— А как же мы, твои дети?
— Ничего как то жили до этого, так и проживете.
Фарах на секунду колеблется, но после встает держа голову гордо и несмотря на то что на ее лице отпечаток крайнего унижения повернувшись к двери уходит. Через минуту директор подходит ко мне и садится рядом.
— Извини ее. Она еще не понимает какая ты замечательная. Он берет мои руки и кладет на свои ладони.
— Что вы делайте?
— Пожалуйста, обращайся ко мне на ты и называй по имени. Мы же скоро станем мужем и женой.
Я представить не мог, что настанет день когда ты скажешь да. Теперь я понимаю чего хотел все это время. Обещаю, что буду оберегать тебя от всех невзгод и любить до конца жизни.
— Но я не люблю вас!
— Не надо, не говори так. Я теперь для тебя просто Мирали и забудь все эти формальности.
Я уворачиваюсь и отстраняю его руки.
— Вы говорите это все так легко будто нечто обыденное. Вероятно думайте что я немного глуповата и пару банальных слов сумеют стереть с моей памяти тот факт что между нами почти треть века.
Я встаю, чтобы уйти, но он неожиданно хватает мою руку.
— Я пришел поговорить с тобой.
— Мне нечего сказать вам.
— Зато мне есть. Послушай Соф — он покорно опускает голову и при этом приобретает вид самого несчастного человека. — До этого дня я жил не чувствуя жизни. Мы с женой не любили друг друга. Это был брак по договору, но я не собираюсь ее бросать потому что знаю, должен нести ответственность за нее до смерти. Но когда в тот день ты протянула мне руку помощи во мне зародилось нечто необыкновенное. Да я признаю, что мне сорок четыре года. Но разве ты не замечаешь, как рядом с тобой я превращаюсь в двадцати летнего идиота. И я собираюсь сделать тебя счастливой. Понимаю ты видишь во мне старого и мерзкого типа покушавшегося на твою юность, но я обещаю сделать тебя самой счастливой. А я стану лучше таким каким ты захочешь меня видеть. Только скажи чего ты хочешь и я тут же исполню эту просьбу.
Он стоит с таким покорным видом, что на мгновение мне становится его жалко. Но к счастью в этот момент в комнату входит мама и ему приходится выйти из образа.
Она оставляет сухофрукты и тут же выходит. Я отхожу к окну и спрашиваю.
— Но как же ваши дети? Они мои ровесники.
— Фарах немного избалованная, но добрая девочка, а Амин тебя обязательно полюбит.
При упоминании этого имени у меня начинает темнеть в глазах и я теряю равновесие. Директор хочет удержать меня, но я отстраняю его руки.
— Позволь мне помочь тебе.
Он тактично помогает мне присесть. И вдруг мне становится грустно. Возможно он действительно меня любит, но что я могу поделать с собой ведь мое сердце испытывает к нему абсолютно другие чувства. Однажды я уже полюбила и теперь не представляю, как смогу принадлежать другому.
35
Соседи смотрят на меня возбужденными глазами говорящими об их потаенных презрениях. Но я теперь не настолько глупа, чтобы верить когда насмешливо говорят будто бы супружество — это истинное наслаждение. Я прекрасно понимаю, в двадцать первом веке изменены все законы и никто не обязан так рано ковать себя в рабские кандалы. Однако как бы меня не распирало я все же держу свои чувства в тисках. Эмоции остаются при мне вплоть до самого момента, когда мама начала прощаться с гостями. Но именно в этот момент, когда я осталась одна, в пустой комнате, среди всех подарков которых принес директор, тоска охватившая смертельной волной брызнула с глаз.
