что на этот раз миссис Астор сумеет найти оправдание возмутительному поведению своего зятя».
На этот раз? Да, в прошлом Каролина публично вставала на защиту Ван Алена. На ее взгляд, у него нет никакого акцента, заявила она. А в том, что касается монокля, да, он близорук и просто не может подобрать подходящие очки. В конце концов, Джеймс Ван Ален был мужем Эмили, и ради дочери она готова была расхваливать зятя на все лады. И все же, нахмурившись, Каролина подумала: «Зачем меня втянули в эту историю?» Благодаря прессе Каролина чувствовала, что за ней постоянно наблюдают. Теперь многим было известно, где она живет, и однажды днем она увидела, как совершенно незнакомые люди заглядывают в окна первого этажа ее дома. После того случая она распорядилась, чтобы шторы были задвинуты в любое время суток. Теперь, выходя из дома, лицо она прятала под вуалью.
Эмили позвала служанку и велела ей увести детей. После их ухода она посетовала:
– Мой муж этого не заслуживает. Почему люди такие злые? Даже мой родной отец его ни во что не ставит.
– Ну, – указала Шарлотта, – ты же знала, выходя за Джеймса, что папа его терпеть не может и…
– Не говори глупости, – осадила ее Каролина. – Это неправда. У вашего отца нет неприязни к Джеймсу.
– Газетчики задались целью его уничтожить, – сказала Эмили. – А Джеймс такой ранимый. Он не вынесет позора.
– Ты должна что-то предпринять, – обратилась Хелен к Каролине, остановив на ней взгляд, словно их мать обладала некоей магической силой, неким невидимым щитом, который мог закрыть их всех от любых невзгод, – и, бог свидетель, Каролина очень хотела, чтобы это было так, но пресса была грозным соперником, даже для нее.
Каролина отвернулась, с притворным интересом рассматривая семейный портрет на стене и вспоминая, как когда-то они с Уильямом высмеивали Ван Алена. Порой Каролина даже подтрунивала над зятем просто для того, чтобы в этом быть заодно с Уильямом. Вместо того чтобы оберегать дочь, Каролина действовала жестоко, безжалостно, а порой с особым удовольствием, отпуская колкости в адрес мужа Эмили – надеялась таким образом наладить свой собственный брак, давший трещину. «Разве хорошая мать так поступает?» – виновато думала Каролина. Предубеждение против Джеймса и остальных Ван Аленов никуда не делось, но она понимала, что ради Эмили обязана что-то предпринять, дабы защитить зятя от нападок газетчиков.
– Не придавай большого значения этой заметке, – посоветовала она Эмили.
– Мама, ты же понимаешь, что одной этой статьей дело не ограничится, – сказала Шарлотта. – Это только начало. Боюсь, газеты еще долго будут смаковать эту историю, и даже ты, миссис Астор, не сможешь им помешать.
* * *
Неужели Шарлотта права? Каролина отказывалась с этим смириться. Она все еще слыла самой влиятельной дамой Нью-Йорка, и до сих пор ей всегда удавалось склонять общественное мнение в нужную сторону. Однако пресса представляла для нее новый вызов. Она еще не научилась ею управлять, зато знала человека, которому были известны правила игры.
На следующий день она вызвала к себе домой Уорда Макаллистера.
– Спасибо, что так быстро откликнулись на мою просьбу, – начала Каролина, когда он появился в библиотеке в сопровождении Хейда.
– О чем вы говорите! – отозвался Уорд. – Да-да, я всегда в вашем распоряжении, моя Загадочная Роза.
Уорд был в лайковых перчатках лавандового цвета, на лацкане – фиалковая бутоньерка в тон перчаткам, высокий воротничок белой рубашки стоял по стойке «смирно». Как и многие светские щеголи, Уорд тщательно следил за модой. Даже Джек, входивший в пору возмужалости, отчаянно старался угнаться за новыми веяниями, хотя ныне популярные брюки в обтяжку, без стрелок, какие были на Уорде, его отнюдь не украшали. Юноша не мог сдерживать свой аппетит, хоть и знал, что полноват и грузноват. Бедняге не удавалось без приступки взобраться на коня, а когда он смеялся, живот у него колыхался, словно желе.
