— Вот ты сейчас продолжаешь так же себя вести.
— Как так же?
— Как избалованная генеральская дочка! — не сдержался я и резко надавил по тормозам.
— Зачем ты остановился? — Я же ничего ей не ответил, взял фонарь, открыл дверь машины, а в спину мне доносился бессмысленный треп принцессы: — Лучше быть такой же избалованной, как я, чем таким твердолобым, как ты.
Я подсветил темные участки дороги. Мне не показалось. Вдоль дороги были следы — и мужские, судя по размеру, топчущиеся на месте, и женские. Ну точно. С каблуком. И эта дура пошла вперед. Не в обратную сторону, к заставе, а вперед. И вот как можно назвать такую глупую женщину, чтобы не заматериться?
Я услышал, как открылась дверь.
— Сиди в машине, — крикнул принцессе, — Люба ушла.
— Ты хочешь сказать, что мы её пропустили или… О боже! — Настя прикрыла рот ладонями и вытаращила на меня свои голубые глаза.
Я сел в машину и надавил на педаль газа.
— Я хочу сказать, что Люба пошла в сторону Соснового. И я очень надеюсь, что она не встретила по пути медведя, на которого ты намекаешь.
— Ты уверен? — тихо спросила девушка.
— Как я могу быть уверен? Настя! — Слишком непривычно опять общаться с ней, спустя почти три месяца. — Ты сама сколько раз слышала от командировочных парней, что в этом году много шатунов по границе ходит.
— Я не о том, — взмахнула руками Настя и тут же уткнулась лицом в ладони, — я про следы.
— Да, уверен.
— Это же… это же…
— Верх глупости, ты хотела сказать?
Она мотнула головой.
— Идиотизм?
Опять мотнула и обреченно произнесла:
— Это кретинизм, Рома.
И так легко и соблазнительно звучало мое имя её голосом, что мне опять захотелось утащить девчонку куда-нибудь в уединенное место. Несмотря на её избалованность и вредный характер. Ведь есть же у нее плюсы. Она готовит хорошо. Да.
До сих пор помню её кофе и тушеную картошечку. Даже Вика такими вкусными ужинами меня не кормила.
Можно было бы погрузиться в воспоминания и попытаться отыскать еще парочку плюсов, существующих у Ворон, но на горизонте показалась фигура удаляющейся Любы.
Когда машина поравнялась с женщиной, я остановился и вышел, не глуша мотора. Люба смотрела на меня остекленевшими глазами.
— Давай руку. — Потянул противящуюся женщину на себя, приобняв, довел до машины, а затем аккуратно посадил на заднее сиденье.
— Ну ты как? Руки, ноги чувствуешь? Насколько сильно замерзла?
— Н-н-не знаю, — замотала головой женщина и зарыдала.
— Так, ладно. — Я захлопнул дверь и, обойдя машину, сел за руль. — Все равно у нас сейчас ничего с собой нет. Что скажете, женщины, куда едем? — Настя нахмурилась, а Любовь попыталась прекратить плакать. — Обратно или на Сосновый?
— А м-м-можно? — неуверенно произнесла Рассохина, и мне захотелось убить её недомужа.
— Нужно. Все, поехали.
По-хорошему Любе нужно было в Кастрюлино, сразу в больницу, не дай бог она отморозила что-то или как-то повредила ребенку. У меня в голове не укладывалось, сколько же нужно было выпить Андрею, чтобы додуматься до такого?
Да, безусловно, если он узнал о предательстве и измене, у него был повод возненавидеть её. Но чтобы в мороз зимой оставлять одну в лесу, да еще и беременную, — нет, в моей голове никак не могло такое уложиться.
Я переключил скорость на коробке передач и почувствовал, как на мою руку легла маленькая ладонь принцессы. Обжигающе теплая и мягкая, словно бархат. Мне понадобилась всего пара секунд, чтобы сделать выбор и принять решение.