Я сижу размышляя о происходящем и пытаюсь внушить себе смирение чего требует наши традиции. Нилу чутким образом пытается успокоить меня, но слезы не кончаются, словно столетний ледник оттаивает в груди и превратившись в холодный водопад низвергается с моих глаз. Много раз я готова встать и крикнуть во всеуслышание, что не хочу этого брака, но вновь и вновь вспоминая слова мамы гоню все искушающие мысли прочь. Директор в это время пребывает в умопомрачительном состояние восторга, который лишает человека дара речи и выражается лишь в нежных взглядах. Когда он говорил с мамой все удивлялись каким галантным он может быть. От этого он кажется еще более невыносимыми. После смерти отца в моей душе все перевернулось, а сейчас заново повторяется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Закрыв глаза я вспоминаю как впервые познакомилась с Амином еще не зная его души и надеялась на нашу взаимную симпатию, а после одним жестом мне дали понять, где мое место и как после этого я боролась со страхами, и болью. Все это так сжато в памяти, что режет душу. Его нет на торжестве. И временами я представляю что он может чувствовать сейчас. Обижен ли он или смеется надо мной? Мой разум находится в смятение между долгом и чувствами. Те чувства никак не стираются с моей памяти и вопреки всему тихий ропот души говорит о неизбежном. Я понимаю что мои спокойные дни подходят к концу. Свадьба должна состоятся в середине июня и каких-то десять дней ограждает меня от пропасти в бездну. За эти десять дней мама должна приготовить все мое приданое, а я обязана сдать выпускные экзамены, и получив аттестат войти совершеннолетней в дом своего мужа. Таким образом я забываю о семнадцати годах своей жизни, ибо тот злосчастный день бесповоротно разделил мою жизнь на — до и после.
Но это странный итог для всех. Моя подруга так мечтавшая о счастье тайно живет в моей комнате не имея больше возможности вернуть свою прошлую жизнь. А мы раньше мечтали видеть друг друга подружками на свадьбах. Пройти весь путь который проходят беззаботные девушки. Вкусить радость замужества. С широким уверенным шагом вступить во взрослую жизнь и после продолжать жить в кругу своей дружбы. А теперь родители поклялись убить ее когда найдут за то что она якобы втоптала их имя в грязь. И мне стоило огромных усилий уговорить маму спрятать ее у себя.
— Сколько лести, — произносит она вытирая мои слезы. — Ты не этого хотела.
— Я уже не знаю чего хочу.
— Все эти годы ты была такой умницей, мечтала о благородном обучение.
— Все это было когда жил отец, а теперь вместе с ним я потеряла и чувства.
— И поэтому ты погребаешь себя заживо?
— А что если директор действительно меня любит?
— Их любовь не похожа на нашу. Ты еще не понимаешь, мы любим душой и сердцем, а они холодным рассудком и плотью. А он взрослый мужчина.
Я прошу подругу прекратить сыпать соль на рану. Потому что и так нагло обманывала себя пустой надеждой.
— Если ты действительно готова к вечным мукам, я больше ничего не скажу.
Директор дал за меня щедрый калынь и на следующее утро мама со своей стороны начинает собирать мое приданое.
В течение пяти дней она ходит словно в горячке. Ни какие мелкие детали не могут ускользнуть из под ее чуткого контроля. Она ходит по магазинам, ищет, выбирает, покупает относить обратно и снова покупает. В такие минуты глядя на нее можно подумать, что она отправляет меня на другую планету, а не выдает замуж. Она считает что вся наша семья вскоре должна подняться по социальной лестнице не понимая, что для этого я должна бросить себя в низ головой. Естественно я этого не смогла объяснить ей. Я не смогла сказать, что чувствую по отношению к Амину ибо это прозвучало бы глупо. Кто я такая чтобы могла осуждать директора и к тому-же друга отца. Мама со своим мягким сердцем видит в нем сияющий лик, который также должен озарит и меня. Несколько раз она подстроила так, чтобы мы столкнулись на улице, стараясь тем самым вызвать во мне симпатию к будущему мужу. К счастью наша первая встреча была короткой потому и прошла во дворе нашего дома. Но вторая произошла по дороге к районному магазину с которого я должна была докупить скатерть и салфеток. Он тоже отправился туда по какой-то причине и мы столкнулись у входа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Может прогуляемся? — предложил он, но так настойчиво, что мне ничего не оставалось как согласится. Я ругала мысленно маму за такую современную тактику в погоне за сохранениями старых традиций и пыталась найти должное оправдание, чтобы поскорей вернутся домой.