– О, пока не забыл, – сказал Уорд, присаживаясь на стул напротив Каролины. – У меня для вас очень интересное известие. Вы не поверите, что сегодня произошло! – Она видела, что Уорд очень взволнован. Он вскочил на ноги и стал перекладывать трость из одной руки в другую, словно это был театральный реквизит. – Выхожу я из клуба «Никербокер», и тут ко мне подходит репортер из «Таун топикс».
Каролина промолчала. Газета «Таун топикс» стремительно набирала популярность, становясь одним из наиболее читаемых еженедельников в городе.
– …И этот репортер заявляет, что я – цитирую – «кладезь информации о жизни светского общества».
– Так и есть, – ответила Каролина, почувствовав ностальгию по тем дням, когда они вместе планировали первый «бал избранных», продумывали малейшие детали ее ежегодного приема под открытым небом. Вдвоем они разработали правила этикета, которым должны следовать представители изысканного общества. Теперь ее добрый друг и деловой партнер больше интересовался новинками моды и заботился о том, чтобы о нем почаще писали в светской хронике. А недавно он даже позволил использовать свою фамилию в газетной рекламе вафель доктора Кэмпбелла для улучшения цвета лица, в которых использовался мышьяк.
– Хотите верьте, хотите нет, но репортер даже предложил, чтобы я написал книгу – свои мемуары.
– Мемуары? – Каролина чуть не рассмеялась.
– Именно. А затем стал расспрашивать о вас. Да-да.
– Вот как? – насторожилась Каролина.
– Он очень хотел бы побеседовать с вами, но, разумеется, я сказал, что об этом не может быть и речи. «Миссис Астор не дает интервью. Она очень закрытый человек, леди непревзойденной изысканности и высокого стиля», – сказал я ему. – Уорд расплылся в заискивающей улыбке.
Каролина не отвечала. Подобострастная манера Уорда была ей неприятна. Создавалось впечатление, будто за свои любезности он рассчитывал что-то получить, как и все, кто пытался добиться ее благосклонности. Это очень ее огорчало, ведь она полагала, что между ними сложились более искренние отношения, без лести и угодничества.
– Так прямо и сказал: «Миссис Астор не общается с газетчиками».
Макаллистер не преувеличивал. Если бы это зависело от Каролины, ее имя никогда не упоминалось бы в газетах. В первый раз она увидела свое имя в «Нью-Йорк таймс» – это было объявление об ее бракосочетании. Во второй раз – в пространной статье об ее ежегодном бале, в которой она была упомянута тринадцать раз как миссис Астор, супруга Уильяма Бэкхауса Астора-младшего. Всякий раз, когда она видела в газете второе имя Уильяма, воображение рисовало ей «удобства» во дворе. В тот же день она поручила личному секретарю заказать новые визитные карточки и настоятельно потребовала, чтобы отныне журналисты и все прочие называли ее только миссис Уильям Б. Астор.[22]
– А теперь скажите, – попросил Уорд, – о чем вы хотели со мной поговорить.
Каролина даже не сразу вспомнила о цели этой встречи.
– Вообще-то, мне нужна ваша помощь в одном деликатном деле, – ответила она, а про себя подумала: «Какая глупость! Разве ему можно доверять?». А ведь когда-то она действительно ему доверяла. Они подолгу обсуждали замужество Эмили и дуэль. Говорили о Шарлотте и Колмане Драйтоне – особенно в связи с тем, что Уильям знаться не хотел с будущим зятем. Именно Уорд убедил Каролину, что в обоих случаях она поступила правильно. Он всегда был готов выслушать ее и дать совет, когда ей больше не
