– Голубую Гряду? – Рэнд посмаковал это название. Он помнил его по мыслям Палатона. Курсанты, бараки, дымящийся брен убийственно-холодным утром, ветер, завывающий над окруженным сизым горным хребтом плато, деревья тара в цвету… да, все это казалось домом. Странно, но возникшие в памяти картины напомнили Рэнду горы Нью-Мексико, где ему пришлось провести часть детства – неважно, что он никогда в действительности не видел гибких, похожих на папоротники деревьев тара.
– И Дом Волана, и школа Голубой Гряды находятся в другом полушарии планеты, – пробормотал Палатон.
– Но они ведь остались.
Чоя молча взглянул на него, и Рэнд задумался, неужели воспоминания, перешедшие к нему, сделали Палатона опустошенным, как будто их и не было. Он приоткрыл губы, желая ответить, когда заметил впереди темное облако трепещущих, покрикивающих существ, которые метались над выгнутой крышей машины, пролетали мимо окон.
Их крылья быстро подрагивали, разгоняя душный воздух. Рэнд заметил острые клювы и блестящие быстрые глаза, наблюдающие за ним, но тут вся стая взмыла в воздух и устремилась прочь.
В изумлении повернувшись к Палатону, Рэнд заметил, что тот улыбается.
– Ночные охотники, – произнес Палатон. – Шумные и любопытные. Должно быть, где-то рядом их гнезда – наверное, в одном из парков, – он устроился поудобнее в кресле и прикрыл глаза, всем видом желая прекратить разговоры и предоставляя Рэнду самому наслаждаться видами древнего города-крепости.
Техника, которую он ожидал здесь увидеть, так и не появилась, хотя теперь Рэнд знал, что она спрятана под землей. В разрывах туч виднелось пронзительно-синее небо. Рэнд прильнул к боковому окну, пытаясь запомнить виды города.
Когда Палатон очнулся от медитации и открыл глаза, они уже достигли пригородов. Рэнд разглядывал полевые цветы, которые заполняли каждый клочок земли и усеивали пыльные обочины дороги.
– Куда ты смотришь? – спросил Палатон, склонившись к окну.
– На цветы.
– А, «дневные мотыльки», – назвал их Палатон. – Они растут сами по себе, это сорняки. К полудню они увядают, их цветы засыхают еще до наступления вечера, а к полуночи головки опадают на землю. Но на следующее утро уже расцветают новые бутоны.
– Они живучие.
– Живучие? – брови Палатона приподнялись. – Они цветут всего полдня.
– Может быть, но растения видны повсюду. Подумай, какие у них должны быть корни – ведь их никто не поливает, им приходится самим вытягивать воду откуда только можно. И все-таки они растут. Ручаюсь, если по этой дороге перестанут ездить, они прорастут и на ней, между плитами.
Палатон долго и внимательно смотрел на юношу, а затем заметил:
– Измерить силу можно по-всякому. Об этом способе я не знал.
Впереди показался ангар. Рэнд увидел готовый к отлету глиссер, вокруг которого возился экипаж и механики, расчищая взлетную полосу и заправляя баки.
Рэнд взглянул на Палатона.
– Ты поведешь его?
Кожа на лице чоя залилась темным румянцем.
– В этот раз – нет, – ответил он. – Нам недалеко лететь.
Руфин ждала их, ее фигура была почти не видна за массивным хвостом глиссера. Этот тип был предназначен не для скорости, а для удобства. Чоя широко улыбнулась, заметив их.
– А, человек! Ты выглядишь гораздо лучше с тех пор, как мы виделись в прошлый раз.
– А у вас… у вас другая форма.
Руфин насмешливо оглядела себя.
– Ты прав – такую форму полагается носить императорским пилотам. Думаю, цвета мне идут. Интересно только, сможем ли мы приземлиться? Я слышала, что толпы узнали о предстоящем полете и двинулись маршем по дороге. Нам придется опередить их.
Палатон фыркнул и последовал за Руфин, на борт глиссера. Рэнд был не совсем уверен, что за звук издал Палатон, но реакция чоя показалась ему любопытной.
Они летели вслед за солнцем. Было еще совсем светло, когда они приземлились неподалеку от ждущей машины. Они опередили грозу. Там, где они очутились, было почти пустынно, открытые равнины простирались так далеко, насколько хватало глаз. Посадочную полосу не окружали сигнальные фонари. Палатон склонился и сорвал тускло-зеленое растение с желтым цветком в форме звезды.
– Тинли, – произнес он его название.
Руфин одарила его насмешливым взглядом.
– Любуешься цветочками и птичками, Палатон?
– Мальчику это интересно.
– Мальчик жаждет знаний, – сдержанно поправила она и взглянула на Рэнда. – Заменишь меня на обратном пути?
