— Я все это время был не прав, — вдруг начал он задумчиво поглядывая вдаль, — и постараюсь никогда не обижать тебя. Скажи что-нибудь. Я все еще не слышал от тебя ни слова.
Он сел на скамью рядом со мной ожидая ответа, но я продолжала молчать. Вдруг он резко обнял меня за талию и прошептал прямо в губы.
— Мне не нужна твоя покорность, мне нужна твоя любовь.
От услышанного я замерла на месте. Мне показалось он все знает и насмехается надо мной или мстит за сына и глумится. И набежавшая грусть так сильно вонзилось в сердце, что вся эта спокойная атмосфера самообмана вдруг опротивело. Я оглянулась вокруг, и стала считать сколько молодых пар проходят мимо. Их было несколько. Парни казались мне садоводами юных душ, а девушки самыми выносливыми цветками. Наверное я чувствовала себя униженной. Меня привело в ужас с какой наглостью этот человек может добиваться своего. В конце то концов как сказала его дочь яблоня от яблони недалеко падает. И я знала что мои опасения не были беспочвенными, сердце внезапно восстало против разума. Оттолкнула его и убежала домой.
Заперевшись у себя в комнате неожиданно задалась вопросом: — Правильный ли я сделала выбор? Не лучше ли было поддаться искушению и уснуть рядом с тем кого я действительно любила. Он бы тоже любил меня, будь я смелой и сейчас отец остался бы жив. А маме не пришлось бы бегать сломя голову в попытке спасти нас от нищеты. И тут я начинаю чувствовать желание открыть ему душу, чтобы он наконец понял, что обманывал себя все это время. Мне захотелось сказать: — Вы ошибайтесь считая меня глупой, на свете есть истинная любовь и я уже познала его.
Ночью когда все уснули я поднимаюсь и спрашиваю у Нилу.
— Может мне рассказать ему все?
— Ни в коем случае! — Шепчет она бросаясь ко мне, как будто боясь, что мой вопрос услышат другие. — Он тебя убьет! Или же ты желаешь себе смерти? Так не лучше ли выбрать другой путь.
— У меня нет выбора.
— Выбор всегда есть. Даже одуванчик оставшись тростинкой пытается сопротивляться ветру.
— Очевидно я слабее одуванчика.
— Ты самая сильная из всех кого я знаю, но не понимаешь, что можешь стать счастливой только обретя свободу.
Я прекрасно понимаю что она имеет в виду и закрыв лицо руками прислоняюсь к ее плечу.
— Я не могу.
— Послушай, через пять дней ты проснешься рядом с тем кому твоя душа будет абсолютно безразлична. К кому ты питаешь отвращение. Ему будет нужна только твое послушание и физическая сила. А его сын будет называть тебя, — эй. Его дочь будет презирать любые твои старания, а ты должна будешь лишь подчиняться им всем и смирится со своей судьбой. Так не лучше ли выбрать святую свободу?
— Ради родных я готова на все, даже на самопожертвование. Ты знаешь, как я люблю их. Это больше чем жизнь. Говоря все это я чувствую мудрое руководство разума и сама удивляюсь, вдруг заметив, что плачу. На этом заканчивается наш очередной разговор и мы оба притворяемся уставшими.
36
На утро я заставляю себя побороть грусть и как раз вспомнив об идеи мамы собрать напоследок класс, звоню всем. Нафиса неожиданно предлагает устроить пикник рядом со школой. Я соглашаюсь с ней и спрашиваю у подруги:
— Ты не обидишься если я пойду на пикник?
— Ну конечно нет. Это твои последние дни и потратив их на меня потом ты будешь сожалеть. Я знаю это наверняка ты захочешь вернуть время вспять, но уже не сможешь.
— Я не буду сожалеть.
— Но почему тогда я слышу в твоем голосе грусть.
— Это не грусть а…
— Сожаление?
— Нет, простая глупость.
— Это не глупость. Я знаю, как ты любишь такие веселья. Помнишь как в детстве ты любила играть под ванилью рядом со школой.
— Пожалуй это были наши самые лучшие дни.
— А потом мы тайно подкрадывались во внутрь школы и устраивали прятки в пустых классах.
— Я никогда не забуду эти дни.
