Принцесса Ми
Очень малаИ очень милаПринцесса Ми, говорят,Блистают в прическеЖемчужные блестки,И золотом вышит наряд.Платочек на шееЗвезд серебрее,И паутинки нежнейНакидка из льна,Бела, как луна,А то, что поддето под ней, –Исподнее платье –Украшено, кстати,Узором алмазной росы.
В плаще с капюшономВ серо-зеленомТаится в дневные часы,В часы же ночные –Одежды иные,Сияют, как в небе звезда;В чешуйки рыбешкиОбутые ножки,Сверкая, ступают туда,На пруд танцевальный,Где гладью зеркальнойЗастыла вода в полумгле, –Там призрачен свет,Там легкий балет
Танцует она на стекле,И каждый шажок,И каждый прыжокСтежок оставляет на нем.
Глядит она ввысь,Где звезды зажглисьВ небесном шатре, а потомГлянула вниз,А там – вот сюрприз! –Принцесса по имени Ши,Такой же талант,К пуанту – пуант,Так же танцует в тиши.
И так же легка,И так же ярка,Но – страшно подумать! – онаВ пучине-то онойКнизу коронойВисит, а пучина – без дна!
И эта принцессаНе без интереса,Точнее, с восторгом глядит,Как книзу коронойВ пучине бездоннойДругая принцесса висит!
И только носочкиВ некоей точкеДруг друга касаются там.А где это «там»,Неведомо нам –Где вниз головой к небесам! –Познаний волшебных,На это потребных,Не хватит и эльфам самим.
От века донынеТанцуют эльфини:Танцует прекрасная Ми –Мелькают одежкиИ стройные ножкиВ туфельках из чешуи,Такие же ножки,И те же одежки,И туфельки из чешуи –Танцует прекрасная Ши!
Как Лунный Дед поспешил на обед
Лунный Дед был серебряно седи в серебряных башмаках,Венец из опала, но этого мало –поясок у него в жемчугах,А поверх всего серый плащ у него,под ногами – сверкающий пол;И вот хитрым ключом –ключ хрустальный причем! –тайный ход он открыл и вошел.
И с блаженной улыбкой по лесенке зыбкой,по ступенькам ажурным идет,Наконец-то он волен и премного доволен,что пустился в безумный поход.
Надоело ему век сидеть одномув лунной башне на лунном холме –Даже чистый алмаз уж не радует глаз! –и одно у него на уме:
Чтобы алый коралл на плаще засверкал,и рубин – у него на челе,Чтобы яркий берилл его жизнь озарил, –он решил побывать на Земле,Чтобы впредь не сидеть, без конца не смотретьна теченье светил, например:Скука – смерть! – эта твердь, и ее круговерть,и веселая музыка сфер.
Он на лунном бугре, когда все в серебре,в полнолунье мечтал на ЛунеНе о бледных огнях в бледных лунных камнях –о багряном и рьяном огне,Чтобы жарок он был, чтобы ярок он был,чтобы тлел в глубине уголек,Чтобы, ало горя, занималась заря,предвещая хороший денек.
Видел он под собой океан голубойи зеленых лесов океан,Но хотелось ему быть с людьми самому,чтобы сам он был весел и пьян,Чтоб смеяться, и петь, и горячую снедьпоедать, запивая вином.Ибо снежный был бел тот пирог, что он съел,лунным светом запивши потом.
Но на лесенке зыбкой это было ошибкой –размышлять о горячей еде:он ногами протренькал по скользким ступеньками сорвался, подобно звезде
Иль чему-нибудь вроде. Ночь была. Новогодье.И вот, путь в небесах прочертив,Все ступеньки минуя, в Бэл, в купель ледяную,ухнул – прямо в бурлящий залив.Так лежал он в водице и, боясь раствориться,свою жизнь поминал и Луну.Но как раз тут баркас, рыбаки тут как раз –потому не пошел он ко дну!Из воды неводок его вверх поволок –так он в лодку с уловом попал:Его хлипкое тело было зелено, белои мерцало, как мокрый опал.
А когда б рыбаки б не ловили там рыб?А когда бы не сеть, а крючок?«Есть тут город немалый, в нем же двор постоялый, –говорят, – там проспись, старичок!»В этот час неурочный в темноте полуночнойтолько колокол на маякеВозвестил похоронным гулким звоном об ономприлетевшем с Луны старике.
И – ни хлеба, ни соли, ни жаркого тем боле!До зари пробродил наш лунарь:Вместо пламени – сажа, вместо озера – лужа,вместо солнца – коптящий фонарь,И нигде нет людей, ни веселых затей,и никто ни о чем не поет,Только храп из домов – видно, спать он здоровна заре, этот смертный народ.
Он и в двери стучал, он стучал и кричал –все напрасно, повсюду молчок,Двери все на запор. Но вот видит он дворпостоялый, в окне огонек.