– Что?
Чоя пожала плечами.
– Чтобы вести такой глиссер, особенного умения не нужно. Не хочешь попробовать?
– Хочу!
Руфин не обратила внимания на суровый взгляд Палатона.
– Тогда буду ждать вас здесь, – произнесла она. – Только не позволяйте Земному дому обращать вас в свою веру.
Рэнд заметил насмешку в ее глазах.
– Они и пробовать не станут, – ответил он, будучи вполне уверен в том, как его примут.
– Может быть. В тебе есть что-то такое, отчего ты не кажешься инопланетянином. Так что кто знает, на что решатся эти типы?
Рэнд наблюдал, как она отвела насмешливый взгляд и посерьезнела. Он взглянул на Палатона.
– Неужели они совсем другие?
– И да, и нет. Существует три основных ветви чоя – Земная, Небесная и Звездная. Мы относимся к Звездной. Земные проявляют меньше склонности к технике, близко связаны с природой. Они искусно возделывают землю и разводят скот. Кроме того, они привыкли быть посредниками между чоя из Небесного и Звездного домов. Они всегда пытаются достичь равновесия. Может быть, обращение инопланетянина в свою веру покажется им важным шагом в обретении этого равновесия. Только не советую тебе поддаваться им.
Прошла доля секунды, прежде чем Рэнд понял, что Палатон слегка поддразнивает его.
– Руфин, – спросил он, – а можно мне будет попробовать посадить глиссер?
Палатон резко обернулся к нему, на лице Рэнда мгновенно появилось разочарованное выражение, а Руфин взорвалась смехом. Спустя момент напряжение на лице Палатона исчезло, и он еле заметно кивнул. Руфин взяла Рэнда за руку.
– Смотри вон туда, – сказала она. – За горы.
Там, куда она указала, гряды холмов вздымались до самых кобальтовых гор, заслоняющих собой даже солнце и кажущихся не отдаленными, а поразительно близкими. Перед горами Рэнд увидел строение.
Некогда оно тоже было горой, прежде чем ему придали форму и выдолбили изнутри, превратив в храм. Рэнд во все глаза смотрел, как оно возвышается на горизонте, загадочное и величественное, сложенное из белого и синего камня. Поразительная красота храма бросалась в глаза еще сильнее, когда машина приблизилась к нему.
Шпили храма пронзали небо, основание твердо вросло в землю. Арки и ворота образовывали настоящий лабиринт входов. Окна были открыты всем стихиям, и ветер завывал, влетая в них. Храм был почти так же высок, как нью-йоркские небоскребы, и обширен, как целый квартал города. Глядя на него, Рэнд понял, что где бы он ни оказался в жизни, этот храм навечно останется в его памяти как одно из чудес цивилизации. Когда они оказались еще ближе, Рэнд с удивлением обратил внимание на материал, из которого был сложен храм.
Он еще никогда не видел такого камня или мрамора. Он напомнил Рэнду виденный им всего раз в жизни Атлантический океан, его грозную синеву, прошитую полосами серой и кремовой пены. Глядя на храм, Рэнд представил, что само ясное небо над его головой, на котором не было и признака грозы, надвигающейся на Чаролон, и даже белые алмазы звезд были каким-то образом взяты, заключены в стенах этого храма и накрепко вкоренились в землю. Он с трудом перевел дыхание.
– Неужели они понимают, что сотворили? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
– Да, – низкими, глухими голосами ответил Палатон. – Как бы давно это ни случилось, они все понимали. Они связали небо с землей, и даже звезды не ускользнули от них.
Когда Рэнд опустил голову, он заметил чоя в длинном одеянии, идущую им навстречу. Машина затормозила и остановилась у ворот храма.
Палатон пригнулся и вышел. Он протянул руку Рэнду и произнес:
– Одной хорошей битвой можно выиграть всю войну.
Рэнд почувствовал, как забилось в ответ на эти слова его сердце. Насколько трудно будет бороться с существами, видящими Бога?
Глава 16
Кативар прошел по полутемному бару, остановился и бросил недовольный взгляд на чоя, который осмелился помахать ему рукой. Лицо Кативара было искаженным и мрачным от тусклого света. Заметив жест чоя, он нахмурился еще сильнее. Присоединившись к массивному, широкоплечему чоя, Кативар понизил голоса так, чтобы они были слышны только им двоим.
– Я уже говорил тебе, что не желаю встречаться в людных местах.
– В людных местах? – приглушить свои раскатистые голоса Малаки было трудно, золотистые крапинки в его глазах тускло заблестели, как руда в глубокой, темной шахте. – Здесь собираются выпить отбросы общества. А если кто-нибудь из них и окажется достаточно трезвым, чтобы разглядеть тебя, сомневаюсь, что он тебя припомнит или узнает.