— Я тоже не смогу забыть эти голубые стены, зеленую доску, деревянные полы, белоснежную парту за которым мы сидели. Окна с которых видели огромный стадион. Эта комната была для нас больше чем простым классом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Она была миром науки, которая вежливо приняла нас в свое общество и позволила обитать в своих драгоценных просторах.
— Это была маленькая вселенная в котором царствовало знание. Который открывал дремлющие в нас таланты. Я очень любила школу. Она была моим вторым домом.
— Там прошла вся наша жизнь.
— Все радостные впечатления которых я помню до сих пор почти все из этой части моей жизни. Знаешь, а моей первой учительницей была мама именно она открыла для меня двери в мир знания. Когда-то она сказала мне: "сила веры в знание." С тех пор эти слова стали для меня талисманом.
— Ты скучаешь по ним?
— Наверное тебе покажется странным, но когда уходишь из дома родителей становишься другим. Может я повзрослела или просто отупела от мук, но я не чувствую жгучее желание видеть их.
Я не смогла понять Нилу, но представила силу страданий, которые смогли вырвать из ее сердца все земные привязанности и найти единственное спасение в одиночестве.
— Что же ты стоишь! Раз это пикник, значит тебе надо приодеться.
— Меня устраивает мое платье.
— Тогда спеши!
Выхожу за ворота и как всегда настороженно прохожу мимо дверей директора, но вдруг слышу.
— Я не согласен!
— Разве мы будем мешать тебе жить?
— Мне только интересно почему ты выбрал именно ее. Разве мало других женщин?
— Это не твое дело!
— Да? Тогда мне пора.
— Ты никуда не пойдешь!
— Будешь приказывать своей молоденькой жене.
— Оставь его папа! Ему пора начать самостоятельную жизнь.
— А разве здесь он живет не самостоятельно?
— Эта девка совсем одурманила тебя.
— Перестаньте! — Произносит директор ударив кулаком о что-то твердое, так сильно, что заставляет меня вздрогнуть. А тем временем беседа на повышенных тонах переходит в гром.
— В конце то концов я имею право на личную жизнь.
— Но почему ты выбрал именно ее?
— Чем она не устраивает вас?
— Ну конечно, молодая оборванка, которая ничего хорошего не принесет в наш дом. Но раз ты опустился до таких как она не лучше ли было выбрать ту которая хотя бы могла позабавить.
— Амин! У тебя не осталось совести. Миллионы людей такие как она и это не значит что у них нет семьи.
— Хочешь сказать, что берешь ее для чаепития?
— Сынок пойми, двадцать лет я посвятил вашей маме. Но я ведь тоже человек.
Ты можешь со мной не согласится, но в глубине души ты знаешь о чем я говорю. Каждому в жизни нужен кто-то кто бы мог украсить серые будни в старости. Ты сейчас молод и возможно осуждаешь, но когда пройдут годы, то поймешь что я был прав.
— Я все понимаю. Поэтому ухожу.
Ворота открываются, и не в силах видеть его я бросаюсь в бегство. Помимо моей воли слезы начинают капать из глаз. Разумеется я не рыдаю потому что меня оскорбили. Но все что говорил Амин от части правда. Я плачу о мысли, что эти люди никогда не станут для меня родными даже если мне придется отдать им душу. Дойдя до ворот школы я судорожно оглядываюсь и скользя глазами по публике бессмысленно пытаюсь собраться с духом. Но то что было сказано Амином вонзилось в меня так остро, что боль проникает до глубины сердца. Несколько минут я стою незаметной для класса и уже почти решаю повернуть обратно как опоздавшая Санифа кричит позади меня: — Эй ребята!
И все поворачиваются на нас. Она подбегает ко мне и радостно взяв за руки тащит за собой.
— Поздравляю тебя.
Я быстро вытираю слезы.
— Как же тебе удалось заманить директора?
Мы подходим к остальным девушкам, и Нафиса услышав вопрос отвечает за меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну еще бы, он же такой богатый, и к несчастью ее сосед. Компания парней стоявшая в двух шагов от нас начинают смеяться.
Каром замечает Нафису.
— Ты находишь его красивым? — спрашивает он подтрунивая над ней с явными намерениями задеть.