Глава 14.1
Как же мне было страшно. Я была готова вцепиться в Калинина словно клещами, лишь бы он никуда не делся. Не скинул мою руку со своей, не отвернулся, не ушел. Как в тот раз…
Роман едва ощутимо вздрогнул, стоило мне прикоснуться к нему, я сама не поняла, как смогла уловить это. А потом потянулись длинные и казавшиеся мне бесконечными секунды ожидания, я бы, наверное, и до пяти сосчитать не успела, но сердце стучало как сумасшедшее, а воздух почему-то не доходил до легких. Мне было страшно. Очень.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И вот Рома вывернул свою ладонь и взял меня за руку, крепко ее сжав. У меня в тот момент закружилась голова и все поплыло перед глазами от накатившего облегчения. Я лишь прикусила губу и в ответ сжала его руку, тогда Калинин погладил меня подушечкой большого пальца. И все стало так просто и понятно, что хотелась закричать от нахлынувшей на меня безумной всепоглощающей радости.
— Насть, свяжись с парнями, скажи, что мы едем на Сосновый с Любой, а они пусть возвращаются на заставу.
Я кивнула и тут же ощутила, как в груди заныло, ведь придется отпустить Романа. Через силу, вынуждая себя, я высвободила из его захвата руку и потянулась к рации.
После того как связалась с подчиненными, не успела еще положить рацию, как Роман сам поймал мою руку. Я не стала сдерживать улыбку, радость переполняла меня настолько, что, не были бы обстоятельства такими печальными, хохотала бы в голос. Оглянулась посмотреть на Любу — та спала.
— Как ты думаешь, это плохо, что она уснула?
— Это закономерно — она согрелась и уснула. Плохо было бы, если бы она вырубилась в лесу.
Все оставшуюся дорогу мы молчали, на внешних воротах Соснового нас встречали — местный начальник, на лице которого было написано явное недовольство происходящим.
— Не сейчас Максим. Приедем на заставу — поговорим.
И мужчины правда, стоило только машинам заехать на территорию, скрылись в здании заставы. Я пересела на заднее сиденье и легонько потрясла Любу за плечо. Она вздрогнула и распахнула заплаканные глаза. Женщина была ненакрашенной, и я впервые заметила, какая она хорошенькая без тонны косметики. Даже распухший красный нос и такие же малиновые щеки шли ей больше, чем широкие угольные брови и толстые ресницы.
— Как ты?
— Не знаю, пальцы на ногах как будто распухли и покалывает.
— Не немеют? Я слышала, это первые признаки серьезного обморожения.
Люба выпучила на меня в испуге глаза.
— А есть еще не серьезное?
— Так же, как и ожогов, есть разные степени, Люба, я не врач, знаю лишь, что первая степень практически неопасная и проходит сама собой. Пойдем лучше в здание, — я мотнула головой, — в приежку, я не знаю, и посмотрим, что там с твоими ногами.
— Пойдем только в Досы.
— Тебе есть к кому?
За три месяца я была на этой заставе в четвертый раз и не успела ни с кем познакомиться. Знала лишь начальника заставы, его зама, старшину и штатного водителя.
— Да-да. К Чебрицову, он напротив старшины на первом этаже живет.
Я удивилась, но быстро взяла себя в руки. Чебрицов Владимир, первый зам, старший лейтенант, насколько я знаю, неженатый и живущий в Досе один. А значит, Люба явно не к знакомой подружке в поисках приюта пошла.
— Идти можешь? — тихо поинтересовалась я, когда мы вышли из машины.
— Да-да, Анастасия, спасибо вам, — всхлипнула Люба и, развернувшись, быстро зашагала к дому офицерского состава. Ну вот, а мы за нее переживали. Вполне себе нормально ходит.
Чебрицов открыл дверь не сразу, по мятому виду мужчины было понятно, что он уже спал. Но стоило ему увидеть заплаканную женщину, как он сразу же очухался.
— Что? — ошарашенно произнес он, отходя от дверного проема и пропуская нас вглубь квартиры.
Люба ступила за порог и, тут же развернувшись, перекрыла мне дорогу.
— Спасибо вам, Анастасия Анатольевна, но дальше мы сами. — Женщина хлюпнула носом и, проведя рукой по лицу, запахнула перед моим носом дверь.
Вот это номер. Хотелось бы мне себя сейчас видеть со стороны. Наверное, более ошарашенного происшедшими событиями человека трудно найти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я тряхнула головой и пошла искать Калинина — возможно, он внесет ясность в мою трещащую по швам картину этого мира.
Мужчины были в кабинете начальника и препирались на повышенных тонах.
— Простите. — Я стукнула костяшками пальцев по дверному косяку.