Бряк в стекло! Но на стук дверь открылась не вдруг:«И кого там опять принесло?»«Не найдется ль огня и вина для меня,древних песней прекрасных зело?»А хозяин в ответ: «Чего нет, того нет!Заходи, коль сойдемся в цене,Мы берем серебром, мы и шелком возьмем,так и быть, – пригодится жене».Чтоб ступить за порог, отдал он поясок,отдал он серебро и был радВсе отдать жемчуга за тепло очага,за все прочее – больше в сто крат!
Вот так Лунный Дед был разут и раздет,отдал плащ, башмаки и венец,Чтобы сесть в уголке при разбитом горшкеи чего-нибудь съесть наконец.Так сидел он над плошкой, деревянною ложкойскреб холодной овсянки комок.Поспешил Лунный Дед! Новогодний обедне готов – и сливовый пирог.
Перри-пекарь
Печальный Тролль сидел в Холмах,печальные пел песни:«На всей земле – увы и ах! –я одинок, хоть тресни.Давно ушла моя родня,ушла навек – о горе!Остался я, последний яот Бурных Гор до Моря.
Не златокрад, не мясояд,и пива не хочу я,А все же хоббиты дрожат,мою походку чуя.Ах, если б я бесшумно шел!Другие ноги мне бы!А так я весел, я не золи печь умею хлебы.
Всю Хоббитанию пройду, –подумал Тролль, – но тихо,И друга, может быть, найду,а то без друга лихо!»Он от Холмов всю ночь бежал,обувши мехом пятки, –Никто не слышал, не дрожал,не драпал без оглядки.
На зорьке в Норгорде народеще зевал спросонку.Бабуся Бамс идет, несетс печением плетенку.«О, мэм, – сказал он, – здрасьте, мэм!» –и улыбнулся мило.Не «мэм» ей слышится, а «съем»…И вот что дальше было:
Услышав этот страшный глас,Старшой Горшок с испуга,Весь красный, лезет в узкий лаз,да пузо лезет туго,Бабуся Бамс – домой, под стол,забыв свои печенья,А Тролль руками лишь развел,сказав: «Прошу прощенья!»
Визжит свинья, блажит овцаи гусь гогочет тожеПри виде тролльего лица,сказать точнее – рожи.Тут фермер Хряг свой эль пролил,тут Биллов Лай без лаяПустился прочь, а следом Билл –бежали, жизнь спасая.
Сидит у запертых воротпечальный Тролль и плачет,А юный Перри, он идет,к нему подходит, значит,И хлоп по шее: «Не дури!
Тебе, коль ты верзила,Снаружи лучше, чем внутри…»И вот что дальше было:Смеется Тролль: «Отныне мыдрузья, как понимаю!Давай, поехали в Холмы,ко мне на чашку чаю».А Перри вроде как струхнул,но, севши на закорки,Он крикнул: «Ну!» – ногами пнул –и замелькали горки.
Потом, как маленький, сиделу Тролля на коленке,Не столько пил он, сколько елватрушки, пышки, гренки,Калач, кулич, большой пироги маленькую сдобу –И съел он все, что только мог,но это все – на пробу.
Трещал огонь, и чайник пел,штаны по швам трещали,Тролль улыбался, Перри ел,немного помолчали.И Тролль сказал: «О чем бишь речь?Ах да! Тебя в учебуВозьму, и сам ты будешь печьи черный хлеб, и сдобу!»
Спросили Перри, где он был,что стал такой дебелый?А он ответил: «Чай я пили хлебушек ел белый».Спросили: «Где же задарманальют такого чаю?»Но Перри был не без ума,сказал: «Я сам не знаю!»
А Джек сказал: «Я видел сам,как Перри в чистом полеСкакал верхом вон к тем Холмам,скакал верхом на Тролле!»И все – кто пеший, кто верхом –они пошли толпою,И видят: холм, в холме же –дом, дым вьется над трубою.
«О милый Тролль, ты испеки, –они стучатся в двери, –Да, испеки, нет, испекинам сдобного, как Перри!»А он в ответ: «Не будет вамни хлеба, ни застолья!Я хлеб пеку по четвергамдля Перри лишь и Тролля.
Ступайте прочь! Мне не до вас!Не стойте зря у двери!Ведь то, что я вчера припас,вчера же слопал Перри!Бабуся Бамс, и Хряг, и Билл,вчера, по крайней мере,О хоббиты, я вас любил!Теперь люблю лишь Перри!»
На сытных троллевых харчахотъелся Перри! ВскореНе мог он влезть – увы и ах! –в свои штаны – о горе!По четвергам он приезжална Троллевы застолья:Росточком Тролль пониже стал,а Перри – ростом с тролля.
Вот какова его судьба,так в песне говорится:Пек Перри лучшие хлебаот Моря до Границы,Но все же хлеб его не стольхорош был, как те сдобы,Что пек ему печальныйТролль по четвергам для пробы.
Хлюпогубы
