вдруг помрачнело, глаза сощурились, потом расширились.
— Это что сейчас было? — ее тон не предвещал ничего хорошего.
Все сидящие в зале переглянулись. Только Аркадий остался неподвижен. Видимо вопрос предназначался ему.
— Что? — прикинулся он дурачком.
— Что значит “что?” — Яна набирала обороты, — ты подмигнул ей. — она ткнула пальцем в направлении Лики, сидящей через несколько кресел от Аркадия. — И губами сделал так… — она собрала губы в куриную гузку.
— Тебе показалось…
Яна развернулась к Даше.
— Ты видела?
Даша пожала плечами, помотала головой.
— Яна, прими таблетки. — устало бросила Лика.
— То есть вы уже вот просто так, при мне… — в голосе Яны зазвенела приближающая истерика. — перемигиваетесь…
— Яник, тебе показалось. — спокойно и твердо сказала Анна Сергеевна. — Никто никому не подмигивал.
— Сговорились, да? — подбородок Яны задрожал, — Анна Сергеена, вы с ними заодно? А я считала вас порядочной…
Аркадий обреченно вздохнул и пошел на сцену. Он подошел к Яне, попытался обнять ее за плечи, но она вывернулась, резко подняв руки вперед ладонями.
— Не трогай меня!
Но Аркадий не сдавался, бормотал что-то нудно-успокоительное. Яна вырвалась, залепила увесистую оплеуху Аркадию. Он схватился за щеку, отступил, умоляюще посмотрел на Дашу.
Даша вздохнула, крепко обняла Яну, что-то зашептала ей на ухо и направилась в сторону кулис, увлекая за собой Яну. Та обмякла и послушно пошла за Дашей, размазывая слезы.
Арадий остался стоять посреди сцены. Он растерянно развел руками. Физиономия у него была удивленно-виноватая.
— Я ведь тебе не подмигивал… — полувопросительно обратился он к Лике. Та безнадежно махнула рукой.
— Я вижу, вы уже репетируете. Молодцы. — послышался издевательский голос Бориса Павловича.
Анна Сергеевна подбежала к нему и стала что-то объяснять, энергично жестикулируя. Лицо Каргопольского выразило досаду. Он покачал головой.
— А Яна настолько доверяет Даше, что дала ей себя увести? — тихонько спросила я у Лики.
— Только ей и доверяет. Даша безнадежно влюблена в Давида.
— О, господи. Бедная Даша! — вздохнула я. — Как у вас здесь все запутано.
— Зато у тебя все предельно ясно. — неожиданно жестко ответила Лика.
— Ты о чем?
— Извини. — уронила Лика, пристально глядя на сцену.
— Что случилось?
— Ничего. Ты сможешь забрать пакеты? А то мне холодильник пришлось бревном подпирать.
Что с ней такое? Что произошло, пока я болтала с Мишкой, а потом с Вадимом? Ладно, вечером я к ней зайду, узнаю, почему эта нежная бабочка вдруг стала кусаться.
Борис Павлович хлопнул в ладоши.
— Не теряем время, господа артисты. Сцена Вальмон — Турвель.
— Турвель приводит в чувство Яну. — громким шепотом напомнила Анна Сергеевна.
— Да, да… Тина, подыграешь?
От неожиданности я уронила тетрадь с текстом. Актерское суеверие гласит: уронил текст — сядь на него и встань вместе с ним, иначе провалишь роль. Поэтому я как миленькая поползла под кресло. Пока я изворачивалась, пытаясь сесть на тетрадь, Борис Павлович подошел и протянул мне руку.
— Текст знаешь?
— В общих чертах…
Я ухватилась за его руку, поднялась с пола, как положено, крепко прижимая тетрадь к седалищу.
— Ну так вперед. — скомандовал Борис Павлович, продолжая крепко держать меня за руку.
Я пожала плечами, освободила свои пальцы, ничего не понимая, вскарабкалась на сцену.
Там уже стояла выгородка гостиной. Похожая на ту, что была в первой сцене, только ломберный столик с разбросанными картами стоит ближе к центру. Чуть поглубже — диван с резной спинкой раскрыл свои мягкие объятия. Рядом небольшая банкетка.
— Тина, подходишь к столику и перебираешь карты. — слышу я команду Каргопольского.
Довольно банальное начало, но слово режиссера — закон.
Я подхожу к столику, начинаю перебирать карты и привычным жестом, почти машинально переворачиваю три из них.
Пятерка пик. Тройка пик. Туз червей.
Что-то знакомое в этом сочетании… Пики, черви… это мечи и кубки.
Значит — Пятерка Мечей, Тройка Мечей, Туз Кубков. Эти же карты выпали, когда я спрашивала о причине бабушкиной смерти!
Сердце колотится в ушах, мне кажется, его стук слышен в зале.
— Вы одни, мадам. — слышу я за спиной голос Каргопольского.
Чертов фокусник! Вылез на сцену вместо Аркадия и не предупредил меня!
Ну ладно, сейчас я тебе устрою…
Я роняю карты. Те самые три, что перевернула. Каргопольский бросается их собирать.
Я роняю еще одну. Она падает картинкой вверх. Король пик. Он же Король Мечей. Каргопольский поднимает карту и протягивает мне.
— Не стоит… — произношу я слабым голосом, — кто-нибудь из слуг…
— Я так рад вас видеть. Жаль, что наша прогулка не состоялась.
Последние слова Каргопольский произносит медленно и значительно. Я понимаю, что они адресованы не мадам де Турвель, а Тине Блаженной.
— И мне жаль. — отвечаю я мимо текста, глядя на него в упор.
Я слышу, как в зале стихает обычный шепоток, все внимательно наблюдают за происходящим на сцене.
— Через неделю мои дела здесь должны быть закончены. — произносит Каргопольский с интонацией, достойной Вольфа Мессинга.
— Вот как…
— Однако, может получиться так, что я не смогу… уехать.
Снова не по тексту.
— Ну что вы. Вы должны ехать.
Я с трудом отцепляюсь от крючков его глаз, отворачиваюсь и иду к дивану, чувствуя, как он буравит мне спину взглядом.
— Вы по-прежнему хотите от меня избавиться? — спрашивает меня Каргопольский.
— Я хочу, чтобы моя благодарность к вам осталась неизменной. — отвечаю я, опустившись на диван.
Я верю в то, что говорю, в отличии от мадам де Турвель, которая сама не знает, чего хочет. А я знаю. Я хочу чтобы рассеялись мои сомнения. Хочу выходить на сцену со спокойной душой. Хочу, чтобы мое сердце надрывалось только от выдуманных трагедий.
А вот чего хочет от меня Каргопольский, по-прежнему остается загадкой.
— Мне ни к чему ваша благодарность. — жестко говорит он, — Я жду от вас… — два шага ко мне, — чего-то более… — еще два шага, — существенного. Последнее слово пришлось на последний шаг, и он опустился на колени возле меня.
В зале стоит мертвая тишина. Все пристально следят за нами, даже Анна Сергеевна не реагирует на нашу отсебятину.
— Господь наказывает меня за… легкомыслие. Я была уверена, что это не может со мной произойти.
— Что “это?”
Я молчу. Он берет меня за руку и повторяет:
— Что “это”?
Он крепко сжимает мои пальцы и смотрит на меня так, что все плывет перед глазами. В ушах звенит от тишины в зале. Я отворачиваюсь.
— Взгляните на меня…
Он так произносит эти слова, что я не могу отказать. Какой же актер этот Каргопольский! Я поворачиваю голову к нему, и в этот миг он поднимает руку и отбрасывает со лба прядь волос и я вижу
