Опусы же 1 и 2 – безусловно забрендийского происхождения. Такие подробности об этих местах, о лесистой Лощине, где протекает Ветлянка{88}, ни одному хоббиту, жившему западнее Топей, просто не могли быть известны. Из стихов видно, что забрендийцам был знаком Бомбадил{89}, хотя о его могуществе они догадывались не больше, чем жители Хоббитании – о могуществе Гэндальфа: оба представлялись им героями добродушными, может быть, несколько таинственными и непредсказуемыми, но неизменно комическими. Опус 1 – ранний и составлен из различных легенд о Бомбадиле, бытовавших среди хоббитов. В опусе 2 использованы те же традиционные сюжеты, хотя здесь бранчливая перепалка Тома воспринимается окружающими как шутка – с удовольствием (однако и не без страха), и стихотворение это можно отнести к тому более позднему периоду, когда Фродо и его спутники уже побывали в доме Бомбадила.
Собственно хоббитанской поэзии, представленной в Алой Книге, присущи две основные особенности: пристрастие к причудливым оборотам и к вычурным размерам и ритмам, – при всей своей простоте хоббиты, безусловно, отдают предпочтение стихосложению искусному и изящному, хотя это не более чем подражание эльфийским образцам. Стихи эти только на первый взгляд кажутся легкомысленными и игривыми – со временем возникает ощущение, что за словами скрывается нечто большее. Особняком стоит опус 15, имеющий явно хоббитанское происхождение, однако написанный гораздо позже других и относящийся к Четвертой Эпохе. Опус этот включен в сборник, поскольку в верхней части листа, на котором он обнаружен, помечено: «Сон Фродо». Знаменательная пометка! Конечно, ни о каком авторстве Фродо здесь и речи не может быть, важно другое – стихотворение с такой пометкой дает четкое представление о тех темных, тягостных снах, посещавших Фродо каждые март и октябрь в течение последних трех лет. Оно же созвучно и традиционным представлениям о хоббитах, пораженных «безумием странствий», которые если и возвращаются в родные места, то становятся замкнутыми и нелюдимыми. Надо сказать, что в мироощущении хоббитов всегда присутствовало Море, но страх перед ним и недоверие ко всему эльфийскому преобладали в Хоббитании конца Третьей Эпохи, и недоверие это не вполне исчезло даже после событий и перемен, ознаменовавших завершение этой Эпохи.
Приключения Тома Бомбадила
Том веселый, Бомбадил, ходил в куртке синей,Шляпа – дрянь, зато перо – белое, как иней,Кушачок зеленый, кожаные штанцы,А ботинки желтые – хоть сейчас на танцы!Жил Том под Холмом, где исток Ветлянки –Родничок среди травы на лесной полянке.
Том веселый, Бомбадил, в летние денечкиПо лугам любил гулять, собирать цветочки,Пчел пасти и щекотать шмелей толстобоких,А еще любил сидеть у бочагов глубоких.
Вот однажды бороду свесил с бережочка:Золотинка тут как тут, Водяницы дочка,Дерг его за волосье, он – бултых в кувшинкиИ пускает пузыри, промочил ботинки.
«Эй, Том Бомбадил, – говорит девица, –Ты чего забыл на дне? Хватит пузыриться!Рыб да птиц напугал и ондатру даже.Шляпу, что ли, утопил и перо лебяжье?»
Том в ответ: «Искать не буду – холодна водица.Шляпу мне достань-ка ты, милочка-девица.Да ступай, спи-усни, где спала доныне –Под корнями старых ив в темной бочажине».
К дому матушки своей, в бучило на донце,Золотинка уплыла. Том прилег на солнцеСредь корней корявой ивы: мол, мы здесь приляжемБашмаки сушить и шляпу с перышком лебяжьим.
Тут проснулся Дядька-Ива, тихой песней соннойУбаюкал Бомбадила под разлапой кроной,А потом – хвать его: сцапал, прямо скажем,Тома вместе с башмаками и пером лебяжьим.
«Ох, Том Бомбадил, разве же учтивоЗалезать в чужой дом, даже будь он – ива?С тебя лужа натекла под древесным кряжем,Еще хуже – щекотаться перышком лебяжьим!»
«Дядька-Ива, отпусти! Что-то ломит спину –Не похожи твои корни на мою перину.Чур-чура! Глотни, старик, ключевой водицы.Баю-бай, спи-усни, как дочь Водяницы».
Дядька-Ива, услыхав это его слово,Бомбадила отпустил, запер дом и сноваЗакряхтел, забормотал, глядя сон древесный.Вдоль Ветлянки Том пошел – день-то был чудесный! –
А потом в лесу сидел, слушал по привычке,Как свистят, свиристят, чирикают птички;Над ним бабочки кружились, крыльями играя,Но под вечер встала туча с западного края.
