В таком случае Алиса специально выбрала двуколку, в надежде, что мы отправимся в маленькое милое путешествие – вдвоем по сельским дорогам – и оставим Франческу любоваться минаретами.
И вновь я встал перед одной из почти неразрешимых загадок мироздания.
Люди усложняют вам жизнь оттого, что чересчур глупы и не понимают, что не принято харкать в бокал с ликером – или, напротив, они чересчур умны и делают гадости намеренно?
Франсуаз облокотилась на бок пролетки с видом одновременно невозмутимым, отсутствующим и агрессивным, какой бывает разве что у определенных дам на углах проспектов.
Алиса Шталь сцепила внизу тонкие пальчики в такой позе, словно была беременна и должна была поддерживать выросший живот.
Девочки ждали от меня решения.
А. В пролетке только два места.
Б. Нас трое.
Уверен, даже Иль-Закир спасовал бы перед такой дилеммой.
Алиса Шталь ждала, что я одарю Франческу прощальным поцелуем и мы с моей старой знакомой направимся куда-нибудь в то место, где делают закат.
Точнее говоря, она ничего не ждала. Алиса вообще никогда ничего не ждет от людей – она уверена, что они станут поступать правильно, то есть так, как выдумалось ей.
Но.
Если человек женат, он может бросить жену посреди улицы и укатить с любовницей в экипаже – если, конечно, все состояние не записано на имя жены.
Если у него есть только любовница, то он с еще большей легкостью отпустит ее погулять, чтобы полюбезничать со случайной знакомой.
Однако между нами и Франсуаз нет того, что принято называть отношениями. Хотя она регулярно делает меня жертвой своего сексуального аппетита, мы договорились на том, что не выходим за рамки коллизии демонесса – человек, продавший ей душу.
А если мужчина променяет женщину-друга на женщину потенциальную любовницу, его надо просто пристрелить на месте.
Он все равно не жилец в этом жестоком мире, где не выживают глупцы.
Женщина-друг встречается так же редко, как рог единорога.
Но не мог же я предложить Алисе семенить за нами пешком.
Франсуаз понимала, что я попал в затруднительное положение. И даже не делала вид, что собирается помочь мне выпутаться.
В душе она садистка.
– Ладно, девочки, – сказал я.
После этих слов я улыбнулся так ослепительно, что вызвал световой шок у всех прохожих, обращенных в мою сторону.
Я потрепал Франсуаз по правой щеке – а надо сказать, что щеки у нее тугие и специально для этого предназначены.
Френки этого терпеть не может.
– Поезжайте вдвоем, – произнес я. – В любом случае, я собирался осмотреть городские фонтаны. Уверен, что вы не будете скучать в дороге.
Мысль о Франсуаз, путешествующей по пасторали на пару с кроткой занудницей Алисой, чрезвычайно развеселила меня. Я уверен, напряжение внутри экипажа достигло бы такой степени, что даже могущественному магу хватило бы подзарядить свои приборы.
Поэтому я добавил:
– Вы не будете скучать, Алиса Франческа расскажет тебе о заведении «Сладость муската», что в Кадмире. Она просто-таки обожает эту историю.
«Сладость муската» был садомазохистским борделем для лесбиянок. Франсуаз ненавидит, когда я напоминаю ей об этом случае.
Но ведь она сама напросилась.
Франсуаз посмотрела на меня так, словно собиралась кулаком пробить мне грудную клетку.
Затем она засунула два пальца в рот и свистнула так громко, что озолотила городские прачечные.
Можно было ожидать, что Алиса Шталь испуганно присядет или, по крайней мере, закроет уши тоненькими ручками. Однако она не шелохнулась.
Алиса с первой же секунды поняла, что от такой как Френки, можно ожидать чего угодно.
– Ты говорил про «Сладость муската»? – мрачно напомнила демонесса.
Она рассчитывала, что я пристыжусь и переведу разговор на другое.
– Эта история началась с того, – начал я.
Франсуаз пнула меня каблуком.
Все же она садистка.
Гнедая лошадь скакала через заполненные людьми улицы, и горожане предпочитали уступить ей дорогу.
Я озабоченно осмотрел оборванную уздечку.
– Френки, – произнес я. – Сколько раз я учил тебя не подзывать лошадь свистом, если мы оставили ее в конюшне?
– С чего началась история? – спросила Алиса Шталь.
Франсуаз вскочила на лошадь и взглянула на философиню сверху вниз. Демонесса выглядела, как суровая завоевательница, которой только что привели новую сотню тысяч рабов.
– Что там с твоим мудрецом? – спросила она.
Я обрадовался.
Ведь Френки могла и выматериться.
5
Пар поднимался над изогнутым горлышком стеклянного сосуда.
Человек смотрел в него. Смотрел не двигаясь, и даже его веки не вздрагивали, хотя он не отрывал взгляда от реторты вот уже несколько часов.
Лепестки пара изгибались перед его взором, обхватывая своими ладонями крохотную часть того, что называется универсумом. Они рождались в крохотном отверстии на вершине сосуда и растворялись в ничто.
Человек смотрел в них.
Он видел миры, рождающиеся и погибающие; между моментами их создания и смерти проходила не более чем доля мгновения; но за эту частицы секунды успевали вырасти и смениться миллиарды поколений, и каждое из них было уверено, что их мир – единственный.
Стол из черного дерева, изложенный книгами, Древними свитками манускриптов, заставленный ретортами и черепами редких магических тварей.
Человек, стоящий перед ним, не был человеком в полном смысле этого слова. Многие тысячелетия назад его кожа приобрела мертвенный синеватый отблеск, а зрачки растеклись, заполнив собою глаза.
Мубарраз, один из членов верховного синедрио на Гильдии некромантов, всматривался в будущее мироздания.
Двери за спиной Мубарраза растворились; но ни капли света не упало на украшенный мозаикой пол. В помещении с низкими сводами стало еще чернее; и только скелет дратианского крокодила злобно щерил оскаленную пасть, подвешенный к балкам.
– Мубарраз! Верховный владыка. Прости меня за то, что осмелился прервать твою медитацию.
Некромант повернулся.
Его рука с тонкими, но неестественно костлявыми пальцами провела над горлышком стеклянного сосуда. И пар перестал идти из него.
– Что случилось? – спросил Мубарраз.
Он знал – есть только одна тема, из-за которой его слуга осмелился бы прервать покой своего могущественного хозяина.
– Есть известия об этом наглеце? Жалком, ничтожном человечишке Закире, которого чернь называет мудрецом? Говори!
Слуга поклонился еще ниже.
Он знал, что новости, принесенные им, были скверны; он понимал, что они разгневали бы его великого господина, будь древний некромант способен на радость или же гнев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
