он, понимаешь? Но что-то пошло не так.
— Р-р-р-р?
— Ну, почему-почему… Откуда я знаю, почему. Так… Так получилось.
— Р-р-р-р!
— Нахал ты. Любил, тебе говорят! Не веришь? Эх ты… Башка ты. Волосатая.
— Р-р-р-р.
— Что? Нечего безродной девчонке путаться с аристократами? Вот и я думаю, нечего.
Бурча себе под нос и помешивая зелье, незаметно для самой себя перешла на магическое зрение. Паутина, что опутывала парня, ослабла, нити из угольно-чёрных стали серыми, как пепел.
— Зелье!
Вот я растяпа, чуть было не проворонила! Отвлеклась…
— Тихо, тихо, — стала я уговаривать рассерженную густую массу. — Тише ты. Не кипятись!
Я потянулась к расставленным заранее пузырькам. Разноцветные, они выстроились в ряд на полу подземелья, словно готовые к бою солдатики или фигурки на шахматном поле. Итак, что тут у нас? Настойка Драконьей печали, удивительного растения, цветок которого состоит всего лишь из одного огненно-алого лепестка, что ровно в полночь сгорает, оставляя после себя красную пыль. Её и собирают, заговаривая. Стоит одна капля целое состояние, и разжилась я этим добром, понятное дело, уже после того, как посыпались на мою голову милости благодарного монарха. Полный набор редких настоек — один из бесценных даров. Ладно. Добавим щепотку сушёного горного мха — растение простое, но его свойство связывать все ингредиенты воедино сейчас очень кстати. Порошок из панциря алмазной улитки и пара пёрышек грифона, отданных добровольно, спасибо Колокольчику, мальчику моему любимому!
— Правильно ты хочешь сказать, парень, — продолжала я, не отрывая взгляд от бурлящего зелья, только бы не пропустить момент, когда надо снимать с огня! — Надо было самой уходить, первой. Когда война кончилась. Тогда всё было бы правильно. Но…
Быстро хватаю ручку — аййй… Никогда не пользуюсь перчатками, а потому вечно страдаю от ожогов. И пусть со стороны это выглядит нелепо, мне проще каждый раз лечить руку, чем заставить себя пользоваться перчатками, как все уважающие себя целители. Вот такая я. Неправильная. Вспомнила, как одна из преподавательниц, когда я ещё носилась с идеей учиться, сказала: «Нет, оно, конечно, работает, это твоё зелье. Но рецепт очень странный».
— Ну вот, — улыбнулась я чудовищу. — Ждём полчаса и будем поить тебя. Рассказал бы ты мне, друг, где ж ты шастал, когда с тобой это случилось, а? На какую такую гадость наткнулся ты в горах, горемычный. Я бы противоядие сварила, если бы знала, от чего…
— У-у-у-у, — донеслось из темноты.
— А… Ты всё об этом, — прикрываю глаза, напитывая варево силой. — Ты понимаешь. Умный учится на чужих ошибках, а дурак… Дура то есть. В общем, я радостно нашла себе те же грабли. Только на этот раз ещё более родовитые. Шутка ли, кузен короля! Ты ж его видел. И ка-а-ак наступила! С размаху. Не зажмурившись. Вот скажи, что за дурь допустить даже мысль.
— О чём? — раздаётся за моей спиной.
Мы с чудовищем аж подпрыгнули! Ну разве можно так пугать, а? Нет, ладно меня, а чудовище? Чудовище бы пожалел, ему и так бедному досталось!
Монстр ревёт, беснуясь, кидается на прутья решётки. Глаза наливаются кровью, в злобном рычании слышится: «Убить! Убить! Убить!»
Мысль о том, как долго стоял Ролан у входа и сколько услышал из моей болтовни, отступает на второй план, не до того сейчас.
— Посмотрите, Ролан, — не оборачиваясь к монсеньору и пристально наблюдая за чудовищем, начала я, словно ничего не произошло. — Пока я с ним разговаривала, он не проявлял агрессии.
— Конечно! — рычит монсеньор, явно рассчитывая составить конкуренцию заколдованному парню. — Ещё немного, и ты бы полезла поить его зельем!
— Именно это я и собиралась сделать, — спокойно смотрю в глаза, полыхающие гневом.
— Джоанна. Я тебя потерял, — меня привлекли к себе.
— В каком смысле? — удивилась я.
— Я не мог тебя найти. Уже ночь, девчонки всполошились. Тебя никто не видел.
— А… — я смутилась.
Неужели, и правда, забыла предупредить?
— Радует, что Колокольчик спокоен. Ему я доверяю, но сам успокоиться не могу.
— Ролан. А давай вместе?
— О чём ты?
— Вольём в чудовище зелье и посмотрим, что получится. Может, он…
— Джо. Ты правда считаешь, что между нами…
— Ролан, — прижимаю ладонь к его губам. — Пожалуйста. Не сейчас.
— Выходи за меня замуж.
Должно быть, каждая девушка мечтает услышать эти слова.
Глаза в глаза, низким, проникновенным голосом мужчины, при виде которого замирает сердце и кружится голова. И всё вокруг кричит: «Да!» Звёзды над головой, пузырьки в бокале с шампанским. Ну это если вдруг предложение вам делают на балконе особняка. Фрукты, шоколад, шампанское, звёзды. Это, конечно, совсем не обязательно. Всё вокруг кричит: «Да!» — вторя собственному сердцебиению и…
Счастье, в общем.
Мне сделали предложение в подземелье. На самом деле, всё было как надо: низкий, проникновенный голос красавца Ролана. Монстр перестал рычать, и его глаза кричали: «Да!» По всем законам жанра. «Да!» — кричали каменные стены, решётка камеры, где томился несчастный заколдованный парень, пучки полусгнившей соломы на земляном полу, остывающее зелье и то тихонько бурлило: «Да, да, да! Скажи уже да, что ты медлиш-ш-шь?!»
Медлю. Что ж я медлю-то, а? Может быть, потому, что в монстре, обхватившем когтистыми лапами прутья решётки и смущённо взирающем на нас романтики больше, чем во мне?
Нет, я далека от мысли, что со стороны Ролана это жестокий розыгрыш, но…
Должен же он понимать, насколько это нелепо!
Давай, монсеньор, вперёд! Опустись на колено, надень кольцо, которое стоит больше, чем весь форт вместе с этим подземельем. Солому вон подстели…
Нет, я не то чтобы мечтала о звёздах и шампанском. Меня бы и закат у водопада более чем устроил, а уж в небе на грифонах — вообще сказка, мне много-то не надо, я не принцесса какая-нибудь, мы люди простые, но… Но не в подземелье же!
Впрочем, Милосердная с ним, с подземельем. Дело-то вовсе не в нём. Злило другое. Да, мы целовались. Хотели друг друга? Отчаянно и неистово, было дело. Но о любви. О любви речи не было. Так зачем? С чего вдруг? Неужто кузен короля так заскучали в вынужденной ссылке, чтобы на ночь глядя в подземелье стоять на коленях передо мной, пусть и отличившейся перед короной, но женщиной без роду, без племени? Думает, я забыла, где моё место? Вы и вправду думаете, монсеньор, что после всего, что я пережила, об этом можно забыть?
— Джо.
Коленопреклонённый монсеньор изящно целует кончики пальцев возлюбленной, и… И ничего его не смущает! Вот ну ни капельки…
Глупо. Глупо и жестоко. Слёзы застилают глаза, и всё вокруг кричит: «Нет, нет, нет! Прочь, прочь,