Том спешит! Закрапал дождь, по воде текучейПобежали круги, ветер вместе с тучейНалетел, зашумел, и с листвы на темяБрызнуло. В нору нырнул – самое время!
А Барсук, белый лоб, – нора-то барсучья! –Барсучиха, черноглазка, и детишек кучаПонарыли ходов под холмом и ТомаХвать за плащ – поволокли в глубь темного дома.
«Ох-ох, Том Бомбадил! – в самом дальнем залеВкруг него они уселись и забормотали. –Влез ты чрез парадный ход к барсучьему роду.Только выхода там нет назад, на свободу».
«Слышь-ка, старый друг Барсук, брось-ка эти шутки!Недосуг мне тут гостить. Нету ни минутки.Черным ходом проводи, где шиповник белый.Почисть когти, вытри нос. Я сказал – ты сделай!Чур-чура, спи-усни на своей соломе.Ива спит и Золотинка – каждый в своем доме».
Тут сказали барсуки: «Просим прощенья!» –Проводили Тома в сад, прочь из помещенья,В страхе двери затворили и на всякий случайВсе землею завалили – спит народ барсучий.
Дождь прошел, почти стемнело, небо стало звездно.Погулял – пора домой, хоть еще не поздно!Том веселый, Бомбадил, дверь открыл, окошко,Засветил на кухне лампу – налетела мошка;За окном, видит он, полумрак сгустился,Звезды – ярче, юный месяц долу опустился.
Тьма ночная над Холмом. Со свечой шандальнойТом – наверх, скрипят ступеньки; вот он возле спальной.«О-хо-хо, Том Бомбадил! Я пришел из мрака!Я за дверью. Я тебя изловил, однако!
Ты и думать позабыл о кургане давнем,Об Умертвии с вершины, обрамленной камнем.А он вырвался на волю! И вот ждет могилаХладного и бледного Тома Бомбадила».
«Чур меня! Сгинь навек! Прочь, исчадье ночи!Прочь, загробный хохотун, огненные очи!Воротись на курган, на каменное ложе,Спи-усни! Спит Золотинка, Дядька-Ива тоже,И барсучий спит народец у себя в деревне.Вернись к золоту в подземье и к печали древней!»
Тут Умертвий – из окна, распахнувши ставни,Через двор и над стеной на курган тот давний,За ограду из камней, в темный склеп обратно,Дребезжа костями, мчится, воя неприятно.
Старина Том Бомбадил на своей перинкеГлубже спал, чем Дядька-Ива, слаще ЗолотинкиИ уютней, чем барсук иль Умертвий вечный,А храпел он, между прочим, будто мех кузнечный.
С первым светом, как скворец, он запел, свистая:«Дерри-дол, мерри-дол, приди, дорогая!»Он надел штаны и шляпу, выглянул в оконце.Шляпа – дрянь, зато с пером, а в оконце – солнце.
Мудрый Том Бомбадил был не без хитринки,Куртка синяя на нем, желтые ботинки,Где хотел, там и гулял – по лесной полянке,По холмам, по долам или вдоль Ветлянки,
Или в легком челноке по реке средь лилий, –И везде его ловили, да не изловили.Сам же Том поймал в куге дочь Водяницы:Дева пела песнь воды, ей внимали птицы.
Хвать ее, не отпускает! Сердце в ней трепещет,Цапли – в крик, ондатра – шмыг, куга воду хлещет.И сказал Том Бомбадил: «Вот моя невеста!В моем доме под Холмом – там твое место,За столом, где белый хлеб, желтый мед и масло,Розы все окно увили, стену всю и прясла.Не войдете ли в мой дом? Замуж не хотите ль?В бочаге какого мужа вам найдет родитель?»
Том веселый, Бомбадил, на свадебной пирушкеШляпу снял – из мотыльков венчик на макушке,А невестин венок – ирис, незабудки,Платье – зелень с серебром. Скворочьи побудкиТом свистел, гудел пчелой, поспевал за скрипкой,Горделиво обнимая стан невесты гибкой.
В доме всюду свет, а в спальне – белые простынки;Под медовою луной пляшет по старинкеРод барсучий, а на страже до утра, до солнца –Дядька-Ива, паветью брякает в оконце;Водяница же вздыхает в камышах в тумане,Слыша, как Умертвий плачет у себя в кургане.
Том веселый, Бомбадил, спал, не знал о том он,Что всю ночь был стук и бряк, топот ног и гомон,А на зорьке встал, запел, как скворец, свистая:«Дерри-дол, мерри-дол, моя дорогая!»На крыльце лозу строгал – будет корзинка,Пока волосы златые чешет Золотинка.
Прогулка Бомбадила
