скажи я, что нам просто нужно расстаться, ты бы оставил меня насовсем? — я заглянула в Сашины глаза. — Вот видишь? Поэтому я сказала то, что тебя точно могло от меня оттолкнуть. Не было никакого другого, Саша. И не может такого существовать, — я плавно поднялась со стула, вышла из-за стола и подошла к Саше на расстояние вытянутой руки. — Ты папа прекрасной дочки. Настя — лучшее, что осталось мне от тебя, и я тебе за это благодарна. Я люблю тебя, Саша. Очень. И я виновата перед тобой. Если однажды ты признаешь Настю и своей дочкой тоже, то мы можем попробовать наладить мосты, начать всё сначала. Я тебя ни к чему не принуждаю. Ты не обязан… Просто знай, что мы всегда тебя ждём, как ждали все эти годы.
Саша молча смотрел мне в глаза. С уголка его глаза выкатилась слеза и проложила влажную дорожку вниз по скуле, которую Саша тут же стёр тыльной стороной ладони. Шумно вдохнув, он глянул в окно и тут же перевел на меня хмурый, суровый взгляд. Молча сделал шаг, еще один… в сторону выхода из квартиры и, так и не сказав ни слова, ушёл, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава 21
Уже шесть дней Саша достаточно успешно делал вид, что мы не знакомы и ничего общего между нами нет. Впервые с момента своего появления в гостинице он, наконец, вспомнил, что пришёл в неё для того, чтобы наладить связи и расширить свой бизнес с помощью партнерства с моим боссом.
Отныне мы друг другу исключительно Александр Михайлович и Руфина Анатольевна.
Я не давлю на Сашу вопросами, не лезу в его мысли, не прошу озвучить свои решения и стараюсь не провожать тоскливым взглядом его высокую фигуру, когда он уезжает из гостиницы.
А Саша умело и чётко сохраняет между нами дистанцию. Не задерживается на мне взглядом, как бывало раньше, не пытается флиртовать. Ведет себя по-деловому сухо и отстраненно. Даже если нам приходится соприкасаться плечами, чтобы прочитать то, что нам показывает Макар Андреевич в своих бумагах, то мы оба стараемся соблюсти хотя бы мизерную дистанцию.
— Сегодня вечером жду всех красивыми и нарядными. Руфина, — обратился ко мне Макар Андреевич, отвлекая от ноутбука. — Приводи с собой Дениса. Хороший парень.
— Мы расстались, — ответила я и исподтишка посмотрела на Сашу, который нисколько не изменился в лице, продолжая вчитываться в документ в своей руке.
— Как у вас всё просто, — осуждающе вздохнул босс. — Но ты точно приходи. Я, по-любому, быстро сдуюсь на этом вечере — возраст уже не тот, — надо, чтобы хоть кто-то из начальства гостишки пробыл там до конца. Ты, всё равно, Руфина, больше моего соображаешь, так что ты там и останешься. До последнего гостя.
— Хорошо, Макар Андреевич. Только мне домой нужно будет попасть перед вечером. Иначе красиво и нарядно, как вы хотели, не получится.
— Без проблем. Саня, подвезёшь нашу жемчужину? — обратился босс к Саше. — Тебе же тоже надо будет переодеться?
— Я на такси…
— Подвезу, — сухо оборвал меня Саша, по-прежнему, не оторвавшись от документов.
Что там так долго можно вычитывать? Наизусть учит?
Я не стала отказываться. Хотя соблазн построить из себя гордую и независимую, всё же, был.
Вечером после окончания работы я спустилась вниз в ресторан, где убедилась, что подготовка к званному ужину, устроенному Сашей и Макаром Андреевичем, идёт полным ходом. Мне там добавить было нечего. Люди сами отлично знали свою работу и суфлёр в моём уставшем лице им точно нужен не был.
Выйдя на улицу, я увидела Сашин внедорожник, припаркованный у крыльца. Я была уверена, что на месте водителя будет его помощник, поэтому, обойдя машину и заняв пассажирское кресло, была удивлена, что за рулём был сам Саша.
