Поскольку у женщин нет усов, им нелегко в такие минуты. Леди Босток тяжело задышала, но это уже не то, выразительности меньше.
— Что же он у нас делает?
— Поттер считает, что его заслали на разведку. Видимо, так оно и есть. Шайки любят упростить себе дело. Зашлют кого-нибудь, он все разузнает, а потом откроет окно. Ты спросишь, что им тут понадобилось? Это ясно. Моя коллекция. Где Поттер застал субъекта? В музее. Где застал его я? Опять же в музее. Так и тянет к экспонатам. Вы согласны, Поттер?
Недовольный тем, что его отодвинули на задний план, Поттер все же признал, что согласен. Леди Босток по-прежнему дышала:
— Это очень странно!
— Почему? Моим экспонатам нет цены.
— Я хочу сказать — страшно.
— Такие люди идут на риск. Идут они, Поттер?
— Идут, сэр.
— Истинные черти, а?
— Черти, сэр, — окончательно смирился констебль.
— Он знал, что мы ждем Реджинальда, — рассудила леди Босток. — Но он же мог с ним встретиться!
— Эмили, ты не ребенок. Шайка его устранила.
— Как это — устранила?
— Ну как они устраняют? Ты что, не читаешь детективов?
Поттер увидел, что пришел его час:
— Звонят, миледи, и приглашают на старую мельницу, а там запирают. Или…
— …подсыпают снотворного в виски и уносят на яхту, — перехватил инициативу сэр Эйлмер. — Методов — сотни. Скорее всего Реджинальд лежит на раскладушке, с кляпом во рту. Где-нибудь в портовом районе. А, Поттер?
— Лежит, сэр. В районе, сэр.
— Или в трюме, плывет к Америке.
— Плывет, сэр.
— Очень возможно, — отрешенно прибавил сэр Эйлмер, — что его пытают огнем. Поттер, я вас не держу. Пива хотите?
— Хочу, сэр, — отвечал констебль, на сей раз с истинным пылом.
— Выпьете на кухне. А мы, — сказал баронет, когда дверь закрылась, — займемся делом.
— Каким, дорогой?
— Выведем на чистую воду этого субъекта.
— Эйлмер!..
— Что тебе?
— Может быть, ты ошибся?
— Не может.
— Ты подумай! Если он Реджинальд, Гермиона нас загрызет.
3
Баронет заморгал, как заморгал бы рыцарь, который скачет в бой и налетает на дерево. Африканские вожди, трепетавшие, как серны, при мановении его усов, удивились бы такой слабости в том, кто неподвластен человеческому чувству, — и ошиблись бы. Гермиону он боялся.
— М-да, — задумчиво сказал он. — М-да, я тебя понимаю.
— Она рассердится.
— М-да…
— Просто не знаю, что и думать, — развернула мысль леди Босток. — Поттер очень хорошо рассказывал, но мог и ошибиться. Вдруг это Реджинальд?
— Навряд ли.
— Да, дорогой, ты прав. Я и сама заметила — он какой-то странный. Пугается, что ли. Но…
Сэру Эйлмеру пришла в голову блистательная мысль:
— Разве Гермиона его не описывала?
— Конечно, мой дорогой. Я совсем забыла! Письмо в моем столе, сейчас принесу.
— Ну что? — спросил баронет через минуту-другую.
— Вот, пожалуйста, — отвечала жена. — Высокий, стройный, с большими сияющими глазами.
— А, что я говорил! Сияют у него глаза?
— Не сияют?
— Нет. Одно слово — яйца всмятку. Еще что?
— Он очень остроумный.
— Видишь!
— О!
— Что такое?
— Уильям знает его с детства.
— Вот как? Тогда зовем Уильяма. Где он? Уильям! УИЛЬЯМ! У-ИЛЬ-ЯМ!!!
Такие вопли редко пропадают втуне. Билл Окшот, куривший на террасе, размышляя при этом о своих горестях, влетел в комнату, словно его потянули за веревку.
Он понадеялся было (или испугался), что дядя при смерти, но быстро понял, что это не так.
— А? Что? — спросил он.
— Пришел наконец! — сказал сэр Эйлмер. — Как насчет этого субъекта?
— Какого?
— Который выдает себя за Твистлтона.
— В каком смысле «как насчет»?
— Господи! Ясно тебе сказано: «Как насчет субъекта?»
— Мы очень расстроены, Уильям, — объяснила леди Босток. — Дядя думает, что этот человек — обманщик, самозванец.
— С чего это вы взяли?
— Не важно! — рявкнул сэр Эйлмер. — Ты его знал?
— Да.
— Так, хорошо. А вчера узнал?
— Ну естественно.
— Не отмахивайся. «Естественно», видите ли! Когда вы виделись в последний раз?
— Лет двенадцать назад.
— Как же ты его узнал?
— Он такой же. Подрос, а так — такой же.
— Вы вспоминали прошлое?
— Нет, не вспоминали.
— Вот! Пожалуйста!
— Да он отзывается на Мартышку!
Сэр Эйлмер звучно хмыкнул:
— Еще бы! Что ж, ты думаешь, у самозванца не хватит на это ума? В общем, толку от тебя нет.
— Извини!
— При чем тут «извини»? Ничего, я сам разберусь. Поеду к Икенхему, у старого психа должны быть его портреты — как-никак племянник. Погляжу. Сверю.
— Как ты хорошо придумал, мой дорогой!
— Да, неплохо, — согласился сэр Эйлмер. — Просто осенило.
Он вылетел из комнаты, словно его метнула рука бразильского туземца. Пробегая через холл, он взглянул на Мартышку, который, словно убийца, вернулся на место преступления, в сотый раз вопрошая себя, сойдет или не сойдет.
— Ха! — заметил сэр Эйлмер.
— А, здравствуйте, — отвечал Мартышка, слабо улыбаясь.
Баронет посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрят на самозванцев, особенно если те пойманы на месте. Да, убедился он, вид у субъекта виноватый, мало того — подозрительный.
— Ха! — повторил он на бегу, устремляясь к своей машине.
Через несколько минут, нетерпеливо вырулив на дорогу, он повстречал другую машину. За рулем сидел лорд Икенхем, рядом — Салли.
Глава 6
1
Лорд Икенхем зорко взглянул на изгиб дороги и беспечно покрутил ус. Вид у него был такой, словно он едет на пикник. Он хорошо выспался, хорошо позавтракал и просто светился радостью. Одно выражение неплохо опишет предприимчивого пэра: как огурчик. Мы можем осуждать его методы, можем и качать головой, но не вправе отрицать сходства с этим овощем.
— Здесь? — спросил он спутницу.
— Здесь.
— Как ты уверенно отвечаешь!
— Я тут была, лепила этот бюст.
— Балбес не ездил к тебе в мастерскую?
— Конечно, нет. Вельможные особы не ездят к скромным скульпторшам.
Лорд Икенхем ее понял.
— И то правда, — сказал он. — Никак не привыкну, что Балбес — большая шишка. Для меня он — мордатый подросток, который перегнулся через стул, чтобы удобней было его бить. И я бил, страдая не меньше, чем он. Кстати, не верь — я искренне радовался. Да, все становятся старше, и это странно. Себя я чувствую двадцатилетним, а что до Мартышки — понять не могу, что он женится. Так и вижу его в матросском костюме.
— Какая прелесть!
— Нет. Мерзость. Матлот из оперетты. Но хватит о нем. Пришло время обсудить и стратегию, и тактику.
Голос его обрел ту звонкую легкость, которой боялся племянник.
— Стратегию и тактику, — повторил он. — Вот — дом. Вот — бюст. Надо соединить их, что я сейчас и сделаю. А?
— Я квакнула. Хотела спросить: «Как?», но вспомнила про Колумба.
Граф удивился:
— Дорогая моя, неужели ты беспокоишься из-за такой чепухи? Поверь, есть тысячи способов. Если я опущу усы, вот так, — похож я на слесаря?
— Нет.
— А если подниму — похож на репортера сельскохозяйственной газеты?
— Ни в малейшей степени.
— Так-так-так… Интересно, есть у Балбеса попугай?
— Нету. А что?
— Неужели Мартышка не рассказывал, что было на Мэйфкинг-роуд?
— Нет. Что же там было?
— Там был небольшой коттедж, укрепленный, словно замок, неприступные «Кедры». Но я проник в него с поразительной легкостью. Вот я за оградой, вот — в гостиной, сушу ноги у газового камина. Служанке я сказал, что мы пришли подстричь попугаю когти. Я хирург, Мартышка — мой ассистент, дает наркоз. Как же это он не рассказывал? Мне не нравится такая скрытность, есть в ней что-то болезненное. Да, хирург для попугаев мне особенно удался. Жаль, что у Балбеса их нет. Хотя это естественно — попугаев держат хорошие, добрые люди. Ну, как-нибудь войду.
— А потом?
— Это легче легкого. Прячу бюст под полой, завожу разговор с Балбесом и вдруг говорю: «Эй, что там?» Он оглядывается — я ставлю бюст. Пошли!
— Подождите, дядя Фред, — сказала Салли.
— Ждать, в такие минуты? Икенхемы не ждут.
— Пусть учатся. У меня план лучше.
— Лучше моего?
— Несравненно. И проще, и разумней.
Пятый граф пожал плечами.
— Что ж, послушаем, — сказал он. — Вряд ли он мне понравится.
— Это и не нужно. Вы сидите в машине…
— Ерунда!
— …а я отношу бюст.
— Смешно!
— Попытаюсь пройти незаметно, — продолжала Салли. — Но если меня заметят, я все объясню. Историю я придумала, а вы — нет.
